Такой же проклятый, как все и как я.
Словно изболевшийся призрак заразный,
По городу бродит скука моя.
Мне больно!
Но больно!
Невольно
Устали
Мы оба! Твой взгляд как пулей пробитый висок!
Чу! Смотри: красные зайцы прискакали
На поляны моих перетоптанных щек!
Бог:
(потягиваясь и мечтательно)
Выпустить отсюда, и шаг мой задви?гаю
Утрамбовывать ступней города? и нивы,
И, насквозь пропахший славянскою книгою,
Побегу резвиться, как школьник счастливый.
И, уставший слушать «тебе, господину»,
Огромный вьюк тепла и мощи,
Что солнце взложило земле на спину,
С восторгом подниму потащить я, тощий!
И всех застрявших в слогах «оттого что»,
И всех заблудившихся в лесах «почему»
Я обрадую, как в глухом захолустьи почта,
Потому,
Что все, как и прежде, пойму.
Я всех научу сквозь замкнутые взоры безвольно
Радоваться солнцу и улыбке детей,
Потому что, ей-Богу, страдать довольно,
Потому что чувствовать не стоит сильней!
И будут
Все и повсюду
Покорно
Работать, любиться и знать, что земля
Только трамплин упругий и черный,
Бросающий душу в иные поля.
Что все здесь пройдет, как проходят минуты,
Что лучший билет
На тот свет —
Изможденная плоть,
Что страдальцев, печалью и мукой раздутых,
Я, как флаги, сумею вверху приколоть!
Поэт:
И своею улыбью,
Как сладкою зыбью,
Укачаешь тоску и подавишь вздох,
И людям по жилам холодную, рыбью
Кровь растечешь ты, назначенный Бог!
Рассказать, что наше счастье великое
Далеко, но что есть оно там, – пустяки!
Я и сам бы сумел так, мечтая и хныкая,
Отодвинуть на сутки зловещие хрусты руки.
Я и сам, завернувшись в надежды, как в свитер верблюжий,
Укачаясь зимою в молитвах в весну,
Сколько раз вылезал из намыленной петли наружу,
Сколько раз не вспугнул я курком тишину!
Но если наш мир для нас был создан,
Что за радость, что на? небе лучше, чем здесь!
Что ж? Поставить твой палец, чтоб звал между звезд он:
«Уставший! Голубчик! Ты на? небо влезь!»
Ведь если не знаешь: к чему этот бренный,
Купленный у вечности на вырез арбуз,
Если наш шар – это лишь у вселенной
На спине бубновый туз —
К чему же тебя выпускать на волю?
Зачем же тебя на просторы пролить?
Ведь, город из поля воздвигнувший, полем
Город не смеет обратно манить!
Сиди, неудачный, в лачуге темной,
Ты, вычеканенный на нас, как на металле монет,
Ты такой же смешной и никчемный,
Как я – последний поэт!!!
Сиди же здесь, жуткий, тишиной
Зачумленный,
Глотай молитвы в раскрытую пасть,
Покуда наш мйр, тобой
Пропыленный,
Не посмеет тебя проклясть!
Стремительно выбегает из очень высокого, черного с золотом, и бурно падает громыхающий, слетающий занавес.
Действие третье
Сразу запахло в воздухе листвой, заиграла музыка, и, как легкие облака, проплывает в сторону занавес, и… Поле как таковое. Самая убедительная весна. Медленно и нелепо проходит, в широкой шляпе, с галстуком широким бантом, прохожий юноша.
Юноша:
Там, где лес спускается до воды,
Чтоб напиться, и в воду кидает теней окурки,
Как убедительны пронзительные доводы
Изнемогающей небесной лазурки!
И хочется солнцу кричать мне: «Великий, дыши,
Истоптавший огнями провалы в небесах,
Где ночью планеты, как будто выкидыши,
Неочертаны в наших зрачках!»
А грозе проорем: «Небеса не мочи,