Закат Пятого Солнца

– Так можно откладывать решительные действия до бесконечности! – не сдержал нетерпения Фернан. – Попытка Кордобы неудачна? Давайте попробуем в следующий раз! Попытка Грихальвы неудачна? Давайте опять сбежим на Кубу! Неужели и мы тоже распишемся в своем полнейшем бессилии?! Опять вернемся и признаемся – нам не хватает решимости и отваги? Наша экспедиция укомплектована лучше некуда! Почти шестьсот человек, кавалерия, пушки. Солдаты поголовно ветераны! Кто-то ходил в походы в Новом Свете, с тем же Грихальвой, другие воевали в Италии или Африке. Вам самим-то будет не стыдно показаться на глаза губернатору?! Не надоело еще плавать сюда и раз за разом возвращаться ни с чем?

Фернан тоже сумел зацепить нужные струны в душах воинов. Гордость испанского кабальеро, потомка многих поколений храбрецов, воевавших за освобождение своей страны от захватчиков-мавров, была не пустым звуком. Расписываться в поражении никто не хотел.

Между тем толпа росла. Все новые конкистадоры вливались в нее, внимательно слушая спор Фернана Гонсалеса и Хуана Веласкеса де Леона.

– Эрнан Кортес лишь потому не хочет вернуться на остров, что справедливо опасается ярости губернатора. Для него дорога назад закрыта, так что он лучше погибнет здесь, чем вернется на Кубу. Беда лишь в том, что он ведь и нас вместе с собой погубит. У меня нет желания умирать из-за тщеславия и безрассудства Кортеса. Он переоценил свои силы – покорить такую страну войском в шестьсот человек невозможно. Все мы сейчас страдаем в результате его самонадеянности!

– Наш генерал-капитан ничего не боится, – парировал Гонсалес. – Трусу вообще не место в Новом Свете. Его отвага давно известна. И держит его на этом берегу не робость, а упорство. Если вам хватит решимости идти с ним до конца, то мы добьемся того, чего не достигли под руководством Кордобы и Грихальвы.

В дискуссию вмешались другие воины. У всех имелись свои соображения, и каждый спешил их высказать. Спор становился все более многоголосым. Фернан видел, что большая часть стоит за продолжение похода. Но вот сколько это продлится? В ближайшие дни нужно предпринимать решительные действия, иначе перспектива умереть от голода станет вполне реальной.

Отлично понимал это и Эрнан Кортес. Он собрал и выслушал всех приближенных. Неугомонный Педро де Альварадо между риском и безопасностью всегда выбирал риск, и предпочитал нападение отступлению. Возвращение на Кубу, он, по привычке не стесняясь в выражениях, назвал поступком, достойным самых жалких трусов. Также на стороне командира оказались и другие капитаны.

– Если вернемся обратно на Кубу, то губернатор обдерет нас до последней золотой побрякушки, – подытожил общее мнение Альварадо. – После чего еще и объявит изменниками. Так и на виселицу попасть недолго.

– А разве нас не простят ради того золота, которые мы привезем? – спросил Фернан. – В конце концов, мы обещали, что экспедиция окажется выгодной, а именно так оно и выйдет.

– Может, и простят, – пробурчал Кортес. – Но я уже насмотрелся на благодарность губернатора. Пример Грихальвы весьма показателен. Нет уж! Пришло время окончательно порвать с нависающей над нами тенью Диего Веласкеса. Да и разве в прощении дело? Вспомни наши разговоры на Кубе. Я же не ради золота отправился на запад.

Лишь теперь Фернан начинал понимать, зачем Эрнан Кортес в свое время приложил столько сил, отбирая верных людей. Вспомнились и давние слова о том, что рано или поздно многие подчиненные воспротивятся целям своего предводителя. Сам он полностью доверял генерал-капитану и не сомневался, что тот сумеет достичь небывалых успехов.

Ну а Кортес, сплотив вокруг себя сторонников, начал готовить их к решительным действиям. Его друзья говорили наедине то с одним, то с другим и убеждали каждого в том, что возвращение на Кубу бессмысленно. Что все золото уйдет губернатору, а они останутся столь же нищими, как и предыдущие экспедиции. На руку сыграл и пример Грихальвы, который не дождался от Веласкеса никаких благодарностей. В этих агитациях участвовали все преданные Кортесу люди и число их постепенно росло.

В одно утро генерал-капитан, заблаговременно отослав Диего де Ордаса с десятком солдат на разведку, собрал всех участников экспедиции и повел речь о том, что делать дальше.

Альварадо, Эскаланте, Пуэртокарреро и остальные дружно воспротивились возвращению на Кубу. Они потребовали не только остаться здесь, но и наконец-то прочно обосноваться. Было решено основать город. Хуан Веласкес и прочие сторонники губернатора оказались не готовы к такому повороту событий и не проявили достаточно решимости в возражениях. Обо всем этом тут же составили официальный акт, подписанный королевским нотариусом, сопровождавшим экспедицию.

