– Имея столько золота, мы с легкостью пополним наш отряд, набрав людей на Кубе, на Ямайке, на Эспаньоле, в Дарьене. В любой колонии нас примут с распростертыми объятиями. Уничтожение кораблей – это решительный шаг, но совершенно неоправданный риск.
Тут толпа расступилась. В сопровождении десяти человек подошел Педро де Альварадо. Он окинул окружающих внимательным взглядом, прекрасно понимая, что они обсуждали, и сказал:
– Генерал-капитан приказал взять с собой полсотни человек и отправляться в одно из ближайших поселений. У местных вождей какие-то разногласия с соседями. Нужно их помирить. Собирайтесь. Отправляемся прямо сейчас. Хуан, мне нужен надежный помощник в этом деле.
Почти все солдаты поспешили за Альварадо, а Фернан лишь проводил своего оппонента долгим взглядом. Он, как телохранитель Кортеса, оставался в Веракрусе. Рядом был и Себастьян. Именно на него Гонсалес выплеснул все свое возмущение.
– Нет, ну ты слышал?! Веласкес, наверное, думает, что может безнаказанно потешаться надо мной. Похоже, ему не повредит небольшое вразумление! Что он вообще понимает в индейцах? Он здесь впервые, ничего еще толком не видел, а уже берется судить! Кортес, конечно, запретил поединки, но моему терпению тоже есть предел.
Себастьян понимал, что тому нужно выговориться, а потому шел рядом молча, терпеливо дожидаясь, пока раздражение друга иссякнет. Мысленно он ломал голову над тем, как бы убедить Гонсалеса не конфликтовать с Хуаном Веласкесом. Это стало бы гибелью для Фернана. Он или сложил бы голову в поединке или попал на виселицу из-за нарушения запрета на дуэли.
– Скажу честно, что Веласкес во многом прав. Корабли могут стать для нас единственной возможностью связаться с Испанией. Губернатор Кубы будет всячески ставить нам препоны. Если, не дай бог, Пуэртокарреро не доплывет, то каравеллы наши нам еще пригодятся.
– Ты что, поддерживаешь заговорщиков? – изумленно воззрился на друга Фернан.
– Нет, я последую за генерал-капитаном, какое бы решение он не принял. Я лишь хотел, чтобы ты понял – аргументы Хуана не глупы. Он хороший солдат, и отлично представляет себе все трудности похода по незнакомой территории.
– Этому хорошему солдату, как я посмотрю, начала отказывать отвага! – пренебрежительно бросил Фернан.
Себастьян не стал спорить. Он прекрасно знал, что это неправда. Веласкес успел проявить себя в боях и никто не мог обвинять его в трусости. Сам Риос мечтал, чтобы Хуан искренне перешел на сторону Кортеса. Этот капитан, хладнокровный, храбрый и рассудительный, был очень нужен маленькому отряду, окруженному сотнями тысяч местных жителей.
Впрочем, вскоре причин для споров не осталось. Большинство конкистадоров поддержало своего предводителя и флот решили уничтожить. Немалую роль в этом сыграло и то, что Диего де Ордас на этот раз не проявил достаточного упорства в спорах с Кортесом. То ли вспомнил, как в прошлый раз оказался в цепях, то ли наоборот – был благодарен, что кандалы с него сняли довольно быстро, а ведь за бунт могли вообще повесить. Так сторонники Веласкеса уступили. Матросы, для которых эти каравеллы и бригантины были дороги, как родные дома, взялись за дело неохотно. Пришлось Кортесу лично проследить за выполнением своего приказа.
Фернан стоял на берегу, глядя, как море атакует вытащенные на мель корабли. Он утешал себя тем, что великие свершения требуют решительных мер. К Гонсалесу подошел Себастьян.
– Помнишь, как мы когда-то надеялись на прибытие хоть одной каравеллы, блуждая по дебрям Юкатана? – спросил он. – А вот теперь своими руками уничтожаем добрый десяток. Честно говоря, мне самому не верится. Не жалеешь, что примкнул к экспедиции?
– Нет, – тон Гонсалеса ничем не выдавал того волнения, которое помимо воли закралось в душу. – С таким предводителем мы добьемся небывалой славы. Хотя, может быть, погибнем все до одного. В любом случае, храбрый человек должен уметь рисковать.
