Пирамида жива…

После получения сообщения режимник и дежурный помощник начальника колонии спешат в барак к Сибилееву, чтобы составить акт об отказе от работы. Однако приходится составлять другой акт – о том, что «Сибилеева обнаружили мертвым в постели…»

Несмотря на то, что у Сибилеева до этого случая были тяжелые сердечные приступы, он просил, умолял госпитализировать его в больницу на стационарное лечение, однако его просьбы оставались гласом вопиющего в пустыне. Его просто считали симулянтом.

…Характерно, что трупы мертвых «вскрывают» сами зеки. Если после нескольких ударов ломом по голове лежащий не подает признаков жизни, значит он мертв…

Уже 7-й год в зоне отбывает наказание Курбатов Николай Никитович – абсолютно СЛЕПОЙ на оба глаза.

Он проживает в бараке, расположенном на втором этаже. Для того, чтобы Курбатову отправить естественные надобности, он вынужден проходить два коридора, спускаться во двор по лестницам и только оттуда – в туалет. Вначале в качестве его поводыря был полупарализованный калека – инвалид войны Фомин Владимир Владимирович. Вдобавок к сказанному, Курбатов страдает аденомой простаты. Пока он медленно впотьмах доходит до туалета, он уже несколько раз успевает обмочить свои штаны, а порою даже «по-большому». Вот здесь и начинается настоящая «сцена»: крик, галдеж, ругань зеков, потому что в секции и коридорах зловоние…

В последние годы здоровье у Фомина ухудшилось, он почти полностью прикован к постели, поэтому Курбатов вынужден вместо поводыря довольствоваться тросточкой. С помощью этой палки, с величайшим трудом три раза в день он ходит, более точно «движется» в столовую: на завтрак, на обед и на ужин, в туалет и по другим надобностям.

Как он страдает – это известно только ему и самому Богу. Все это в свою очередь давит на психику осужденных, угнетает их, и каждый, кто встречается с Курбатовым, шарахается от него, как от прокаженного.

Но тем не менее, в Уголовно-процессуальном Кодексе содержится статья 362, согласно которой, в случае, когда осужденный во время отбывания наказания заболел хронической душевной или иной тяжелой (физической) болезнью, препятствующей отбыванию наказания, суд, по представлению начальника органа, ведающего исполнением наказания, на основании заключения врачебной комиссии, вправе вынести ОПРЕДЕЛЕНИЕ о его освобождении от дальнейшего наказания…

Однако эта статья в реальной действительности не работает и не действует, она только на БУМАГЕ – для экспорта, чтобы доказать мировой общественности: смотрите! Какие мол гуманные принципы действуют у нас в пенитенциарной системе и карательной политике…»

/Письмо № 209/

«Действительно опасные – не здесь…»

Итак, заключенные не только стонут и взывают о помощи, они не только пытаются в меру своих сил своих протестовать. Они, граждане Страны Советов – пытаются анализировать обстановку, найти ответы все на те же два сакраментальных вопроса: кто виноват и – главное! главное! – ЧТО ДЕЛАТЬ? «Я мыслю, следовательно, я существую»… Находясь в полной беспомощности физической, они духовно пытаются осмыслить то, что происходит с ними и что происходит в стране. В оковах тело, но рвется на свободу дух. Свобода мысли пока еще существует в многострадальной нашей стране – пока еще. И в этом-то и есть наша надежда…

«Здравствуйте, Юрий Сергеевич!

Думаю, что сейчас Вы получаете много писем. И вряд ли имеете возможность на все ответить, а уж тем более, помочь. Но на Вашу помощь именно мне и не рассчитываю. Пишу прежде всего с тем, чтобы выразить огромную благодарность за «Пирамиду». И потому еще, что «эстафета» – у Вас и успеть Вы должны.

То, о чем Вы пишете, не просто типично, а канонизировано. И если бывает иначе, то это – исключения. Поверьте – не сгущаю краски. Меня судили пять раз, и только один раз никто ничего не фальсифицировал. Да и то, скорее всего потому, что времени не хватило. Так сложилось. Во всех других случаях дела стряпались с пресловутым «запасом прочности». И вот, прожив 39 лет, 17 с лишним из которых – лагеря и тюрьмы, и имея еще 11 лет лагерей впереди, задаешься вопросом: «кто ты?» Идиот, дебил, враг или просто мизантроп? Дурак – наверняка, с воспитанием «на бекрень» повернутым, с ложно понимаемым чувством долга и товарищества. Но, поверьте, не враг и далеко не мизантроп. Виноват? Да, в отличие от Клименкина, виноват. Но вина и половины того, что «отмерили» – 14 лет – не потянет. И вот думаю, все то, что сверх вины, «запас прочности», может ли быть от него кому-то польза? Уверен, нет! У меня семья: жена, сын, которому скоро 5 лет, и с семьей пока все относительно, очень относительно благополучно. Не будь «запаса», думаю, и оговорок было бы меньше… А пока – одни надежды. На то, что успеете Вы, на то, что даст бог, может все-таки когда-нибудь дело попадет в руки Человеку, а не автоответчику, на котором написано: «юридическая оценка содеянного определена верно, наказание соответствует требованиям закона», на то, наконец, что «серая непробиваемая стена» рухнет…

