В целях экономической целесообразности, по распоряжению Кнырика, проживающих «уплотнили», а комнаты общежития разделили перегородками на одно и двухэтажные камеры-«ячейки общества», но уже с готовыми нарами. В «Домовой книге» квадратные метры общежития оставались прежними, но исчислялись в кубометрах воздуха, а при заселении становились «резиновыми». Теперь на прежнюю кубатуру заселяли значительно больше членов общества не только по блату, но и за наличные деньги, с учётом личного веса каждого приходящего.
Теперь при Кнырике, о прежнем «Красном уголке», напоминали: подшивки газет, медная табличка с названием «Красный уголок» и особо почитаемый «Патент», дающий право производства крепких, «ароматных» напитков. Вместо портрета великого Менделеева, красовался портрет Кнырика Ивана Разгильдяевича – прихватизатора студенческого общежития, рядом с поддатой физиономией, главного прихватизатора страны, – Пьяньциня.
В «красном углу», где раньше стояла тумбочка со сменяемыми бюстиками лидеров, теперь красовался старый венский стул, с красным бантом в тёмную клеточку. Он – стул, неожиданно прославился и был удостоин этого места тем, что ему на целых пять минут удалось лично прижаться к пятой точке самого Кнырика Ивана Разгильдяевича, – нового владельца заведения. Это случилось при «принятии» «стопоря на грудь» за «сквозняк ветра перемен», который «досрочно освободил» его от участия в стойках Севера.
По словам Кнырика, на стройках Севера ему пришлось в «добровольно-принудительном порядке», несколько лет махать кайлом, за «прихватизацию» необработанных алмазов в особо крупных размерах.
Из зоны на работу и обратно Кнырика, вместе с другими «ударниками» краж в особо купных размерах, регулярно перемещали по дороге мимо аэропорта «Якутомама», где, по многочисленным просьбам трудящихся, спецмашина регулярно останавливаясь «по нужде». Все арестанты добросовестно «переносили» своё «добро» в деревянное строение, из редко сколоченных досок, без обозначений и указателей. Кнырик Иван Разгильдяевич тоже пытался «перемещать» своё «добро» в это деревянное строение, под названием «Сортир», но поскольку претендентов на первом этапе было слишком много, а терпеть у него не получалось, он по старой привычке, гадил где попало. Учитывая это обстоятельство, старший конвоир пообещал ему, что весной заставит его убрать всё пространство, вокруг деревянного строения, «заминированное его добром». Но не судьба…, «сквозняк перемен» освободил Ивана Разгильдяевича «условно – досрочно», не позволив ему по достоинству оценить это мероприятие и насладиться им в полной мере. …
У новых обитателей этой общаги, особой и заслуженной любовью в «Красном уголке» пользовался «самовозникающий самогонный аппарат». Это был – семейный шедевр, который собирался как детский конструктор, но имел промышленные масштабы, не требующие затрат на изготовление. В тоже время, при появлении на горизонте контролирующих органов, он быстро превращался в обычные хозяйственные кастрюли.
К «аппарату» посетители уголка относились трепетно и с большим уважением. Они держали кастрюли, из которой собирался этот аппарат, на высоком постаменте – холодильнике «ЗИЛ», стоящим рядом с почётным Венским стулом. Шедевр состоял всего из четырёх стандартных емкостей, точнее кастрюль, и собирался по простой народной технологии: на дно большой кастрюли клали вверх дном кастрюльку поменьше, а на неё дно ставили вторую маленькую кастрюлю. В большую кастрюлю заливали бражку, заполняя её примерно до средины второй маленькой кастрюли.
Затем, большую кастрюлю, со всем содержимым, устанавливали на медленный огонь, накрыв перевёрнутой крышкой. На эту перевёрнутую крышку, в свою ставили кастрюлю с холодной водой…
В процессе нагревания спиртовой пар, попадая на перевёрнутую крышку, охлаждался, превращаясь в первач и капал в кастрюльку поменьше, находящейся внутри большой. Правда, холодную воду часто приходилось менять, но это не мешало технологическому процессу. Говорят, что этот «самогонный шедевр» до сих пор пользуется большим спросом у народных масс.
