Закат Пятого Солнца

Слова Веласкеса были полны угрюмой решительности. Он искренне верил, что истинному кабальеро не пристало пропускать подобные обвинения мимо ушей. За последние полчаса Хуан успел уже неоднократно примерить на себя и роль прощенного, и роль висельника, а теперь гадал, какой же из сюжетов окажется ближе к истине.

– А, все о чести беспокоишься?! – укоризненно воскликнул Кортес. – А честь тебе не подсказала, что дворянину непростительно бросать братьев по оружию в трудную минуту? Ты посчитал себя в праве влезть в глупую ссору и оставить отряд без начальника стражи! А если сейчас твой преемник, не обладающий пока опытом, допустит какую-нибудь ошибку и ацтеки пойдут на приступ? Ты на все наплевал: на нашу экспедицию, на жизни товарищей, на славу Испании, даже на свою молодую жену, которая в тебе души не чает! Думаешь, донну Эльвиру ацтеки пощадят, если сумеют взять дворец штурмом?! Она дочь вождя враждебной Тлашкалы! Ее смерть станет неописуемо ужасной.

Упреки Кортеса сумели поколебать Веласкеса. Он-то надеялся, что сумеет сохранить гордый и невозмутимый вид, даже если генерал-капитан сейчас озвучит ему смертный приговор. Лишь теперь Хуан понял, что Эрнан Кортес во многом прав. Командир назначил его на одну из самых ответственных должностей, а он не оправдал доверия. Имел ли он право выходить из себя, подводя всех соотечественников? А что если и впрямь новый начальник охраны дворца допустит где-нибудь оплошность, из-за которой все погибнут?

– Ты же знал о запрете дуэлей! Вот и что я сейчас должен, по твоему мнению, сделать? Повесить тебя и Мехию, лишившись одновременно одного из лучших капитанов и казначея? Или же простить вас, навсегда подорвав дисциплину в отряде, что обязательно со временем выйдет боком?

Веласкес, не находя слов для оправдания, лишь сокрушенно пожал плечами.

Так прошел день, затем еще один. Вешать нарушителей дисциплины Кортес, похоже, не собирался. Но и освобождать не спешил. Хуан, закованный в виде наказания в цепи, томился от безделья в отдельной комнате. Еду доставляли сюда же. Время текло безумно медленно.

На второй день к нему пустили Эльвиру. Девушка влетела в комнату с корзиной в руках, оставила ее у входа, а сама кинулась на шею Веласкесу. Он, досадуя на цепь, сковавшую запястья, даже обнять жену не сумел, лишь обхватил ладонями тонкую талию.

– Хуан, я так рада тебя видеть! – на странной смеси испанского и индейского произнесла Эльвира. – Малинче слишком строг к тебе. Я слышала, что ты схватился за оружие из-за оскорбления! Любой мужчина поступил бы так же.

Веласкес де Леон, успевший уже понять, что обвинения Кортеса во многом справедливы, лишь сокрушенно покачал головой. Девушка же продолжала беззаботно болтать, рассказывая последние новости. По всему видно было, что она пытается отвлечь мужа от мрачных мыслей.

– Меня раньше к тебе не пускали. Малинче сердился. Но я все же сумела его упросить. Не так и просто отказать в чем-то дочери вождя. Ему же нужен союз с Тлашкалой. Так что я его уговорила. Командовать стражей Монтесумы пока что поставили… – Эльвира скорчила осуждающую гримаску и старательно, по слогам выговорила. – Кри-сто-ба-ля де О-ли-да.

Слово для индейского уха было сложным, так что она с трудом его произнесла. Хотя, возможно, ее неодобрение вызвал сам тот факт, что почетное место ее мужа занял кто-то другой.

– Хорошо, что мое имя гораздо проще, – заметил Хуан. – И тебе не приходится так мучиться.

Эльвира рассмеялась и произнесла:

– Я тебе какао принесла, – и с гордостью уточнила. – Я сама сварила. Ацтеки его совершенно не умеют готовить.

Хуан еле удержался от смеха. Тлашкала, окруженная вассалами Монтесумы, годами находилась в торговой блокаде. И какао – дар жарких южных провинций, считался у тлашкаланцев огромной редкостью. Веласкес сомневался, что Эльвира вообще хотя бы раз пила его до того, как сама попала в Теночтитлан. Где уж ей было стать мастером в изготовлении этого напитка? Но забота жены казалась бесценной, дороже всего золота и всего какао на свете.

Эльвира достала из корзинки кувшин, венчик с золотыми лопастями и два глиняных кубка. Она старательно перемешала жидкость и налила Хуану. Он, не сводя глаз с жены, попробовал. Напиток оказался и в самом деле превосходным. Веласкес похвалил девушку и она слегка порозовела от удовольствия.

– Малинче несправедлив к тебе, – еще раз сказала Эльвира. – Я слышала, как твои солдаты жалели, что тебя посадили сюда. Они все очень ждут, когда ты вернешься.