Собственно, многие вообще мало о чем, кроме желудка, думают. О чем могут думать «загнанные лошади»? А именно таковыми являются те, кто дошел до особого режима. И надо признать, что они ресоциализации не подлежат. Многие так вжились в роль козла отпущения, что роли иной не представляют. Просто деградированы. Их ли в том вина? Но ведь и такие, кто еще способен вернуться в мир, есть! Есть!

…О «козлах отпущения» я уже упомянул, и, надеюсь, у Вас достанет фантазии развить эту мысль самостоятельно. Ну, а вторая истина в том, что рецидив создан искусственно, стараниями Щелокова. Немного статистики для ясности. Когда в 61-м году разделили на режимы, на территории УССР было два особых лагеря, с лимитом в 350 человек. Сейчас их, кажется, 9 с лимитом в 1000 человек каждый. Ну чем, скажите, можно объяснить то, что особо опасных рецидивистов стало в 15 (!!!) раз больше?! Моей жене 27 лет, и как же она удивлялась тому, что я признан ООР (особо опасным рецидивистом). А ведь признан был еще в 77 году. Действительно опасные – не здесь. Здесь или дураки, или алкоголики.

Так уж случилось, что пришлось много прочесть о реформах Столыпина, а все Щелоковское испытать на собственной шкуре. И, знаете, сатрап выглядит куда привлекательнее. Уже хотя бы тем, что все его дела – дела человека убежденного. По-крайней мере убежденный реакционер не более опасен, нежели бюрократ с его «конкретным гуманизмом».

…Вам верится больше, чем другим. Может, потому, что написанное Вами конкретней и нет в конце готовых рецептов… Вы, как человек, понятней. Это потому, видимо, что у Вас, кроме Клименкина, есть Мильгрем и Парфенов Жора – тип узнаваемый и для меня, как и для Вас, отвратительный. Может поэтому, мне хотелось бы встретиться с Вами. Понимаю, что это почти невозможно, что у Вас могут быть другие темы, в которых Вам «успеть», может быть, еще важнее. Но ведь и мне хочется успеть. И даже не «хочется», а просто необходимо.

…За «Пирамиду» еще раз большое спасибо, а написать Вам мне было просто необходимо потому, что согласен: «…Всем нам нужно думать» (надеюсь, Вы и нас имели в виду или, по крайней мере, со счетов не сбрасывали). Согласен: «И действовать». Но, господи, как?!

Эстафета – у Вас. У нас ее нет. У нас вообще ничего, кроме надежды, нет. Есть возможность писать, но, опять-таки, только в надежде на то, что прочтет Человек, пусть и в мундире, но пока читает только автоответчик. Писать Вам – такой возможности нет. Да и, откровенно говоря, занятие это чисто утешительное. Я ведь никаких иллюзий на этот счет не питаю. Не потому, разумеется, что Человека в Вас не вижу, а потому, что понимаю: помочь Вы не в силах.

Надеюсь, простите и поймете и сам факт того, что пишу, и то, как написано. Буду заканчивать.

С искренним уважением и благодарностью

Поддубный». г. Днепропетровск. /Письмо № 87./

«Только что прочел «Пирамиду» и решил написать Вам. Хотя бы только из-за благодарности удовлетворенного читателя. Я сам прошел все это – и следствие, и следственную тюрьму, и зону… Неплохо у Вас показана судебная машина – так и есть. Попался – не вырвешься. Пропустит и в конце концов выпустит унифицированную котлету. И могу подтвердить, что, по моим наблюдениям на зоне, один из десяти сидит «ни за что». В смысле, что зацепило его краем, и он не зная закона, попал в машину!… У нас было 1700 человек (зона рассчитана на 900 человек). А сколько таких зон по всей матушке-России?

И самое печальное – ИТК не исправляет. Потому что, честно говоря, добрую треть воспитателей самих надо за колючую проволоку. И глядя на все это – какое исправление у урки?… Даже я с сильной волей первые полгода бесился и впадал в такое отчаяние, что становилось страшно. Шутка ли, два года тюрьмы и чужие деньги, припаянные в качестве иска. А каково человеку более мягкому? Ломка судьбы и безразличие навсегда к закону, справедливости…

Нравится мне Ваш пафос внутреннего достоинства личности. Это хоть маленький, но вклад-удар по этой ужасной идее – «мы только гайки великой спайки» – которая, верно, будет нас третировать всю жизнь…

Низкий поклон Вам от всех, кто там побывал.

