– Да и пушки для них тоже в новинку, – ответил Альварадо. – Во время прошлого плавания местные жители встречали нас радушно, на свою удачу, так что Грихальва артиллерию в ход не пускал.
– Ладно, пускай Агиляр поговорит с пленниками и растолкует им, что мы хотим мира. Будем ждать послов для переговоров.
Попавшие в плен индейцы были ни живы ни мертвы от ужаса. Далеко не сразу Херонимо де Агиляру удалось убедить их, что бояться нечего. Их накормили и отпустили с предложением заключить союз с непобедимыми чужаками из-за моря.
На следующее утро в лагерь испанцев действительно пришла небольшая делегация. Впрочем, о мире они говорить не желали. Лишь принесли еду и сказали, что через день прибудет большое посольство из самых знатных вождей всех окрестных племен.
Эрнан Кортес быстро сообразил, какие выгоды можно извлечь из этих переговоров. Началась обстоятельная подготовка к следующему приему индейцев. Артиллеристы щедро засыпали в самую большую пушку изрядную порцию пороха. Фернан, видя, как они рьяно фаршируют свое страшилище сыпучей черной смесью, только неодобрительно покачал головой. По его мнению, такого количества пороха хватило бы для того, чтоб взрывом пустить на дно самый большой корабль.
«Не разорвет ли пушку?» – мелькнула в голове тревожная мысль.
Впрочем, артиллеристы свое дело наверняка знали. В это же самое время одного из самых свирепых и яростных жеребцов дразнили, водя его неподалеку от гнедой кобылы. Конь желал присоединиться к подруге, но у людей на него были другие планы.
И вот в испанский лагерь пришла большая делегация индейцев. Все это были вожди, богато одетые и разукрашенные. Несмотря на недавнее поражение, гордости они не растеряли – даже вынужденная роль просителей не могла научить их униженному раболепию. Все же приблизились они, выражая искреннее почтение, с многочисленными поклонами и всячески демонстрируя дружелюбие. Генерал-капитан встречал их со всей строгостью победителя. Окруженный соратниками, хмурый и серьезный, он сидел в тени большой палатки.
Эрнан Кортес холодно обратился к посланникам.
– Мы пришли сюда с мирными намерениями, но вы этого не оценили. Вы встретили нас не так, как встречают друзей. Теперь же вы приходите как просители, чтобы похоронить тела павших. Сами же отказываете мне в просьбе о мире. Похоже, вы все еще не осознали того, кто победил в недавнем сражении.
Говорить ему приходилось не спеша, делая перерывы между фразами, чтобы Агиляр успевал переводить.
– Но мое терпение не безгранично. Наши храбрые союзники желают разделаться с вами за враждебные действия. Пока что мне удается их сдержать, но вскоре даже я буду не в силах усмирить их ярость.
После этого Кортес как бы невзначай сжал пальцы на левой руке и, повинуясь этому, заранее обусловленному, знаку, грохнула пушка. Взрыв был подобен грому среди ясного неба. Орудие фыркнуло пламенем и тут же окуталось огромным облаком черного дыма. У всех присутствующих заложило уши. Ядро, пролетев вдоль побережья, врезалось в верхушку одной из дюн. Во все стороны взметнулся настоящий фонтан песка. Не ожидавшие ничего подобного индейцы заволновались. Некоторые из них попадали на колени, другие в страхе закрывали руками головы, зажимали уши. Один, наиболее молодой, даже ринулся убегать. Но затем, оглянувшись и поняв, что все его собратья остаются на месте, устыдился и вернулся обратно.
Но на этом демонстрация испанской военной мощи еще далеко не закончилась. Настала пора жеребца. Его вели под уздцы два человека и направлялись они как раз к шатру, возле которого расположился Кортес. Индейцы, теперь уже знавшие по опыту, сколь грозны лошади в бою, опасливо сгрудились, стараясь оказаться подальше от невиданного существа. Внутри палатки, скрытая стеной плотной ткани, давно уже стояла гнедая кобыла.
