Нэй. Сердце Сошо

Впрочем, нельзя сказать, что это был некий заговор именно против Нэя. На самом деле отпуска всем выписывались с большим скрипом, что очередные, а особенно внеочередные. За год перед дембелем Артур Мосли тоже выбивал себе внеочередной отпуск целый месяц. Причина? Нужно было поприсутствовать в Мир Рошанском на одном торжестве, чисто великосветском, что-то вроде сбора всех персон королевской крови Рошанского королевства. Его спрашивают:

– Умер кто?

Он:

– Нет.

– Тогда с чего такая спешка? Ну, чистое издевательство, честное слово! Хотя и командование понять можно, если просто отпуска раздавать, кто служить-то будет?

Но главное, что дали отпуск.

И Нэй не стал тратить время на дорогу – это ведь несколько натир, даже если быстро ехать. Он сделал проще: просто прошел дорогой первого Короля леса из Королевского леса в Язык Демона. Несколько часов, и он в окрестностях Орсы.

Правда, попасть в дом Селистера ему удалось чуть ли не с боем. Ну, не хотели его пускать без очереди (хоть и вечер был, но человек пять в приемной находились) и без заполнения карточки (вот что у него болит?), да еще и сошо (на самом деле, это и есть главная причина, по которой не хотели пускать именно к Селистеру, на этот случай в доме были простые целители). В конце концов, Нэй тихонько стукнул секретаря и рванулся к лестнице, а там и в сторону правого крыла. За ним помчалась целая процессия – секретарь и еще пара крепких парней.

Но догнали его, только когда он остановился.

Остановился в объятьях Селистера. Объятья были дружеские, но лицо целителя без улыбки, потому что было очень грустно и тяжело.

Секретарь с охраной, конечно, тут же ретировались, выказывая извинения, а Нэй и Селистер направились в палату, где лежала Мелиса.

Нэй успел повидаться и проститься.

Когда вошел в палату, просто не узнал в исхудавшей и очень слабой женщине некогда пышную и блещущую здоровьем Мелису. И Райса тут была.

Вот так они и просидели несколько дней. Постоянно о чем-то говорили, что-то вспоминали, смеялись, как будто пытались отстраниться или убежать от происходящего. Но куда убежишь от правды жизни? Даже ели и пили тут же, благо уборная была недалеко.

А на пятую или шестую ночь, Нэй плохо это помнил от нахлынувших чувств прощания, Мелиса умерла. Спокойно, без суеты и стонов, просто закрыла глаза и совершила последний вздох.

Потом Нэй, кажется, напился. До демонов в глазах и зеленых человечков. Еще глубже, ночью поздней, он помнил себя с Райсой, или она была в его объятьях, или он в ее. Вроде любовью занимались, а может, это только казалось.

В общем, помнил он этот вечер и эту ночь смерти смутно.

А наутро болела голова, ломили кости, и ничего ни хотелось, ни делать, ни даже встать желание не возникало. Он так и уткнулся носом в стену и заснул. Райса ушла и не появлялась больше в этот день. Причем снилось что-то приятное, или он просто гулял вне своего тела. А проснулся к вечеру без всякой боли (вполне возможно, Селистер постарался) и с желанием прогуляться уже в живом теле по вечернему городу, проветрить голову. Вот потянуло его по Орсе погулять.

Но, как говорится, все делается не просто так.

Случайностей нет.

И встречи случайными не бывают.

Ночная Орса – город многолюдный и веселый. В отличие от тесного Аркета, здесь было где развернуться и отдохнуть, не опасаясь за свою жизнь и кошелек. Конечно, и в Орсе были места, где лучше не появляться добропорядочным гражданам, но на то они и добропорядочные граждане, чтобы не ходить, куда не надо.

Нэй просто гулял, никуда не собираясь заходить. Лето Сигизмунда было в самом разгаре, ночи по-осеннему были темными, но не такими жаркими, как день, отчего на улицах было много народу, огни на центральных улицах светили ярко, освещая все вокруг как днем.