В это мгновение ему вспомнились слова Кортеса, произнесенные во время прощания с Пуэртокарреро. Генерал-капитан не жалея отпускал в Испанию великолепный и быстроходный корабль. Сказал даже, что так оно и лучше. Видимо, уже тогда в голове созрел план утопить свой флот. Что же, лучшая каравелла уцелела. Точнее, Фернан очень надеялся, что она уцелела, и сейчас скользит по безбрежной морской глади на восток, в Испанию.
Волны с разгона обрушивались на подставленные гладкие борта и раз за разом откатывались, оставляя все более заметные повреждения. Обшивка уступала напору стихии. Рев прибоя заглушал треск ломаемых досок. Швы расходились, пропуская воду в трюм. Вот одна бригантина стала постепенно заваливаться на бок. За ней последовала вторая. Еще одно судно резко легло на борт, с размаха опустив длинную мачту в воду. В скором времени от флота, который был их единственным шансом на отступление, не осталось ничего, кроме обломков. Куски древесины подхватывало волнами и бросало из стороны в сторону. Некоторые из них вынесло к берегу. Как ни храбр был Фернан, но от этого зрелища даже у него екнуло сердце.
12. Вторжение в империю
Кортес велел уничтожить лишь корпуса кораблей. На каждом из них было по одной пушке, которые, естественно, сняли. Теперь артиллерия конкистадоров насчитывала кроме четырех маленьких фальконетов, еще и десять более крупных корабельных орудий. Паруса, якоря, снасти и лодки тоже сохранили. В будущем все это еще могло пригодиться. Матросы, которые поначалу впали в уныние из-за гибели судов, постепенно приободрились, очарованные красноречием Кортеса. Тот не скупился на обещания, да и дары, некогда присланные Монтесумой, подтверждали, что распрощавшись с морем и углубившись в эти земли, можно достичь небывалого успеха.
Пришла пора прощаться с Веракрусом. Храброго Хуана да Эскаланте, человека решительного и всецело преданного генерал-капитану, назначили комендантом города. В гарнизоне у него оказалось около полутора сотен человек. Оставлять меньше было нельзя. Тотонаки всячески демонстрировали свое дружелюбие, но испанцы отлично понимали, что полностью надеяться они могут лишь на себя. К тому же Куба недалеко. Кто знает, не пошлет ли Веласкес вдогонку за беглецами новую экспедицию, чтобы покарать наглецов? Так что Веракрус, построенный по всем законам фортификации, мог отразить любую возможную агрессию.
Крепость сама по себе являлась огромной ценностью. Это был порт, удобный выход к морю. Здесь хранилось все оснащение для постройки будущего флота. Наконец, именно в этой цитадели, возможно, придется отсиживаться, если ацтеки одержат верх в войне и начнут теснить испанцев. Для усиления гарнизона Эрнан Кортес оставил в городе четыре тяжелые корабельные пушки и пару лошадей. Распрощавшись с Эскаланте, которого он представил в Семпоале как своего лучшего друга и великого вождя, генерал-капитан в середине августа повел отряд вглубь новой, неисследованной земли. У него оставалось всего четыреста пехотинцев, пятнадцать всадников, десяток пушек и четыре десятка стрелков – тридцать арбалетчиков и десять аркебузиров.
Тотонаки в помощь конкистадорам дали тысячу воинов и две сотни носильщиков, назначенных тащить снаряжение и провиант. Также Кортес настоял на том, чтобы его сопровождало полсотни самых знатных индейских вождей. Соратники и союзники, они должны были помогать командовать своими подданными, а также содействовать в переговорах во всех городах, которые попадутся по дороге. К тому же, генерал-капитан посчитал нелишним иметь ценных заложников. Кто знает, вдруг тотонакам дружба с испанцами покажется обременительной, и они пожелают переметнуться к ацтекам.
Теперь эти касики, блюдя собственное достоинство, ехали на носилках. Выглядели они столь живописно, что поневоле можно было залюбоваться. Сережки в виде золотых дисков оттягивали мочки ушей. Ожерелья из небесно-голубой бирюзы и зеленого нефрита украшали их шеи. Яркие накидки из перьев укрывали плечи, а над головами возвышались пышные плюмажи.
Идти решили через Тлашкалу. Это горное государство, небольшое, но крепкое и воинственное, оказалось единственным, которое сумело отстоять свою независимость от властного Монтесумы. Укрытые природными бастионами скал, тлашкаланцы являлись врагами ацтеков, но друзьями тотонаков. Кортес рассчитывал, что они радушно встретят конкистадоров.
