Казначеи революции смыслов: от Мецената до братьев Третьяковых. Из цикла «Истории бессмертное движенье»

1870-е годы: телефон (1876, А. Белл), дуговая лампа (1876, П. Яблочков), асинхронный электродвигатель (1877, Н. Тесла), электронно-лучевая трубка (1878, У. Крукс), экспериментальное получение плазмы (1879, У. Крукс).

Именно поэтому, похоже, покоренный фейерверком инноваций, изменяющих окружающую человека действительность, Л. Пальмин и пишет: «полету гордому науки…». Понятно, что за штурвалом этого стремительного, даже сверхзвукового воздушного лайнера прогресса сидят ученые и изобретатели, силой своего воображения и веры в мечту генерирующие невероятные идеи и создающие кажущиеся до этого фантастикой машины и механизмы.

Однако, задумаемся: кто те скромные персонажи истории, не всегда попадающие на ее главные страницы, кто, оставаясь на аэродромах повседневности, неустанно, изо дня в день, заправляет топливные баки прогресса? Кто они, неуемно финансирующие что-то мерцающее, неочевидное – безумные гипотезы и теоремы, эскизы невообразимых архитектурных сооружений и межпланетных кораблей? Кто они, не жалеющие драхм, динаров, реалов, крон, фунтов стерлингов, долларов, рублей для триумфа красоты: красоты научной идеи, диковинного механизма, живописного полотна, изысканного до воздушности здания, проникающей в душу без посредников органной фуги? Кто они, расчетливые и мечтательные, строгие и добросердечные казначеи революции смыслов?..

Но это довольно обобщенная характеристика меценатов наук и искусств. А как вам эта «объективка» на будущего покровителя терпеливых и целеустремленных естествоиспытателей? – «Воспитан Фредерик был, по настоянию государственного совета, в Дании. Науками его не особенно обременяли; он вел, в кругу воспитывавшихся вместе с ним сверстников, довольно весёлую и свободную жизнь». Было время, когда молодой повеса ухаживал даже за английской королевой Елизаветой I, став рыцарем ордена Подвязки.

Однако прославился король Дании и Норвегии Фредерик II (1534 – 1588) отнюдь не альковными похождениями. Правитель двух ключевых стран на востоке Северного моря решительными действиями очистил от пиратов прибрежные воды. Значительно пополнила казну государства введенная королем пошлина за проход судов через пролив Зунд в Балтийском море. На многие поступки венценосного властителя влияла, похоже, и природная широта натуры: «Фредерик II был человеком эпохи Возрождения. Он благоволил наукам, покровительствовал искусствам и был охоч до бурных возлияний под грохот канонады. На радость молодой жене Софии он соорудил в Кронборге самый большой (около 750 кв. м) в Северной Европе бальный бал, где проходили банкеты и давались театральные представления» (из статьи Стеллы Моротской «Призрак Гамлета»).

Никоим образом не претендуя на роль театрального сценографа, король, тем не менее, создал самую, пожалуй, знаменитую декорацию в мире – упомянутую выше мрачновато-изысканную крепость Кронборг в Хельсингёре, подробно описанную Уильямом Шекспиром в трагедии «Гамлет». Причем, есть множество мнений, откуда гениальный драматург из далекого Лондона узнал о существовании будущего прибежища принца Датского. Думается, наиболее правдоподобная выглядит так. Для устройства театральных постановок в Кронборге «актеры „выписывались“ даже из Англии. В Эльсиноре Шекспир вряд ли бывал. Зато известно, что перед Фредериком II и его двором выступали артисты, которые позднее вошли в труппу шекспировского театра „Глобус“. Они-то, по-видимому, и рассказали драматургу о величественном замке в Эльсиноре, где висят богатые шпалеры (привет Полонию), где любят театр и где каждый раз, когда король поднимает тост, бьют литавры и дается залп из пушек» (Там же).

И всё же в памяти потомков Фредерик II, похоже, останется (кто бы мог предположить!) первым бизнес-ангелом главных космопортов Земли – Байконура (бывш. СССР), на мысе Канаверал (США), Куру (Европейское космическое агентство), Цзюцюань (Китай).