Крупный жеребец, черный как ночь, с рыжими подпалинами на морде и вокруг глаз, быстро почувствовал близость самки. Он нервничал, фыркал, тряс смоляной гривой, порывался подойти поближе. Двое испанцев, повиснув на уздечке, с трудом его удерживали. Испуганным местным вождям, естественно, казалось, что зверь рвется именно к ним. Зрелище и в самом деле было угрожающее. Мощные копыта рыли землю, оскаленная морда тянулась вперед. Жеребец пытался встать на дыбы, брыкался, нетерпеливо прядал ушами, косил глазами. Все это сопровождалось оглушительным ржанием.
Альварадо, стоя рядом с Кортесом, изо всех сил старался сдержать смех. Он, как прекрасный наездник, отлично умел укрощать даже самых строптивых лошадей. Сейчас его искренне веселил неприкрытый ужас, запечатленный на лицах индейцев.
Кортес повелел увести жеребца и продолжил переговоры. Не скупясь на красноречивые сравнения, он объяснил, что эти существа – пушки и кони – суть могучие и беспощадные создания, знающие лишь одну цель – истребление врагов. Бороться с ними невозможно и любое неповиновение вызывает у них безудержную ярость. Лишь с огромным трудом ему самому удается до срока смирять их гнев. После этого Эрнан Кортес отпустил индейцев, разрешив им забрать тела павших соотечественников.
Сколь бы смехотворной не была эта демонстрация силы в глазах испанцев, на туземцев она произвела неизгладимое впечатление. Это почти цирковое зрелище убедило их в том, что сопротивление бесполезно. Уже на следующий день в лагерь конкистадоров пришло многочисленное посольство. Сообразив, что одними лишь продуктами не отделаться, на этот раз местные жители несли более существенные подарки. Испанцы с удивлением смотрели на золотые украшения, выполненные с большим искусством. Диадемы с подвесками, ожерелья, фигурки змей, уток и рыб. Все изделия поражали тонкостью работы.
Фернана особенно впечатлила одна статуэтка. Ярко блестевшая на солнце ящерица по длине не превосходила ладони, но все мельчайшие детали были отлично видны. Изогнутые лапки топорщились крохотными когтями, все чешуйки отлично прорисованы, глаза сверкали миниатюрными кусочками обсидиана. Она выглядела точной копией живого оригинала, только выполненная из золота. Изделий оказалось немного, но для конкистадоров они стали первым признаком того, что в этих краях есть драгоценные металлы.
Был еще и другой, не менее значимый подарок. В лагерь привели двадцать молодых и прекрасных девушек. Фернан с немалым облегчением убедился в том, что у местных жителей представления о красоте отличаются от индейцев, среди которых они с Себастьяном прожили столько времени. Эти девушки оказались и впрямь стройны, миловидны и привлекательны. Ни одна не щеголяла скошенным лбом, не сверкала спиленными зубами. У нескольких, правда, оказались татуировки, но все больше на руках или ногах.
Теперь туземцы, убедившись, что силой здесь ничего нельзя сделать, преисполнились к чужакам искреннего уважения и настойчиво просили мира. Кортес принял их милостиво. Больше не было грозных демонстраций и гневных речей. Главное, на чем настаивал генерал-капитан, это возвращение жителей в свои деревни. В течение всего двух дней мужчины, женщины и дети вернулись в родные дома.
Многие из них опасливо, но в то же время с истинно детским неуемным любопытством следовали за испанцами. Близко подходить не решались, но издалека во все глаза смотрели на невиданных чужаков, удивляясь незнакомой речи, странной внешности и привычкам. Конкистадоры к этому времени, спаянные муштрой и длительным походом, отличались хорошей дисциплиной. Держались они все больше группами, соблюдая разумную осторожность. Все помнили приказы Кортеса не обижать мирных жителей и потому, ввиду языкового барьера, контактов между испанцами и индейцами почти не было. Лишь несколько человек из ветеранов Грихальвы могли с горем пополам произнести два-три слова на местном наречии.
Кортес в это же время налаживал дипломатические отношения. Не обошлось дело без подарков. Он отлично видел, что испанцы и индейцы ценят вещи совершенно по разному. Какие-то яркие перья, пусть и очень красивые, но лишенные настоящей ценности для европейца, колокольчики, бубенцы, стеклянные бусы… Все это привлекало внимание туземцев и казалось им удивительно дорогим. Причем те же колокольчики ценились сами по себе, а вовсе не из-за металла. В глазах местных жителей медный был ничуть не хуже, чем золотой.