Фернан шел в пешем строю рядом с Себастьяном. Это была отборная полусотня, следовавшая прямиком за Кортесом и еще четырьмя всадниками. Передвигаться приходилось осторожно. Союзники, это, конечно, хорошо, но насколько им можно доверять? Власть Монтесумы велика. Возможно, он найдет способ перетащить тотонаков снова на свою сторону. Достаточно носильщикам с провизией намеренно или даже нечаянно отстать и конкистадоры в течение нескольких дней умрут от голода. За провиантом приходилось присматривать, так же, как и за артиллерией. По ночам испанцы постоянно следили за тотонаками, остерегаясь возможных неприятностей.
Гонсалес дивился выносливости индейцев. Они с истинно муравьиным упорством тащили всю необходимую поклажу: приличных размеров тюки с мукой, фруктами и лепешками, а также катили на лафетах небольшие пушки. Одевались носильщики просто – в обычные набедренные повязки. Длинные волосы они убирали в высокий пучок на макушке. Воины выглядели более солидно. В плащах и хлопковых стеганках, с украшениями из ракушек и перьев, они несли раскрашенные щиты, копья, дротики, деревянные мечи с обсидиановыми лезвиями.
Удивительным образом испанцы вскоре стали походить на местных жителей, отличаясь скорее светлой кожей и оружием, чем одеждой. Почти на всех конкистадорах белели хлопковые стеганки, многие шагали в плетеных сандалиях – в кожаных башмаках оказалось слишком жарко. На плечах у каждого второго развевался пестрый плащ, один из тех, что подарили тотонаки или послы Монтесумы. Другими словами, европейцы оделись по местной моде.
Шлемов насчитывалось около двух сотен, но сейчас их никто не надевал – солнце жгло немилосердно. Испанцы предпочитали шляпы с небольшими полями или береты. Стальных доспехов на все войско набралось около трех десятков, да и то были это не полные латы, а лишь кирасы, иногда с наплечниками и набедренниками. Копья, стальные или деревянные щиты, но главное – у каждого на бедре висел отличный европейский меч. С такими силами Эрнан Кортес отправился на покорение империи ацтеков.
Первые три-четыре дня похода прошли великолепно. Города следовали буквально один за другим. Гостей встречали радушно, чему немало способствовали касики тотонаков, помогая в переговорах. Жители этих поселений платили дань Монтесуме, и мечтали избавиться от такой тяжкой повинности. Испанцы нигде не задерживались, пополняли запасы и шли дальше. Дорогу здесь проложили уже давно. По ней ходили купцы, путешественники, воины, а теперь и отряд конкистадоров.
Они продвигались через чудесные тропические леса. Птицы всех возможных расцветок сновали над головами, оглашая воздух то мелодичными, то резкими криками. На ветвях виднелись самые разные плоды, пополнявшие рацион путников. Мошкары тут оказалось куда меньше, чем на побережье. Лишь жара постепенно изматывала, медленно, по капле выпивая человеческую выносливость. Впрочем, зной вскоре отступил – горы, маячившие на горизонте, постепенно вырастали и вот, наконец-то, отряд достиг первых отрогов. Белоснежные шапки венчали далекие пики.
Местность вокруг обезлюдела. Земля стала более каменистой, на смену буйству красок тропических джунглей пришли строгие темные колонны сосен. Люди поднимались вверх с трудом. Вскоре жара сменилась прохладой, которая постепенно превращалась в ощутимый холод. Ходьба помогала согреться, а на привалах жарко горели смолистые костры. Но все стало куда хуже, когда хвойные леса закончились, уступив место голому камню. Вокруг расстилались серые, неровные потоки некогда застывшей лавы, извергнутой давным-давно погасшим вулканом. Здесь почти не росли деревья, которые могли дать укрытие от ветра и снабдить дровами. Пополнить запасы еды было также негде. Голая пустошь, лишенная каких-либо красок, отлично продуваемая и до крайности унылая. Единственное спасение заключалось в том, чтобы пересечь этот кряж как можно быстрее.
Фернан упорно шел вперед, наклонив пониже голову, чтобы уберечь глаза от резкого, порывистого ветра. Начался дождь с градом. Вода медленно, но неотвратимо пропитывала хлопковый панцирь, лилась за шиворот. На дороге, которая казалась почти сплошь каменной, каким-то чудом все же появились грязь и лужи. Ни испанцы, ни индейцы не были готовы к такой перемене климата. Понурые, продрогшие, уставшие, они продолжали свой путь. А впереди возвышались заснеженные вершины.
