«Думаю, в каждой стране мог бы быть создан этический суд чести психиатров, который бы стоял на страже моральной чистоты нашей профессии.»
«Думается, дельное предложение, – продолжает газета. – И не только для психиатров».
Вот именно, согласимся и мы. Только сначала ведь нужно бы поставить все с головы на ноги.
Следователи, судьи
Но может быть действительно круговая порука? Может быть именно коллектив сотрудников больницы защищает не столько Массовера, сколько честь своего мундира? Что ж, посмотрим еще три документа, три письма. Может быть, они что-то нам прояснят.
Письмо 1. От заведующего судебно-психиатрическим отделением больницы Чекмарева Д.А. – Генеральному Прокурору СССР, Рекункову А.М.
«Уважаемый Александр Михайлович!
Обращаюсь к Вам как к депутату Верховного Совета СССР и Генеральному прокурору.
Следственная группа прокуратуры г. Москвы ведет дело № 50842. И вот уже полгода лихорадит сотрудников судебно-психиатрической экспертизы от бесконечных обысков в любое время суток, неоднократных вызовов на допросы «с пристрастием» и заявлениями «пока вы свидетель». Не буду описывать и оценивать действия следователей в отношении моих коллег, а изложу собственный опыт общения с ними.
24.Х.86 г. я был вызван телефонным звонком. Мне не объяснили ни по телефону, ни в ходе «свободной беседы» цели вызова, ни в качестве кого должен я отвечать на вопросы. Процедура допроса как следователем Сабининым, так и следователем Малюкиным более чем странная. Допросы ведутся явно тенденциозно: мои доводы, аргументы сразу отметаются как заведомо ложные, любые объяснения встречают попытку отрицательного их истолкования. Во всем подозревается умысел, стремление солгать, «выкрутиться». Давая пояснения по акту судебно-психиатрической экспертизы – почему написал так и не приведено примера, – я отвечаю, что это обычная форма изложения, мне говорят: «нас не интересует обычная форма, а только этот акт». Вот почва для искажения действительности, тем более, что мою профессиональную деятельность анализируют люди, не имеющие представления о ее специфике. В ходе очных ставок с другими свидетелями следователь Сабинин задавал им наводящие вопросы, вкладывая в суть вопроса содержание ожидаемого ответа. Мне не верят и говорят об этом в глаза. Но верят другому свидетелю, который якобы «желает помочь следствию» по каким-то определенным соображениям. Все до мелочей направлено на то, чтобы деморализовать допрашиваемого. Допросы ведутся по 5-6 часов без перерыва и более. В кабинете следователя Малюкина нет графина с водой, стакана. На просьбу дать воды с издевательской усмешкой он заявил: «Вода у нас в туалете».
В отношении меня допускались действия, которые иначе, как шантаж с прямым давлением, не назовешь: то мне предлагалось быть «консультантом по делу», чтобы я указал «неправильные» заключения экспертиз, то назвать кто и за кого «просил» – с тем, чтобы «не озлобить следствие» против себя. Следователь, представившийся «просто Костей», увел меня из кабинета для беседы «один на один» и доверительно заверил, что если я буду помогать следствию, то «останусь по делу только свидетелем»… Следователь Сабинин «между прочим» заметил: сможет ли теперь окончить институт мой сын. Следователь Сокол на допросе 24.Х, ведя его, бегал по кабинету и кричал, что «напрасно отменены тройки, необходимо вернуть 37 год». «Всех нужно хватать и шить вредительство». Угрожал арестом. Звонил по телефону и кричал в трубку: «Подогнать машины и действовать, как договорились, и обязательно захватить пару наручников». Заставил пересесть в угол, крича, что теперь это мое место, к которому я должен привыкнуть, что «теперь меня всему научат» и т.д. Поигрывая мускулами, кивая в мою сторону, говорил, что из-за «таких» он давно не был в спортзале, и у него «чешутся кулаки».
Теперь я понимаю, что значит «колоть» допрашиваемого и чего стоят «правдивые показания», добытые таким путем.
Обыск проведен в ночное время с 24.Х на 25.Х без всяких на то причин, о чем можно судить по дате вынесения постановления об обыске, от 20.Х.86 г. Изъяты телефоны, выписаны из книг фамилии на дарственных надписях, адреса и т.д. Как я понимаю, теперь будут устанавливаться «порочащие связи». А на каком основании? Такое вторжение в личную жизнь считаю незаконным.