А дело было так: «Вечером, 11 ноября 1572 г., вскоре после захода солнца, молодой датский дворянин по имени Тихо Браге разглядывал ночное небо. Прямо над головой он увидел звезду, которая светила ярче всех остальных звезд и которой на этом месте не должно было быть. Опасаясь, что это обман зрения, он показывал звезду другим людям – они тоже ее видели… Браге разбирался в астрономии, а главный принцип аристотелевской философии гласил, что небеса неизменны. Поэтому, если данный объект новый, он должен находиться не на небе, а в верхних слоях атмосферы – то есть это никак не могла быть звезда. Если же это звезда, то свершилось чудо, появился некий загадочный божественный знак, смысл которого необходимо расшифровать… Вскоре звезда стала ярче Венеры, и какое-то время ее можно было видеть даже днем. Затем она стала тускнеть и через полгода погасла совсем» [Вуттон 2018, с. 19].

Далее события развивались стремительно: «После себя звезда оставила массу книг, в которых Браге и его коллеги спорили о ее местоположении и значении. Другим результатом появления сверхновой стала программа исследований: заявления Браге привлекли внимание короля Дании, который предоставил астроному остров Вен и (как впоследствии выразился Браге) тонну золота на строительство обсерватории для астрономических наблюдений. Наблюдения за новой звездой привели Браге к выводу, что для понимания устройства Вселенной необходимы более тщательные измерения. Он изобрел новые, необыкновенно точные инструменты. Когда обнаружилось, что обсерватория слегка вибрирует от ветра, что влияет на точность измерений, Браге перенес все свои астрономические приборы в подземные помещения. На протяжении следующих пятнадцати лет (1576 – 1591) исследования Браге на острове Вен превратили астрономию в первую современную науку [Там же, с. 19 – 20] … Науку о звездах и планетах, без которой (можно уже добавить от себя), пожалуй, ни один космический полет просто не мог бы состояться.

1.4. Как И. Ньютон спас фунт стерлингов

Удивительно, как затейливо могут складываться взаимоотношения между великими творцами и их покровителями. Вот в 1576 году, на закате эпохи Возрождения, тонна золота датского короля помогла создать уникальную по оснащению обсерваторию Т. Браге и фактически запустила мировую научную революцию. А через 120 лет, в самом начале века Просвещения, другой гений – Исаак Ньютон своеобразным образом возвратил «научный долг», только уже своему королевству – английскому.

В общественном сознании большой ученый обычно представляется человеком рассеянным, витающим в облаках, то есть сугубо непрактичным (взять, хотя бы, доктора Гаспара из «Трех толстяков» Ю. Олеши). Создатель феноменального по степени научного прозрения и стержневого для развития мирового естествознания закона всемирного тяготения, И. Ньютон (1642 – 1727) сломал эти стереотипы напрочь. Правда, до этого ему пришлось преодолеть немало препятствий: «Долгое время Ньютон, кажется, был полностью обойден заслуженным вниманием со стороны как монархов, так и их правительств. Будучи студентом, Ньютон едва едва-едва перебивался с хлеба на воду, и его матери приходилось присылать ему деньги на еду. Не будем забывать, что в Тринити-колледже он учился на правах «стипендиата» (англ. sizar), то есть колледж оплачивал его обучение как крайне талантливого и подающего большие надежды молодого человека, который взамен должен был не только получать отличные оценки, но и выполнять подчас самую низменную работу: мыть полы, чистить посуду, подстригать газоны и прислуживать богатым студентам (из статьи Константина Шарова «Исаак Ньютон как финансовый чиновник»).

Даже после окончания колледжа и получения должности профессора математики в Кембридже его доходы составляли скромные 100 фунтов стерлингов в год. Причем, в придачу с повышенными требованиями со стороны власть придержащих в соблюдении должного уровня политической лояльности: «Единственная „милость“, полученная Ньютоном со стороны Чарльза II, – это разрешение быть профессором Кембриджа без обязательств принимать священный сан. Джеймс II одно время одно время даже хотел подвергнуть Ньютона публичному позору, своего рода гражданской казни, и выгнать его из Кембриджского университета вместе с рядом других профессоров Кембриджа за их противление монаршему распоряжению принять в свои ряды монаха-католика» (Там же).

Но может быть помогло Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе? – и тут неувязка. От респектабельной Royal Society «Ньютон не получил ни пенни, даже его главный труд „Математические начала натуральной философии“ был издан не на средства Общества, которое вместо книги Ньютона проспонсировала издание нового атласа рыб, а на личные средства астронома Эдмонда Галлея, который получил от отца значительное наследство и фабрику по производству мыла» (Там же).