Веласкес, слушая жену, лишь молча пил какао. Стыд и раскаяние жгли его изнутри, грозя свести с ума.

«А ведь Кортес абсолютно прав! Как можно было вот так срываться и устраивать схватку с Мехией?! Теперь ацтеки знают, что среди испанцев нет единства, да еще и на мое место поставили Олида. А вдруг он допустит какую-нибудь ошибку?»

Он смотрел на совсем еще юное, прекрасное, почти детское лицо Эльвиры, которая ни на секунду не усомнилась в муже и поспешила его поддержать и утешить. И вела себя так беззаботно, что, казалось, она ни о чем не беспокоится. Хотя Хуан и знал, что враждебный тлашкаланцам Теночтитлан, город посреди озера, из которого невозможно вырваться, внушал девушке ужас. Мужество Эльвиры вызывало восхищение, переходящее всякие рамки.

Они посидели еще немного, болтая обо всем по чуть-чуть.

– У меня в кувшине еще много какао, но я тебе больше не налью, – с лукавой улыбкой сказала девушка. – Ты, наверное, знаешь, что этот напиток утоляет обычную жажду, но будит любовную. Я не хочу, чтобы ты плохо спал ночами.

Веласкес захохотал, попытался обнять жену. Цепь на запястьях мешала. Она заливисто рассмеялась, сжала его ладони в своих, положила их себе на грудь. Потом приподнялась на носки, игриво укусила его за ухо и прошептала:

– Потерпи немного. Скоро ты вернешься ко мне. И тогда у нас будет море какао и море времени, чтобы утолить любовную жажду.

– Я подожду, – покладисто произнес Хуан.

Он зарылся лицом в ее иссиня-черные волосы, потом немного отстранился. Темные миндалевидные глаза девушки смотрели с лукавством.

«Господи, а ведь Эльвире тут и в самом деле очень опасно находиться! Дочь вождя Тлашкалы, она испытает все муки ада еще при жизни, если мы не сумеем удержать Теночтитлан под контролем и попадем в плен. Может, отослать ее домой, пока это еще возможно?»

Девушка увидела тень, набежавшую на лицо Хуана, но неправильно расценила его беспокойство. Внезапно посерьезнев, она пристально посмотрела мужу в глаза и произнесла:

– Твой командир ни за что не решится тебя казнить. Твоя жена – дочь вождя Тлашкалы, самого Машишкацина. У меня дома тебя очень любят. Малинче не захочет ссориться с союзниками. Но, если случится так, что он тебя прогонит, то Тлашкала примет тебя с почетом. Там ты будешь окружен таким уважением, которого заслуживаешь. Сейчас мне пора идти, – со вздохом призналась она. – Надеюсь, что скоро ты вернешься ко мне.

Хуан снова остался в одиночестве. Раскаяние еще больше донимало испанца. Эльвира так беззаветно верна ему. А ведь пока он сидит здесь, ацтеки могут попытаться освободить Монтесуму. Тогда всем конкистадорам грозит гибель. И такая же страшная участь ждет и Эльвиру. Она же достойна всего наилучшего. Странно. Вожди Тлашкалы отдали ее Веласкесу для укрепления союза с испанцами. Поначалу это был просто политический шаг…

Но теперь Хуан понимал, какое сокровище он нашел в лице этой девушки. Сокровище, более ценное, чем золотой клад, спрятанный во дворце Монтесумы. Нужно будет провести с ней обряд настоящего бракосочетания, как только он отсюда выйдет. Ничто этому не препятствует. Девушка крещена. Падре Ольмедо ему не откажет. Это будет равный и справедливый союз двух благородных любящих людей. И он укрепит согласие испанцев и тлашкаланцев. Но на смену этим упоительным мыслям вскоре пришли другие, куда более тревожные.

Кристобаль де Олид… Сумеет ли он совладать с Монтесумой? Кристобаль побывал некогда в плену у мусульман. Там он хлебнул лиха, попав гребцом на галеру. Однако сумел выжить и со временем получить свободу. Олид, после каторжной работы у иноверцев, отличался совершенно невероятной силой и был несомненным храбрецом. Но слыл человеком слишком прямолинейным и лишенным дипломатического таланта. Хватит ли ему бдительности, чтобы не попасться на уловки ацтеков? Монтесума хитер… Хуан знал это как никто другой. С другой стороны, ему ли сомневаться в Кристобале, когда он сам так глупо себя повел, ввязавшись в ссору с Мехией?

Веласкес де Леон встал и принялся бродить из угла в угол. Тяжелая длинная цепь, сковывающая ему руки, звенела на каждом шагу. Ноша была нелегкая, но Хуан и сам отличался большой силой.

«Вот к моим украшениям и еще одно добавилось, – хмуро подумал Хуан. – Я о таком подарке уж точно не мечтал. Зато ни один казначей не потребует у меня отчет о его весе или происхождении!»

