Рассказы о Гагарине

– Помолчите, ребята! – строго сказала Ксения Герасимовна. – Ты откуда, девочка?

– Мясоедовские мы, – по-взрослому ответила та.

– Как тебя звать?

– Настя.

– А фамилия?

– Жигалина.

– Постой, ты не предколхоза дочь?

– Ага!

– А как здесь очутилась?

– Меня мамка привела. К тёте Дуне жить.

– Дуня вам родная?

– Ага. Она тёти-Валина дочка.

– А где же твои родители?

– Папка в этом… ополчении, а мамка в госпитале.

Ксения Герасимовна чуть помолчала, что-то соображая внутри себя.

– Слезами горю не поможешь, – сказала она решительно. – Пойдём, будешь со мной жить…

Клушинскую школу перевели в колхозное правление. Сюда же переколотили школьную вывеску.

После уроков, когда ребята гуртом выкатились на улицу, Пузан предложил Пеке Фрязину:

– Эй, Жук, давай из новенькой «масло жмать»!

– Лучше из тебя «жмать», жиртрест! – огрызнулась Настя.

Ей бы помолчать: из новеньких всегда «масло жмут», и ничего страшного тут нет. Но её насмешка обозлила Пузана, а строптивость – Пеку Фрязина. И «жмать» её стали с излишним азартом.

– Да ну вас!.. Дураки!.. Пустите!.. – кричала Настя. – Да ну вас, черти паршивые!.. – В голосе её послышались слёзы.

Но её вопли лишь придали прыти «давильщикам»: они разбегались и враз сжимали девочку с боков. Настя захныкала.

И вдруг вместо податливого Настиного тела Пузан встретил чьё-то колючее плечо, ушибся о него рёбрами и отлетел в сторону.

– Ты чего?.. – пробормотал он обиженно, но сдачи не дал, ибо отличался миролюбивым нравом и задевал лишь тех, кто был слабее его.

А с Юркой Гагариным – известно – лучше не связываться. Вот Пека Фрязин попробовал – и распластался на земле. Вскочил, сжал кулаки – и снова запахал носом в грязь. И главное, Юрка не злится вовсе: губы улыбаются, глаза весёлые, блестящие и… опасные. А крепок он, как кленовый корешок. Нет, лучше с ним не связываться. Да и на кой она сдалась, эта конопатая плакса? И Пузан пошёл себе потихоньку прочь, а за ним, ругаясь и грозясь, ретировался отважный Фрязин.

– Не плачь, – сказал Юра девочке. – Они же в шутку.

Настя дёрнула носом раз-другой и успокоилась.

– Какой ты сильный! – сказала она восхищённо. – Здорово дал!

– Да это понарошку, – отмахнулся Юра.

Он глядел на её пёстрое черноглазое лицо, и ему было радостно. Он готов был сразиться за неё не только с робким Пузаном и задирой Фрязиным, а хоть со всем воинством гетмана Жолкевского.

– Слушай, – сказал Юра, не зная, чем одарить это дивное существо. – Ты видела «жилища богатырей»?

– Н-нет, – сказала Настя подозрительно.

– Пошли!..

Юра поделился с Настей всем, что имел: «жилищем богатырей», могильными курганами бесстрашных русских воинов, старым ветряком, где до революции водились ведьмы, заброшенным погостом – там по ночам мерцали зелёные огоньки, остовом сгоревшего самолёта, полузатонувшего в болоте. Настя принимала эти дары с вежливой прохладцей. Как выяснилось, её родное Мясоедово тоже не обойдено и памятниками русской славы, и таинственными огоньками, и всевозможной нежитью, вот только сгоревшего самолёта не было. К тому же её томили иные заботы.

– Пирожка бы сейчас! – сказала Настя мечтательно.

Они сидели на треснувшем, вросшем в землю жёрнове, возле бывшего обиталища ведьм.

– Оголодала? – с улыбкой спросил Юра.

Настя замотала головой.

– Я сытая. Пирожка охота… У нас каждый день пироги пекли. С яйцами, грибами, капустой, рисом, яблоками, вишнями, черникой.

– А ты, видать, балованная! – засмеялся Юра.

– Конечно, – с достоинством подтвердила Настя. – Я моленное дитя.

– Как это – моленное?

– Папка с мамкой никак родить не могли. И бабка покойная меня у Бога вымолила.

– А разве Бог есть? – озадачился Юра.

– Только у старых людей. У молодых его не бывает.

– Жалко! – снова засмеялся Юра. – А то бы мы пирожка намолили!

– Посмейся ещё! – обиделась Настя. – Я с тобой водиться не буду.

– Знаешь, – осенило Юру, – пойдём к нам! Мать вчера тесто ставила. Насчёт пирогов – не знаю, а жамочку[2 - Жа?мочка (жа?мка) – круглый пряник.] или пышку наверняка ухватим.

– Пышки с вареньем – вот вкуснота! – облизнулось «моленное» дитя.