Оно – население надеется, что когда-нибудь сей шедевр изваяют в виде памятника больших размеров и поставят перед какой-нибудь дешёвой забегаловкой! Тем паче, что до сих пор этот «Шедевр», как самогонный аппарат, не смогли обнаружить даже опытные «кладоискатели», так как в минуту опасности он сразу превращался в предметы кухонного обихода!..
К назначенному времени пришла чета Клячкиных и поставив закуску, пристроились рядом со столом.
Следом за Клячкиными пришёл Мойша – смотрящий по общежитию, но пришёл не один, а с братом и двумя банками
для «зарядки» воды целителем.
Предпоследним из приглашённых появились Конвоиров – главный сантехник общежития, с новым завхозом Кроваткиным Фидер Карловичем, владельцем ТОО«Агроимпекс» (товарищество с ограниченной ответственностью).
Кроваткин Фидер Карлович до этого служил в конторе глубокого «Бурения», каким-то боком связанной с сексуальными меньшинствами, но сам в этом замечен не был. Свои первые деньги на ТОО он приобрёл в конторе, работая «драйвером», где помимо доставки железобетонных изделий, ему фурами частенько доводилось развозить продукты питания по магазинам.
Как человек из клуба «весёлых и находчивых», он, не нарушая пломб, нашёл метод приобщения к регулярной частичной «прихватизацией» съедобного, с компенсацией их веса булыжниками… – правда, за что позднее поплатился. По возвращению же из отдалённых мест, судьба свела его с Кныриком. Здесь сразу повезло – в первую же ночь, при «обмывании» возвращения Разгильдеева из зоны и удачной прихватизации им этой общаги, Фидер Карлович выиграл свою должность у Кнырика в очко.
Новый завхоз был из «мало пьющих» – сколько не пил ему было всё мало и при этом почти не пьянел! Он сразу же при вступлении в должность, развил бурную и кипучую деятельность: для гранёных стаканов «Петровских времён», рядом с «праздничным столом», на расстоянии вытянутой руки «разводящего», соорудил отдельную спецполку! Затем, в соответствии с пожеланиями Кнырика, разделил комнаты общежития перегородками, превратив их одно и двухнарные камеры – «ячейки общества»… Но сегодня «прописка» Клячкиных пошла не по графику, так как задерживались бритоголовые. Приглашённая публика, в конце концов не выдержав, дружно расселась за длинным столом, покрытым зелёной материей оставшейся от прошлых времён.
Перед каждым из пришедших красовалась трёхлитровая банка, наполненная водопроводной водой, а взор их, в ожидании чуда, был устремлён на большую линзу наполненную глицерином, пристроенную перед маленьким чёрно-белым телеком.
Поскольку линза, заполненная глицерином, транслировала чёрно-серые фейверки, то кто-то сзади неё приспособил разноцветную плёнку, чтоб фейверки смотрелось веселее. В томительном ожидании «прописки» очередных соседей, малочисленная приглашённая «элита» общаги, пытались обсуждать начавшейся футбольный матч… Время шло, но главных организаторов не было… Матч закончился и приглашённые принялись обсуждать только что завершившуюся игру в пользу нашей сборной.
– Как я и ожидал, – произнёс Кроваткин, – для наших обыграть этих проблемы не составило!
– Действительно, ну что такого в том, что наша сборная по футболу очередной раз с разгромным счётом обыграла сборную мира, а в перерыве умудрилась ещё и обыграть сборную Европы, – поддержал его Мойша.
– Я думаю, что наших футболистов окропил заряженной водой Кашпо, – сделал предположение Конвоиров, главный сантехник общежития.
– Нет, нет и ещё раз нет! – это точно помогла заряженная Чумой вода, которой их наверняка окропили! – возразила Аглая Петровна, предводительница «сексуальных меньшинств» женского пола.