Поселение получило название Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус – Богатый Город Истинного Креста. Знание юриспруденции очень помогло Эрнану Кортесу. Каждый город имел многочисленные права и подчинялся напрямую самому королю. Так экспедиция формально стала независимой и отмежевалась от губернатора Кубы Диего Веласкеса де Куэльяра. Веракрусу нужна была собственная администрация, и на все должности Кортес назначил верных ему людей. Сам он стал главным судьей города. Диего де Ордас и Хуан Веласкес, переговорив с недовольными людьми, начали выказывать протесты. Но ни к чему хорошему это не привело. Их схватили и заковали в цепи.

Веракрус стал городом пока лишь на бумаге. Внешне это был все тот же лагерь, укрепленный, полный хижин, с расставленными по периметру пушками, но назвать его настоящим городом язык не поворачивался. А главной проблемой оставался голод. Разрешив внутренние неурядицы, Кортес тут же переключился на пополнение запасов провизии.

– Раз уж индейцы не желают больше приходить к нам для торговли, мы, так и быть, сами пойдем к ним навстречу. Педро, собирайся в поход.

И вот Альварадо во главе группы воинов двинулся вглубь неисследованной территории. Затея была рискованная. Сотня солдат могла никогда не вернуться назад, растворившись в чужом краю. Местные жители старались не попадаться на глаза в пределах видимости стоянки испанцев, но кто мог сказать, как они поведут себя с небольшим отрядом, забредшим вглубь их земли? В распоряжении Педро поступило пятеро всадников и почти сто пехотинцев.

Однако, вопреки всем опасениям, через несколько дней отряд Альварадо вернулся без потерь. Это был настоящий успех. Прибывшие несли с собой огромное количество маиса, муки, овощей. Многие шли, будучи обвешаны живыми, тревожно квохчущими курами. Сам Педро, несмотря на успех похода, выглядел довольно мрачно.

– Торговли не получилось, – отчитался он. – Чертовы дикари в страхе разбежались до нашего появления. Некому оказалось раздавать колокольчики и бусы. Индейцы ведут себя настороженно и ничего хорошего от нас не ждут. Следуя твоим инструкциям, мы бы ни одного из них и пальцем не тронули, но нам так и не посчастливилось никого встретить. Вот, хоть еды набрали.

– Что интересного видел в походе? – спросил Кортес.

– Брошенные деревни! – фыркнул Альварадо. – И в каждом поселении храмы во славу этих языческих демонов. А два раза возле этих алтарей попадались нам тела жертв с вырезанными сердцами, изрядно покромсанные каменными ножами. Зачастую с отрезанными руками или ногами. Видать, наше появление отрывало дикарей от обеденного стола.

Стоявший рядом с Кортесом Алонсо де Пуэртокарреро содрогнулся от этих слов. Заметив это, Альварадо лишь поморщился. В отличие от многих других конкистадоров, у которых вид жертвоприношений вызывал суеверный ужас, в нем это зрелище будило лишь гнев.

– Не бледней ты так, Алонсо! – бросил Педро. – Слуги дьявола не имеют силы там, где есть добрые христиане, способные держать оружие в руках. Подожди, придет время и мы отучим язычников резать людей на алтарях.

Дни проходили за днями и ничего не менялось. Испанцы ловили рыбу, иногда уходили в небольшие разведывательные рейды, подолгу тренировались. Но времени свободного у конкистадоров хватало. Фернан все больше общался с Мариной. Девушка уже настолько бегло говорила на испанском, что Гонсалес только диву давался. Жила в ней некая невероятная тяга к познаниям. Так что Марина настойчиво изучала все новые и новые слова, расспрашивала Фернана о жизни за океаном, просила рассказать обо всем, что он знал. О людях, что там живут и о животных, что там водятся. О странах и городах европейцев, об их обычаях и религии. Охотно рассказывала и о себе.

– Я не родилась рабыней. Мой отец был вождем и правил городом неподалеку от столицы. Но боги призвали его в расцвете сил.

Услышав это, Фернан с трудом удержался от скептической улыбки.

«Какая же рабыня не мечтает иметь аристократические корни? Хотя… А вдруг правда? Этих индейцев не разберешь. Но вот слова о богах… Те чудовища, которым поклоняются местные жители, могут призвать человека только в свое царство, то есть в самый настоящий ад»

А Марина продолжала рассказ.

– Моя мать еще раз вышла замуж и, полностью отдавшись новым чувствам, забыла о своей дочери. Она продала меня в рабство. Я ее не виню. Я ведь теперь христианка, а священник говорил, что мы должны прощать обиды.

Постепенно Фернан все больше узнавал Марину и понимал, что она и впрямь сильно отличается от прочих девушек, подаренных испанцам. Остальные вполне довольствовались ролью наложниц, ни на что больше не претендуя. Привычные к повиновению, они делали то, что им говорили, полностью подчинялись своим новым хозяевам и не проявляли никакой инициативы.