Всякого такого добра у конкистадоров хватало, и теперь любой вождь, получив грошовые стеклянные бусы, носил их со столь важным видом, как будто это императорская корона. В ответ испанцам досталось немало ценных вещей. В первую очередь – провизии. Кортес изо всех сил старался расположить к себе все окрестные племена. И снова потянулись долгие переговоры.
Агиляру пришлось весьма постараться, донося смысл всего сказанного до вождей. Речь шла о мощи Испании, а также ее короля – величайшего из правителей, чьими подданными стали отныне окрестные индейцы. Поверить касикам во все это было несложно. То, что несколько сотен воинов сумели разгромить их многочисленную армию, стало лучшим подтверждением могущества испанского монарха. Следующей темой оказалась религия. И здесь все прошло куда легче, чем конкистадоры могли ожидать. Индейцы соглашались креститься, спешно отрекались от своих идолов и кровавых жертвоприношений, а также дали добро на установку алтаря и большого деревянного креста. Фернана это крайне удивляло.
– Сложно поверить, что они с такой легкостью отреклись от своих бесовских истуканов. Может быть, стоило и нам с тобой попытаться рассказать дикарям об истинной вере, когда мы оказались в плену?
– Думаешь, Агиляр не пытался этого сделать, когда попал в лапы к этим людоедам? – насмешливо спросил Себастьян. – Легко отречься от ложных богов, когда ты ясно видишь, что сила не на их стороне. Помнишь, я тебе когда-то сказал, что несколько полков испанской пехоты быстро донесли бы до дикарей смысл Святого Писания? Куда быстрее, чем любой проповедник. И даже без переводчика. Как видишь, я прав. Стоило индейцам узреть, что их идолы им не помогают, как они тут же приняли бога победителей. Рабу или пленнику трудно бывает убедить в чем-то своих хозяев. А вот в обратную сторону этот принцип отлично работает.
Священник, падре де Ольмедо, тем временем продолжал свою деятельность. Проповеди его были великолепны. Но кто знает, многое ли индейцы поняли в переводе Агиляра? Фернан решил, что Себастьян действительно прав и в данном случае красноречие оказалось менее весомым аргументом, чем сила испанского оружия. Первыми местными жителями, принявшими христианство, стали подаренные конкистадорам девушки.
Среди них особенно выделялась одна. Как ее звали на самом деле? Любому испанцу было бы сложно это запомнить, но при крещении она получила красивое и звучное имя – Марина. Фернану она неуловимо напоминала погибшую Чику. Такая же невысокая, стройная и изящная, с длинными струящимися волосами и большими выразительными глазами. Просто красавица! Она стала наложницей Алонсо де Пуэртокарреро и многие местные девушки искренне ей завидовали. Быть избранницей одного из главных вождей этих удивительных и всемогущих чужаков! Редкая удача!
Марина с любопытством ходила по лагерю, с подкупающей простотой обращалась к конкистадорам, и пыталась с ними разговаривать. Она чутко вслушивалась в непонятные слова и старалась их запомнить. Она оказалась самым ценным подарком, поскольку была родом как раз из тех мест, куда собирался Кортес и, естественно, знала тот язык. У нее проявились необыкновенные таланты к изучению речи. Всего за несколько дней девушка выучила три или четыре десятка испанских слов и явно не собиралась останавливаться на достигнутом.
Пока Марина билась над чужим языком, предводители занимались своим делом. Кортес, окруженный капитанами и приближенными, опять вел переговоры, стараясь как можно больше узнать о раскинувшейся перед ними стране. Выуживать из касиков нужные сведения оказалось непросто. Разговор через переводчика был долог и утомителен. Заодно генерал-капитан, не жалея красноречия, убеждал вождей в том, что стать вассалами испанского короля – это великое счастье. Вопросы о золоте не дали вразумительных результатов. Здесь драгоценные металлы почти не встречались. Касики говорили, что его много дальше на северо-западе.
Вскоре речь зашла и о том, почему индейцы так рьяно нападали на прибывших.
– Вы вели себя недостойно, начав против нас войну, хотя мы хотели лишь мира, – строго сказал Кортес.
– Злой и лукавый человек, твой раб, который был у вас переводчиком, своими лживыми словами сбил нас с толка, – пространно объяснял один из вождей. – Из-за его обмана мы поступили несправедливо, напав на твое войско, мой великий господин.