Беря от меня подписку по ст. 184 УК, следователь Малюкин пояснил, что даже сообщение кому-либо о вызове в прокуратуру, а тем более о том, что там происходило, является нарушением указанной статьи. А как мне объяснить отсутствие на работе в течение двух дней? Выходит, этой статьей можно прикрыть любое незаконное действие следователя.
Я, как и мои коллеги, испытываю большое разочарование, чувство беспомощности и бессилия доказать свою непричастность ко всякого рода махинациям.
Обращаюсь к Вам с единственной надеждой на то, что объективное вмешательство в деятельность не совсем объективных и не в меру «ретивых» работников следствия, поможет все поставить на свои места, оздоровит атмосферу расследования и обеспечит нормальную работу экспертов. А главное – будут приняты меры для сохранения объективности при осуществлении социалистической законности и охраны прав человека.
4.ХI.86»
Ответ на это письмо был буквально такой:
«Сообщаю, что Ваше заявление, адресованное в Прокуратуру Союза ССР рассмотрено прокуратурой г. Москвы. Изложенные в нем факты ПРОВЕРЕНЫ /выделено мной – Ю.А./. Нарушений закона при проведении следственных действий с Вашим участием /допросов, очных ставок, обысков/ не установлено.
Начальник следственной части Прокуратуры г. Москвы,
советник юстиции В.П.Конин».
Ну, что скажете, господа присяжные заседатели? Разве это не СТЕНА? Как это факты «проверены»? Кем? Когда? Почему об этом ничего так и не узнал автор письма? И почему письмо Генеральному Прокурору СССР оказалось в Прокуратуре г. Москвы?
И ответ этот получен в конце Второго года перестройки.
Письмо 2. От Заместителя Главного врача больницы по экспертизе Акоповой И.Л. – в ЦК КПСС.
«С 25.ХII.86 г. в Брежневском районном народном суде г. Москвы слушается дело по обвинению Массовера Ю.Л. в получении и даче взяток. В самом начале заседания обвиняемый сказал о том, что следователи угрожали ему высшей мерой наказания, требовали дачи показаний «негативной деятельности» в отношении меня и главного врача больницы. При этом следователи заявляли, что если он, Массовер, даст такие показания, то этим избежит расстрела.
4.I.87 г. в судебном заседании в присутствии адвоката Семенова, прокурора Анищик, Массовер вновь подтвердил это же свое заявление. Кроме того, свидетели в суде дали показания, что на предварительном следствии их вынуждали давать обличающие показания против Массовера, угрожая им расправой, применяя недозволенные методы допроса. Неужели это методы ведения следствия, соответствующие ленинским принципам законности?
Я, член КПСС, доктор медицинских наук, в течение тридцати лет не имела ни одного административного и партийного взыскания. Мне казалось, что сегодня пришло время торжества ленинских принципов законности и справедливости, перестройки всех органов, в том числе и правоохранительных. И мне непонятно, как можно сегодня искусственно создавать дела и таким способом «добывать» доказательства» виновности людей.
Прошу вас разобраться в этом деле».
Письмо 3, вернее – отрывок из него. От брата обвиняемого Массовера – редактору газеты «Правда» и Генеральному Прокурору СССР.
«…Весь мир возмущался действиями французских следственных властей, когда стало известно, что они в апреле 1987 года подвергали интенсивным допросам советскую гражданку Людмилу Веригину-Вардье, пытаясь принудить ее к даче ложных показаний.
Вместе со всем возмущались, видимо и прокурор Анищик, и судья Поспеева. Но почему же не возмущались они действиями следственных органов, когда им стало известно, что не в далекой Франции, а в столице нашей Родины Москве, следователи вымогают дачу ложных показаний, применяют недозволенные методы следствия, интенсивные допросы, после которых они, как Карцева, подписывают все, что написал следователь, а другие попадают в психиатрическую больницу, как Булавенко?!
Почему они возмущались не действиями следователей, а действиями свидетелей, открыто заявивших суду об этом, и угрожали им судебной расправой? Эти угрозы звучали в открытом судебном заседании, гласно, что же тогда происходило в период тайного следствия, при закрытых дверях, лицом к лицу со следователем?
Совершенно беспрецедентными были заявления прокурора Анищик в обвинительной речи о том, что в отношении работников больницы, а также руководства больницы, органы следствия разбираются и кое-кто из них сядет на скамью подсудимых.
…Еще раз прошу Генерального Прокурора СССР рассмотреть мою жалобу на противозаконные действия бригады следователей прокуратуры гор. Москвы, прокурора Анищик, судьи Поспеевой и журналиста центральной газеты…»
Не знаю, как вам, господа присяжные заседатели, но мне кажется, что все это как-то не похоже на защиту чести мундира со стороны защитников Массовера.