Так чем же великий физик И. Ньютон отплатил родному королевству за годы унижений и обид? Ответ, похоже, вас сильно озадачит: выступил в диковинной для себя роли (в стиле героев Вселенной Marvel) – главного спасителя национальной валюты. Заслуга в создании предпосылок для невероятной синергии классической механики и новых подходов к монетарной политике принадлежит бывшему однокашнику Ньютона по Тринити-колледжу Чарльзу Монтегю, который в 1696 году стал президентом Королевского общества и канцлером Казначейства (то есть министром финансов Англии). Зная невероятную работоспособность знаменитого ученого и его поразительную способность взглянуть на традиционные явления с неожиданной стороны, главный казначей страны предложил королю назначить Ньютона хранителем Монетного двора.

Кто-то, видимо, не сможет сдержать снисходительную улыбку: ну, какой из физика-теоретика надзиратель за денежными знаками? Тут, пожалуй, пригодился бы профессионал уровня шотландца Адама Смита (1723 – 1790), основоположника экономической теории как науки. Однако А. Смит разрабатывал основы политической экономии, когда уже И. Ньютона не было в живых; так что английский король остановил свой выбор на естествоиспытателе, похоже, лелея надежду на его острый ум и богатое воображение.

Примечательно, но так же, думается, считали и другие правители, привлекая на высокие государственные должности известных ученых и мыслителей. Великий Конфуций (ок. 551 до н.э. – 479 до н.э.), чья актуальная и для современности философская концепция о правилах поведения властителей, чиновников, воинов и крестьян распространялось в Китае так же повсеместно, как учение Будды в Индии, в 496 году до н.э. был назначен первым советником правителя в княжестве Лу.

После опубликования первого в истории человечества политологического трактата «Государь» (в котором доказательства основного посыла – о необходимости сильной государственной власти сочетались с описанием всего арсенала средств для ее укрепления) итальянский философ Николло Макиавелли (1469 – 1527) был назначен по пост советника при дворе герцога Флоренции, где отвечал за дипломатические связи республики.

Сподвижник Петра I, автор первого капитального труда по русской истории – «Истории Российской» и составитель первого русского энциклопедического словаря, Василий Татищев (1686 – 1750) успешно проявил себя и на государственном поприще: посланный по поручению государя на Урал, в 1723 году он основал чугуноплавильный завод на реке Исеть и там положил начало нынешнего Екатеринбурга; а с 1737 по 1739 гг. возглавлял казенную «Оренбургскую комиссию», ведавшую организацией торговли с народами Центральной Азии.

Американский естествоиспытатель и дипломат Бенджамин Франклин (1706 – 1790), выдвинувший идею электрического двигателя, доказавший электрическую природу молнии, первым измеривший скорость, ширину и глубину течения Гольфстрим, в 1783 году стал единственным из отцов-основателей Соединенных Штатов Америки, скрепивший своей подписью все три исторических документа, лежащих в основе образования США: Декларацию независимости, Конституцию и Версальский мирный договор.

Создатель науки биогеохимии и прорывной философской теории – учения о ноосфере (о том, что человечество с начала ХХ века шаг за шагом превращается в новую, созидательную геологическую силу) Владимир Вернадский (1863 – 1945) в разгар Первой мировой войны отринул, похоже, все штампы о «тихом кабинетном ученом» и в 1915 году возглавил государственную Комиссию по изучению естественных производительных сил России. Результатом инвентаризационной деятельности 14-ти экспедиций в различные районы страны стала подготовка шести обзорных томов: «Ветер как движущая сила», «Белый уголь», «Полезные ископаемые», «Артезианские воды», «Растительный мир» и «Животный мир».