– Да не спорьте вы – им наверняка помогла канализация, – предположил сантехник, – кстати, сегодня день работника канализации! – и вдруг пропел, стараясь попасть в ноту, – «какая боль, какая боль, Аргентина-Ямайка – пять ноль!»
– А причём тут канализация?
– Ну как при чём? Футбол, канализация и сантехника едины!
– Да при чём тут это? – возмутилась Варвара Похмелкина, давняя знакомая бритоголовых. – Мы без канализации и сантехники обойдёмся. А вот без футбола!..
– Да без сантехники и канализации, футболисты и вы плавали бы в дерьме!
– Да ответь ты им или пошли по-нашему… куда следует, – посоветовал Иванов Иван Иванович – брат Мойши срочно прилетевший из Израиля, по его вызову, на «обмывание».
– Я с вами согласен, но, если я их пошлю по-русски, они же меня тоже могут послать и выгнать.
– Не посмеют! А в случае чего, поедешь со мной на землю обетованную, – ободрил Конвоирова Иван Иванович.
– Господа, прошу не обижать нашего главного сантехника, – заступился Кроваткин Фидер Карлович, – главсан у нас очень нужная и важная штатная единица!..
В «Красном уголке» воцарилась спокойствие.
– А почему молчат наши «именинники»? Почему вы без банки, Мусик Каземирович? – поинтересовался Шарамышкин, – ведь эта заряженная телепатами вода помогает не только от болезней, но и от голодания.
– Теперь у меня другие задачи и цели. От болезни я на днях приобрёл новейшие Западные препараты. С ними, если человек хочет жить – медицина бессильна!
– А если хочет жить очень хорошо – бессильно даже законодательство! – подметил Мойша.
– Говорите Западные препараты?! Очень интересно! – вдохновился Шарамышкин и обратился к Мусику Каземирычу, – любезный, не могли бы вы порекомендовать меня продавцу, как надёжного покупателя этих новейших препаратов?
– В фойе ДК «Шанс». Скажете, что вы от меня и вам отпустят товар, – сквозь зубы дрожащим от негодования голосом, пробурчал Клячкин и, поправив очки фирмы «СОВГЛАЗ», пересел на стул, стоявший в дальнем углу.
Шарамышкин тут же переместился на его табуретку, оказавшись рядом с женой Клячкина.
– Какая муха укусила? Или он болен? – шёпотом у Клёпы поинтересовался Шарамышкин, – раньше этого я за ним не замечал.
– Угадал. Он на всю голову болен! Неожиданно объявил голодовку, – тихо поведала Клячкина, – сильно исхудал, но продолжает голодать. Шарамышкин, он умрёт без меня! Уже настрочил предсмертную записку, где в своей смерти обвиняет нас.
– А я-то здесь причём?
– Ну как причём? Сам знаешь… Так что придётся нам ещё немного потерпеть.
– И сколько же нужно терпеть? – поинтересовался Шарамышкин.
«Не знаю, но знаю одно, пока уходить не время, – и немного пораскинув «мозгами» Клячкина скороговоркой, дополнительно прошептала, прикрывая рот пухленькой ладошкой, – пришли на всякий случай завтра доктора».
– Осознал, не дурак, – тихо отозвался Шарамышкин и вернулся на свою табуретку…
Варвара Похмелкина от долгого ожидания резко встала и подошла к окну: «Ага, а вон и наши топают от ларька, с железной трубой, что рядом с общежитием, откуда теперь стал постоянно «извергается» дым, отравляя нашу атмосфэру!»
– А тебе-то что? Не тебя же травят, – отреагировал Клячкин.
– Дура ты, Варвара, ничего не смыслишь в наших мужских делах, сиди и не каркай! – урезонил её Кроваткин Фидер Карлович, завхоз общежития, – туда они не давно, на выгодных условиях, пристроили наш «Семейный шедевр»!..
Через пару минут появились двое бритоголовых с двумя трёхлитровыми банками, «заряженными» самогоном. Публика, хмурая после вчерашнего, сразу оживились и оторвавшись от теле-линзы, встретила бритоголовых «целителей», Квашкина и Гуаношвилли, радостными репликами.