Письмо жены Массовера
на ХIХ партийную конференцию
«…Вот уже в течение двух лет я пытаюсь найти правду… Я понимаю, что для того, чтобы разобраться в происшедшем, необходимо серьезно, без предубеждения рассмотреть дело, но предварительное следствие и суд сделали это предвзято…
Свидетелей, которые отвергали участие Массовера в деле, останавливали в судебном заседании на полуслове. Если свидетели говорили о том, насколько безобразно вели себя следователи на допросах, используя шантаж, угрозы, оскорбления, вспоминая о «прекрасных сталинских временах», нарушениях всех принципов законности, то судья Поспеева пропускала все это мимо ушей или не давала высказываться до конца, а сама при этом оказывала грубое давление на свидетелей, угрожая уголовной ответственностью. В течение процесса постоянно присутствовали в зале суда два следователя для того, наверное, чтобы корректировать ход суда.
После многих публикаций в газетах на эту тему и после всего, что я увидела на суде, можно сделать только один вывод: что данные методы работы следователей и суда являются вполне законными негласно. Знают об этом все, но многих устраивают такие методы работы. Я сделала такой вывод и из анализа полученных ответов из разных инстанций. Мало того, в нашем деле прокуратура простерла свое влияние на печать, Министерство здравоохранения СССР и на партийные органы и использовала власти для укрепления своих позиций.
Так, в центральной газете появляется статья о правонарушениях в работе врачей-психиатров ряда больниц. В этой статье без какой-либо логической связи с излагаемыми фактами нарушений, нарисован журналистом извращенный портрет Массовера…
Приближалось кассационное рассмотрение дела в Мосгорсуде. И вот за неделю до этого в той же газете появляется еще одна публикация, которую нельзя рассматривать иначе, как прямое давление на Мосгорсуд, так как в ней не содержалось никакой новой информации об участии в деле Массовера, зато без конкретных фактов указывалось, что вина его доказана, и давалось обещание сообщить о понесенном им наказании…
В апреле состоялась коллегия Минздрава РСФСР в связи с публикациями в центральной газете. Публикации… были признаны правильными и своевременными, и никого не смутило, что Массовер, не имея никакого отношения к проведенным экспертизам, один из всех врачей-экспертов был привлечен к уголовной ответственности.
…Центральная газета опубликовала еще одну статью… В преамбуле этой статьи написано, что Массовер – один из организаторов преступлений. Каких? А также было сказано, что преступники получили по заслугам. Каких же преступников имел в виду журналист – все тот же журналист, автор первой публикации? Ведь только сейчас идет судебный процесс над теми, кого в статьях более года назад называли преступниками (уголовное дело № 50842).
В статье дана выдержка из очной ставки Массовера и Рабиновича, которая ни о чем не говорит, после чего указывалось, что Массовер вины не признает, а свидетельские показания, улики, документальные материалы полностью его изобличают.
…Мало того, в статье опять подвергается осуждению моральный облик Массовера. Сколько же можно? Складывается впечатление, что это основная причина для вынесения приговора. И опять автор статьи никак не может смириться с мнением коллектива, который не сдает своих позиций. Газета, не стесняясь, говорит о том, что раз коллектив занял такую позицию, то Массовер и коллектив достойны друг друга. Журналист обливает грязью коллектив экспертизы, ставит под сомнение работу всех врачей экспертов. И главной причиной всего является то, что коллектив не может принять справедливым приговор Массоверу… Иначе, как копанием в грязном белье этого не назовешь. Как же не стыдно редактору газеты и журналисту публиковать такие статьи? Ведь все сплетни поданы со слов следователей.
…Приходилось читать много статей на судебные темы, но ни одному человеку пресса с подачи прокуратуры не уделяла такого внимания – девять публикаций в различных газетах за 9 месяцев.
Это можно рассматривать однозначно – кампания с целью укрепления позиций следствия, давления на судебные и административные органы и общественное мнение.
…В этот период мною были написаны жалобы в различные инстанции. На все жалобы были получены формальные ответы из прокуратуры, которые сводились к тому, что вина Массовера подтверждается материалами дела и данными личности.
В настоящее время много материалов посвящено жертвам сталинских репрессий. Отголоски этого периода в действии правоохранительных органов мы ощущаем и сейчас. В прессе описано немало случаев злоупотреблений следственных органов, и это в период, когда были уже приняты Постановления Пленума Верховного Суда СССР в апреле и ноябре 1986 г. «О совершенствовании деятельности судов и правоохранительных органов».