– Что будем делать, когда дойдем до границы снегов? – непослушными губами спросил Фернан. – Мы уже и здесь замерзаем.
– Индейцы говорят, что перевалив через горы, мы быстро доберемся до теплых долин по ту сторону, – поделился сведениями Себастьян. – Вон, впереди стоит какое-то строение. Там сделаем остановку.
Отряд добрался до большого храма. В нем не оказалось ни одного человека, но пустым его нельзя было назвать. Каменные изваяния местных богов во множестве стояли внутри. Но что еще более важно – здесь лежали большие запасы дров. Испанцы так устали и продрогли, что на идолов даже не обратили внимания. Разведя костры, люди принялись греться и сушить одежду. Здесь же решили заночевать.
Фернан сидел у огня, медленно жевал лепешку и апатично разглядывал расписанные стены. Фрески изображали жуткие сцены жертвоприношений. Людям вырезали сердца жрецы в чудовищных масках. Кровь стекала по ступеням пирамид. Внизу стояли восторженные зрители. Впрочем, его подобным было не удивить. Мало ли подобных картин видел он на Юкатане?
– Разве не странно, что мы нашли пристанище в этом мерзком языческом храме?
Слова Себастьяна вывели Гонсалеса из задумчивости.
– Странно, что нас тут как будто ждали, – ответил он. – Крыша над головой, дрова… Честно сказать, я раньше бы не подумал, что смогу уснуть под сенью такой живописи, но теперь мы все так измотаны, что будем спать…
– Как убитые, – подсказал Себастьян.
– Плохое сравнение, – поежился Фернан, еще раз окинув взглядом окружающие их рисунки. – Нужно выставить дозоры. Я не удивлюсь, если посреди ночи дикарские жрецы внезапно нападут на нас, хотя здесь и спрятаться-то негде.
В это время справа послышался звон клинков и бодрый голос. Оказалось, что Хуан Веласкес де Леон взялся обучать одного из солдат какому-то сложному приему.
– И откуда у него только силы берутся, – озадаченно качая головой, спросил Фернан.
Сам он все еще злился на Хуана за давнюю размолвку, когда тот выступал против уничтожения кораблей. Гонсалес твердо вознамерился при случае лично проверить, чего стоит Веласкес в поединке, но сейчас чувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы даже просто взять меч в руки. В целом, люди, обогревшись и насытившись, заметно повеселели. Один из конкистадоров, не лишенный чувства юмора, принарядил высокую каменную статую, стоящую недалеко от огня. Он накинул ей на плечи свой хлопковый панцирь, на голову нацепил берет и утверждал, что так одежда куда быстрее просохнет. Лицо истукана, свирепое и угрюмое, выражало явное неудовольствие от такого непочтительного обращения.
На следующее утро все они вновь отправились в путь. К обеду сделали привал в еще одном храме, но ночь застала путников на открытой местности. Пришлось укладываться на ночлег. Дрова они тащили с собой еще с прошлой стоянки, но без теплой одежды на заснеженной поляне, продуваемой ледяным ветром, согреться было невозможно.
Фернан лежал, щурясь на пляшущее пламя костра и, засунув ладони подмышки, пытался их согреть. В эти минуты он радовался тому, что у него такой предусмотрительный друг. Ведь именно по совету Риоса он в свое время приобрел хлопковую стеганку. Теперь она хоть как-то защищала от холода. На голову он повязал большой кусок ткани, а поверх нее нацепил берет. Все это помогало мало. Горло и щеки мерзли. Зубы начали заметно стучать. Он закусил нижнюю губу, надеясь хоть так приглушить этот оглушительный, как ему казалось, лязг, но почти тут же прокусил ее до крови. Фернан привстал, чертыхнулся и непослушными пальцами принялся заматывать длинные хвосты своего платка вокруг шеи.
– Приободрись, Фернан, – прозвучал рядом голос Себастьяна. – Испанскому кабальеро не пристало душить себя удавкой из-за холода.
– Очень смешно, – пробормотал Гонсалес.
Себастьян же тем временем подал другу длинный плащ. Материя была тонкая, но сейчас радоваться приходилось и такому.
– Кортес приказал выдать. Не зря нам в свое время ацтеки, тотонаки и жители Табаско дарили так много этих накидок. Как будто чувствовали, что они еще ох как пригодятся.