Просидев взаперти несколько дней, Веласкес утвердился в мысли, что был неправ и дал себе слово не ссориться больше ни с одним испанцем. По крайней мере, до тех пор, пока ситуация не стабилизируется. Нельзя из-за своей гордости подвергать опасности жизни соотечественников и судьбу всей экспедиции.

Монтесума в это же время, весьма удивленный тем, что Хуан больше не показывается на глаза, пригласил к себе Кортеса.

– Мой доблестный брат Малинче, я надеюсь, что с моим другом Хуаном Веласкесом не случилось никакой беды? Успокой мою душу и расскажи мне, куда он пропал?

Кортесу совсем не хотелось рассказывать во всех подробностях о ссоре между двумя испанцами, равно как и о том, что Веласкес де Леон нарушил дисциплину. Слухи и так уже поползли.

– Разум Хуана помутился из-за непривычной жары, – отшутился генерал-капитан. – Он впал в буйство и принялся сверх меры размахивать мечом. Во всем виновато золото!

– Позволь мне поговорить с ним. Я уверен, что смогу смирить его буйство.

Отказывать императору Эрнан Кортес не захотел. Так Монтесума снова получил доступ к своему «лучшему другу». Уэй-тлатоани, желая подчеркнуть привязанность к Веласкесу, отправил его с делегацией ацтеков в Чолулу для сбора дани. Разумеется, каждый из послов императора, кроме должных налогов для казны, получил там столь богатые подарки от сановников, что Хуан вернулся богатым, как сказочный принц. Эрнан Кортес с тревогой ждал внезапного всплеска зависти от кого-либо из испанцев. Похоже, Монтесума твердо вознамерился перессорить конкистадоров.

Однако беда пришла совсем не с той стороны, откуда ее ждали…

29. Карательная экспедиция Нарваэса

Губернатор Кубы, Диего Веласкес де Куэльяр, отлично помнил о сбежавшей от него экспедиции. Кортес вышел из-под контроля. Он двинулся покорять новые территории вопреки пожеланиям своего начальника. Более того, этот наглец сумел даже отправить весть в Испанию, о чем Веласкес узнал уже слишком поздно. И все же на том корабле нашлись верные губернатору люди. Когда каравелла проходила мимо его острова, однажды ночью один из матросов бросился в море и доплыл до берега. Так правитель Кубы узнал обо всем. Что своевольный Кортес добился оглушительного успеха, что в Европу, к королевскому двору, направляется огромный клад золота, и что экспедиция не собирается останавливаться на достигнутом. Разъяренный Веласкес послал вдогонку целый флот, но было слишком поздно. Каравелла к этому времени находилась уже далеко в открытом море и спешила на восток.

Но губернатор был не такой человек, чтобы молча проглотить обиду. Собрать и снарядить новый отряд оказалось делом долгим, изнурительным и затратным. Последнее особенно выводило его из себя. Но он утешал себя тем, что все потраченное вернет сторицей. Вторая экспедиция пройдет по следам первой, арестует Кортеса и его дружков, а все имеющееся у них золото перейдет по справедливости к нему. Так рассуждал Диего Веласкес. И потому не жалел денег.

Огромный по меркам Нового Света флот из восемнадцати кораблей покидал Кубу. Восемьсот солдат, восемьдесят боевых лошадей, примерно столько же аркебуз, больше сотни арбалетов, пушки, порох… В этом отряде людей было вдвое больше, чем у Кортеса, да и вооружены они были гораздо лучше. Командиром губернатор поставил Панфило де Нарваэса – немолодого уже человека, опытного и решительного. Веласкесу оставалось лишь ждать, когда же Нарваэс вернется обратно, везя мятежников закованными в цепи, а золото – сложенным в бесчисленные сундуки.

…

Гонсало де Сандоваль обходил обновленные укрепления Веракруса. Только три дня назад строители закончили очередные работы. Результатом он остался вполне доволен. Высокие зубчатые стены, сложенные из камня, ворота защищены башнями с бойницами. Подходы затруднены новыми рвами и валами. Город неприступен. Все, как и просил генерал-капитан. Теперь тут можно настоящую осаду выдержать, даже против европейской армии, что уж говорить про индейцев, если те даже пожелают напасть.

Да и вообще он хорошо потрудился. После гибели Эскаланте в крепости царили самые мрачные настроения. Большую часть гарнизона составляли не солдаты, а бывшие моряки уничтоженных кораблей. Тоже люди храбрые, но все же не воины. Сильной власти не было, чего ждать от местных жителей, сказать никто не мог. На Гонсало, совсем еще молодого, даже подчиненные смотрели с предубеждением.

Но он взялся за дело энергично. Весть о сожжении Куальпопоки пронеслась по империи подобно урагану. Саму казнь Сандоваль хорошо помнил. Жестокое наказание… Однако она помогла оградить Веракрус от очередного нападения. Каждый губернатор, не желавший, чтобы этот ураган его зацепил, поневоле испуганно склонил голову. Никто больше не отваживался тревожить окрестности испанской крепости. Никто не хотел на костер.