Иногда он останавливался возле лавок, некоторые из них продолжали работать даже ночью. Было любопытно смотреть на рекламные прилавки, в голове Нэя возникла ассоциация с огромными стеклянными витринами, что здесь было почти невозможно. Такие большие стекла стоили целое состояние. Поэтому здесь были прилавки освещаемые, но открытые, а некоторые очень искусно оформленные, на которые было приятно смотреть. Ну а чтобы случайный зритель не стащил что-нибудь с рекламного прилавка, пусть и бутафорское, тут всегда стоял один из продавцов, скорее, все-таки вышибала, так как с такими габаритами вряд ли стоят за прилавком.

Вот Нэй и остановился возле одной из таких витрин-прилавков, рекламирующих всевозможные сладости. Глядя на них, сердце защемило, ведь вполне возможно, и он был повинен в болезни Мелисы, покупая сладости, которые она просто обожала. Впрочем, как сказал Селистер, живые всегда винят себя в смерти близких людей – не увидели, не предупредили, не остановили. Но на самом деле, виноваты просто жизнь и смерть, и нечего виниться, нужно продолжать жить.

Россыпь конфет приятно так переливалась и, как морской бриз, накатывали на неровный край прилавка, постоянно меняясь, перемешиваясь, завлекая и завораживая.

Но на выходящую из дверей лавки пару Нэй обратил внимание сразу.

Молодая женщина лет двадцати пяти и мужчина в возрасте, лет пятидесяти точно. Веселые, смеющиеся. В руках ничего, но, видимо, просто зашли или попробовать, или просто посмотреть.

Но когда Нэй увидел лицо женщины, то остановился как вкопанный.

Лайза!

Красивая и удивительно притягательная!

Она бросила взгляд на стоящего молодого человека, в ее глазах сверкнуло любопытство, но не узнавание, и она вновь рассмеялась над шуткой своего спутника.

Но сделали они всего несколько шагов из лавки, когда дорогу им преградили двое типов внушительного вида. Для людей габариты были впечатляющие, на их фоне друг Лайзы казался слабаком, что уж говорить о Нэе. Хотя в них было больше гонора, чем силы.

– Лайза, что такое? Я шлю записки, а ты молчишь?

– Мартон, мы ведь уже выяснили отношения! Между нами все кончено.

– Ты так думаешь?

– Уйди! Достал!

– Ты это зря, – он подошел очень близко, можно сказать, впритык (а Нэй и забыл, что Лайза такая высокая). – Со мной не надо так разговаривать!

– Друг мой, – подал голос новый друг Лайзы, и в этом голосе не чувствовалось страха, – вам ведь уже сказали, что следует оставить девушку в покое!

– А тебя никто не спрашивал!

– Господа! Господа, – новый друг поднял руки, – так дела не делаются. Хотите поговорить – пожалуйста! В любое время! Но хамить-то зачем?

– Я еще и не начинал! – проговорил верзила, сплюнул на камни мостовой и, развернувшись, быстрым шагом направился прочь.

Знакомый Лайзы огляделся, секунду задержал взгляд на Нэе, и тоже в глазах любопытство, и совершенно неожиданно проговорил:

– А не зайти ли нам в ресторанчик. Вон, кстати, какая призывная вывеска: «Веселый дровосек и кабанчик». Кабанчика еще понять могу, но дровосек тут при чем? Каша из топора?

Послышался смех Лайзы, но чувствовалось, что ей страшно, и ее друг пытается как-то разрядить обстановку. И ему это, кажется, удалось.

Говорят, ресторанчик хороший. Ценник не ломовой, но и не для среднего достатка. Но Нэя туда не пустят и на порог. Здесь, кстати, есть недалеко симпатичный трактирчик «Тролль и солнце», где на камнях, которые считаются осколками окаменелых троллей, жарят прекрасную яичницу. Что касается яичницы, то она и в самом деле отличная, а вот по поводу камней, скорее всего, врут. Никто уже и не помнит, жили ли вообще в Каракрасе тролли.

Но Нэй задумался и пропустил поворот к этому трактирчику. Да и неудобно следить за обстановкой, сидя в трактире. Лучше кое-что другое применить.

А о чем задумался?

О Лайзе.

Райса о Лайзе писала довольно подробно, можно сказать, без купюр. Поэтому Нэй был в курсе почти всех новостей, слухов и сплетен о своей первой любви.