С уважением Аркадий».

г. Челябинск. Письмо № 97.

Экран новостей прессы

(почти по Дос-Пассосу)

Еженедельная газета «Неделя», № 47 от 1989 г.

«СЕКРЕТЫ «БЕЛОГО ЛЕБЕДЯ». Рассказывает генерал-майор Василий Снырцев.

Начальник Усольского управления лесных колоний генерал-майор внутренней службы Василий Иванович Снырцев – человек, в буквальном смысле знающий себе цену. Состоявшаяся в прошлом году «всесоюзная» сходка воров в законе назначила за его голову двести тысяч рублей.

В уголовном мире генерал Снырцев получил прозвище «Архитектор».

В 1980 году по его проекту в Соликамске был построен так называемый профилактический центр, куда были этапированы наиболее авторитетные и неподдающиеся лидеры преступных группировок для проведения с ними так называемой разложенческой работы. Получил прозвище и этот центр – «Белый лебедь». Попав сюда, многие воры в законе, люди (признаем это) дерзкие и бескомпромиссные, письменно отказывались от своего звания, начинали работать, причем на самых постыдных для них работах, связанных с ремонтом и благоустройством охранных сооружений. Отказывались после отчаянного сопротивления, спев, что называется, последнюю, лебединую песню.

По понятным причинам у нас нет возможности рассказать во всех деталях, что же происходит в «Белом лебеде» с «генералами» преступного мира. Спасибо генералу Снырцеву, он и так был достаточно откровенен. В полном соответствии с духом гласности поделился общими принципами своей уникальной работы.

«…Осужденные уважают только тех, кто держит слово. Кому не верят, с теми у них не может быть никакого контакта. А нет контакта – нет и перевоспитания. Почему они называют начальника колонии хозяином? Сказал – сделал. Пообещал – исполни.

…Да, от нас зависит очень многое. Для чего созданы колонии? Для изоляции преступников. Но они созданы также для того, чтобы что-то строить, что-то производить.

…Знаю, что редакции газет получают много писем с жалобами на плохое приготовление пищи. Не верьте! В самые тяжелые времена первым вопросом решался вопрос о питании.

…За восемь лет, которые я работаю начальником Усольского управления, не было случая, чтобы мы кого-то наказали ограничением переписки или получения посылок. Даже если осужденный, сидя в ПКТ – помещении камерного типа! – написал двадцать писем, они все будут отправлены! Сколько бывает случаев, когда работник колонии говорит: пиши письмо, я сам отнесу его на почту.

…Но если человек одумался и спустя какое-то время после побега вернулся, пришел с повинной, мы не возбуждаем уголовное дело, не отдаем его под суд.

Я так рассуждаю: хочешь писать письмо – пиши, приехали к тебе на свидание лишний раз – получи свидание.

…Вы видели: здания, в которых живут осужденные, нельзя назвать бараками. Это трехэтажные благоустроенные общежития. Один армейский офицер осмотрел их и сказал, что не во всякой воинской части солдаты живут в таких условиях. Наши офицеры шутят: мы уже сегодня можем принимать делегацию американских конгрессменов.

…Есть правильное осведомительство в общих интересах осужденных и администрации и неправильное – только в корыстных целях… Если приходит тот, кто преследует личные интересы, то такой нам не нужен. Есть даже воры в законе, которые работают на связи.

…Приоткрою один секрет. Очень важно – следить за диалогом. Вот вы сейчас со мной говорите и ловите меня на противоречиях, на каком-то неточном слове. Вот и я точно так же могу поймать любого вора в законе. И разложу его в пух и прах. Он даже не поймет, где он допустил оплошность, а я на этом сыграю. А теперь, скажу ему, иди и доказывай, что ты мне этого не говорил.

…У нас звание генерала нужно заслужить. Правительство ценит наш труд.

ВОПРОС КОРРЕСПОНДЕНТА ВИТАЛИЯ ЕРЕМИНА: Кравцов пришел к вам из колонии, где у него была власть над осужденными не меньшая, чем у начальника ИТК. И все же он «отошел». Как это произошло?

ОТВЕТ. Это было непросто. Он отказался от всего не сразу, а спустя года два после прибытия сюда… Мы считаем большим успехом, что убедили Кравцова порвать с преступным прошлым и оказывать нам активную помощь в борьбе с ворами в законе.