Но вернемся к И. Ньютону. По итогам тщательного изучения состояния дел в Монетном дворе Англии мнение ученого можно было, пожалуй, описать одном словом, повторенным три раза: «Хаос,.. хаос,.. хаос!». И в этом, думается, не было эмоционального преувеличения: «Чего только нельзя было найти в карманах и кошельках того времени! Для расчетов принимались монеты, выпущенные когда угодно без ограничения срока давности: коня на ярмарке можно было купить за серебряную чеканку главы империи викингов Кнута Великого (XI век), а овощи на рынке – за практически стертые монеты времен уэссекского короля Альфреда Великого (IX век). Две трети серебряных монет в обращении в 1696 году относились к выпускам при Тюдорах доелизаветинских времен… Один шиллинг IX века шел за один шиллинг XVII века, причем все было жутко обрезано и испорчено, монеты были не круглыми, а совершенно непонятной формы после всех обрезок, откусов, заточек и спилов» (из статьи Константина Шарова «Исаак Ньютон как финансовый чиновник»).

Философ и историк К. Шаров указанное безобразие характеризует следующим вполне наглядным примером: «Чтобы хотя бы немного представить ситуацию с валютой и расчетами внутри страны в Англии в конце XVII века, давайте проведем аналогию. Давайте вообразим, что сейчас, в России 2018 года, две трети денег, бытующих в обращении, – это царские рубли Александра II, но также в ходу монеты Алексея Михайловича, Ивана Грозного, а иногда расчеты проводятся серебром Владимира Мономаха и время от времени – Рюрика и вещего Олега» (Там же).

Итак, какими же качествами должен был обладать человек, который бы взялся за задачу спасения фактически ушедшего на дно фунта стерлинга? Думается, практически все скажут: конечно, это должен быть финансовый гений. И только немногие, пожалуй, робко произнесут: волшебник – и, что удивительно, окажутся правы. Ведь именно так охарактеризовал И. Ньютона его соотечественник, знаменитый основатель макроэкономической науки: «Приобретя в 1936 году на аукционе „Сотбис“ большое собрание произведений Исаака Ньютона, выдающийся английский экономист Джон Мейнард Кейнс и не предполагал, что обзавелся не научными изысканиями великого британца, а трудами по алхимии. Несколько лет спустя, завершив изучение этих трудов, Кейнс пришел к скептическому выводу: „Ньютон был не первопроходцем Века разума, а последним чародеем“. Потому что в приобретенных им сочинениях преобладали алхимические расчеты относительно того, как преобразовать в золото другие минералы и вещества. На протяжении более чем двух десятилетий именно алхимия была всепоглощающей страстью Ньютона. Дотошные исследователи подсчитали: на эту тему он написал более одного миллиона слов – больше, чем даже по физике и механике» (из статьи Ашота Гарегиняна «Исаак Ньютон – великий ученый или страстный алхимик?»).

Но кто может доподлинно утверждать, что между таким многофакторным, а временами просто непредсказуемым, явлением, как экономика, и феноменальной интуицией (вплотную, похоже, примыкающей к чародейству) нет какой-то таинственной связи? В этом отношении пример И. Ньютона наводит, пожалуй, на определенные размышления: «Он уже в 1696 году немедленно настоял, чтобы вся обрезанная серебряная монета была изъята из обращения и заменена на новую, отчеканенную на машинах по инновационным рисункам с применением очень сложного канта на ребре – такой кант было очень сложно подделать в подпольных цехах, поэтому обрезка становилась практически невозможной – это было началом Великой серебряной перечеканки 1696 года, или просто Великой перечеканки. Химические и математические познания Ньютона, особенно навыки твердофазного синтеза, оказались весьма полезными при ее проведении» (из статьи Константина Шарова «Исаак Ньютон как финансовый чиновник»).

Закономерен вопрос: ведь все факты подтверждают естественнонаучную эрудицию хранителя Монетного двора, а где же озарения? Тогда как вам этот неожиданный ход? – «Старая бракованная монета обменивалась по весу, а не по номинальной стоимости – в противном случае в государстве попросту бы не хватило средств для расчета со своим населением. Причем такой обмен был вполне честным с точки зрения морали и религии: чем больше человек обрезал денег, обворовывая свое государство, тем меньше он получал в конце при обмене… После обмена было запрещено вести расчеты внутри страны деньгами, выпущенными до правления Чарльза II, то есть монеты от Протектората до короля Артура, а точнее – саксонских вождей, должны были сданы представителям Монетного двора, имевшим офисы по всей стране. Кстати, этой мерой Ньютон сохранил для потомства хотя бы некоторые исторические монеты» (Там же).

И пусть экономический гуру Кейнс снисходительно назвал И. Ньютона «последним чародеем», магические заклинания британского старика Хоттабыча (шутка!)