Марине же этого было явно мало. Она в самый первый день заявила о себе, сказав, что знает язык ацтеков. Так из роли просто красивой любовницы она быстро возвысилась до уровня помощницы и советчицы. Марина оказалась сообразительной, быстро училась и обладала неисчерпаемой любознательностью. Она готова была часами слушать любого испанца, у которого находилось для нее свободное время. Так она все лучше осваивала чужую речь и начинала все больше понимать этих чужих удивительных людей, среди которых ей отныне предстояло жить.

Фернан решил, что никто другой лучше Марины не сумеет разобраться в тех приключениях, которые выпали на их с Себастьяном долю. Он вкратце рассказал ей обо всем произошедшем с ними в дебрях Юкатана.

– Скажи, ты знаешь, почему пленившие нас индейцы относились к нам как к вельможам?

Марина задумчиво нахмурила тонкие брови, помолчала немного и ответила:

– Земли индейцев майя очень велики и населены множеством племен. Там хватает различий в языке, обычаях и религиозных праздниках. Но я слышала о схожем ритуале, когда человека, избранного на роль жертвы, окружают почетом и роскошью.

– То есть, нас и в самом деле собирались зарезать? Тогда чего же дикари ждали?

– Вас, скорее всего, должны были принести в жертву в день какого-нибудь великого праздника. Сложно сказать наверняка.

Услышав это, Фернан испытал некоторое облегчение. До сих пор он иногда с раскаянием вспоминал о том дне, когда они с Себастьяном перебили восемь индейцев из своей свиты. Прячась где-то на дне памяти, это воспоминание порой выныривало, чтобы неожиданно укорить его за то, что они внезапно во время прогулки напали на охранников и устроили бойню. И хотя Марина не могла сказать наверняка, собирались ли их зарезать на алтаре, Фернан крепко ухватился за это ее предположение. Хотелось верить, что индейцы собирались принести своих почетных пленников в жертву. Это позволяло несколько облегчить груз вины. Ноша это и без того была тяжела, стоило ему вспомнить о Чике, которую он не сумел спасти.

– Ладно, а зачем один из индейцев ринулся навстречу смерти, спрыгнув с пирамиды?

– Принесение жертвы – это всегда угодно богам, – объяснила девушка. – Люди жертвуют цветы, птиц, бабочек, еду, кровь, сердца… Разным богам нужны разные дары. Это зависит от многих обстоятельств: времени года, хорошего или плохого урожая, определенного праздника. Ритуальное самоубийство – это очень почетная смерть. Возможно, тот мужчина устал от жизни или был болен. Может быть, к нему во сне явился кто-то из богов и позвал с собой. Сейчас уже сложно сказать наверняка.

Фернан, обрадованный тем, что наконец-то встретил человека, способного просветить его в вопросах жуткой религии индейцев, задал еще один вопрос:

– Хорошо, а что ты можешь сказать о таком украшении?

С этими словами испанец, порывшись в заплечном мешке, выудил из него золотую статуэтку, которая когда-то заинтересовала его и подтолкнула прибыть в Новый Свет. Блестящий желтый истукан все так же таращил свои круглые глаза и скалил в злобной ухмылке зубы. Марина с любопытством подалась вперед, но, увидев фигурку, отшатнулась. По лицу ее пробежала тень и девушка, сделав какой-то жест рукой, прошептала несколько слов. Потом подняла настороженные глаза на Гонсалеса.

– Где ты ее взял?

– Выиграл давным-давно в карты у себя на родине. Она откуда-то из Нового Света, как мне сказал ее прошлый владелец.

Первая реакция Марины удивила Фернана. Она ведь что-то шептала не на испанском, а на своем родном языке. Да и жест, сопровождавший эти слова, был непонятным – какое-то сложное переплетение пальцев и резкий взмах кистью в конце. Защита от сглаза? Любой добрый христианин перекрестился бы, если бы решил, что ему угрожает какая-то нечисть. Глубоко все-таки в местных жителях, даже в этой крещеной девушке, сидят их дикарские суеверия!

– Если я не ошибаюсь, то это бог-плут, – объяснила Марина. – У него много имен. Среди народов майя есть поверье, что один из богов Шибальбы в похожем обличии приходит в мир людей. Ты знаешь, что такое Шибальба?

Фернан кивнул. Он еще помнил рассказы индейцев о жутком загробном мире, где правили жестокие боги, находящие забаву в том, чтобы мучить попавших к ним людей. Дом Пламени, Дом Мрака, Дом, где правит гигантская летучая мышь-вампир. И это еще далеко не полный список ужасов. Что же, выходец из Шибальбы и должен выглядеть устрашающе. Прямо, как этот маленький истукан.

– Так вот, этот бог посещает наш мир, чтобы забрать с собой как можно больше живых, – продолжала девушка. – Он обманывает людей, завлекая их в трясину на болоте, подсказывая неверный путь в пустыне. Он насылает ягуара на охотника в лесу и крокодила на рыбака в реке. Этот бог внушает человеку безумные и опасные идеи с тем, чтобы тот, поверив в возможность их осуществления, погиб и попал на тот свет. И там умерший навечно будет во власти повелителей Шибальбы. А если это не помогает и человеку удается выжить, то бог насылает на него болезнь, которая убивает беднягу.