– Надо было этого Мельчиора задавить, как гадину, лишь только у нас появился нормальный переводчик в лице Херонимо де Агиляра, – недовольно бросил Альварадо. – Дикарь останется дикарем, хоть ты его сто раз окрести.
– Вот Мельчиор и попался, – фыркнул Кортес. – Ну и далеко ли он убежал?
– Из-за его советов индейцы потеряли несколько сотен убитыми, – заметил Фернан. – Я бы не удивился, если они уже и сами его придушили.
После этого генерал-капитан обратился к вождю.
– Этот злой и неискренний человек будет и дальше сеять вражду между нашими народами, умножая неправду. Верните его нам, чтобы мы могли по достоинству наказать его за причиненное зло.
Выслушав эту же фразу, касик всем своим видом изобразил полнейшее раскаяние и что-то залопотал. Выслушав его, переводчик нахмурился и сказал:
– Вождь винится перед нами за то, что не сумел уследить за Мельчиором. Он говорит, что тот бежал и никто не может его найти. Но это неправда. Я утром вскользь слышал разговор двух индейцев. После того, как по совету перебежчика они напали на нас и потерпели поражение, самого Мельчиора тут же зарезали во славу богам на алтаре за столь плохое предложение.
– Туда ему и дорога! – со смехом озвучил эпитафию Альварадо. – Мельчиор так хотел попасть на родину. Ну что сказать? Тепло у них тут встречают блудных сыновей. Сидел бы лучше у нас в лагере. Глядишь, до сих пор был бы жив.
– Зачем же касик мне лжет? – нахмурился Кортес.
– Трудно сказать, – пожал плечами Агиляр. – Скорее всего, дело в том, что Мельчиора принесли в жертву языческим богам, а вождь видит, что мы относимся к ним с неодобрением.
Пробыв в этих краях еще несколько дней, конкистадоры вскоре все же продолжили свое путешествие. С жителями простились очень тепло, и оставалось лишь надеяться, что они и впредь будут столь же дружелюбны к испанцам. Корабли направились дальше.
Флотилия шла вдоль берега, испанцы гадали о том, что ждет их впереди, а Марина беспощадно терроризировала Агиляра. Она знала несколько индейских наречий, а теперь твердо вознамерилась выучить испанский. С безграничным терпением она слушала его и запоминала, впитывая новую информацию, как пустыня дождевую воду. Когда силы Агиляра иссякали, она переключалась на Фернана. Ведь он с горем пополам знал язык индейцев Юкатана, так что они могли общаться.
Гонсалесу пришлось нелегко. Временами казалось, что это воскресшая Чика, так Марина была похожа фигурой, мимикой, жестами. Сходство еще усиливалось тем, что эта девушка тоже активно учила его языку и училась у него сама. Себастьян, для которого Марина стала вечным укором совести, обходил ее десятой дорогой. Фернану же не хотелось отталкивать маленькую бедную дикарку, которая и так в жизни мало хорошего видела, судя по тому, что уже много лет провела в рабстве. И он прилежно помогал ей учить язык, да и сам постепенно осваивал местные наречия. Пуэртокарреро, похоже, совершенно не ревновал. Он был капитаном и времени свободного у него почти не оставалось. Однажды он даже поблагодарил Фернана за то, что тот обучает Марину испанскому языку.
6. В землях ацтеков
Вскоре, двигаясь все дальше вдоль побережья, эскадра прибыла в удобную гавань. Корабли остановились неподалеку от берега. Над мачтами взвились знамена. Местность была густо заселена, и долго ждать первой встречи с индейцами не пришлось. Не прошло и часа после того, как упали в воду якоря, как к главному судну приблизилось две крупные пироги. На них оказалось около полусотни мужчин. Они уверенно, без какой-либо робости поднялись на борт, как будто каждый день встречались с подобными чужаками.
Вот тут и пригодилась Марина. Переговоры продвигались тяжко. Агиляр переводил ей с испанского на наречие майя, она же переводила дальше на язык, понятный местным жителям. С другой стороны, без нее диалог бы вообще почти мгновенно зашел в тупик. Эрнан Кортес радовался своей удаче. Кто бы мог подумать, что цепь случайностей подарит ему переводчиков в лице Агиляра и Марины.