Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову

– Не знаю, посмотрю, – ответила Лида.

– А потом что?

– Когда жара спадет, прогуляюсь по Бродвею, – совсем немного осталось тех жителей города, кто называл аллею на главном проспекте города Бродвеем. – Ты что?

– Я дома буду. Пока.

– Пока.

Лидия Леонидовна спрятала телефон. Сумку положила в тень от зонта и развалилась на полотенце. Люди ей не мешали, она всю жизнь любила скопление народа, всякие городские праздники, демонстрации, ее вдохновляла людская масса. Она не лезла вперед с транспарантом, чтобы профсоюзный начальник заметил ее или чтобы районное руководство отметило. Она была в гуще, ее размазывало от удовольствия участия.

– Ура! – кричала она самозабвенно и не уставала. Могла нести шарики и размахивать флагом.

Лида с детства любила собрания, но не скучные в актовом зале, а большие, например, в театре или в городском доме культуры, где были выступающие, а между ними концертные номера. Почему ей нравились выступающие, она не знала. Себя на трибуне она не представляла, наоборот радовалась, что сидит в зале и ей не надо ни о чем волноваться, ни о том, как сидит юбка, или что она может оговориться.

Лида боялась оговориться, представляла, как доярка или зоотехник выходит на трибуну и говорит:

– Унавоженные товарищи!

А когда ты сидишь в зале, тебе смешно – это не ты оговорился.

Инициативу надо брать тихо и незаметно. Гребешь под себя, а потом вдруг оказывается, что без тебя никуда: ни бумажку подписать, ни товар найти.

В свое время, будучи замом начальницы райпотребсоюза, она с директором одного магазина без скандала слепила акционерное общество, а потом все акции купила и оформила магазин на себя. Теперь у нее есть на что жить.

Лидия Леонидовна достала книгу.

– «Книга весенняя. Клим Вадимов». Она знала этого самовлюбленного эгоиста. Встречалась. Прочитала в газете, что у него вышла книга, решила достать. Пришлось просить зятя. Вася через пару дней принес книжку с автографом.

Она открыла первую страницу и прочитала «Опять, ля, про любовь», – приличного от него было трудно ожидать. Ага, ну давай. И Лида стала читать.

Анонимный опыт экзистенциальной драмы с перерывом.

Действующие лица:

Пациент, анонимный субъект.

Вася, товарищ-совесть.

Жека, жена.

Беллуччи, просил ее руки у родителей.

Эвжа, стала жить с ним в 16 лет.

Гела, уверена, что родила ему сына.

Вета, всегда была верным другом.

Ли, искренно восхищалась.

Прима, настоящий семейный друг.

Май, подружка.

Таня, сама скромность.

Вика, упущенные карьерные перспективы.

Юля, романтика.

Вальс, Господи, боже мой.

Мадлен, психологический спарринг партнер.

Пит, муж Веты.

Ники, сын Гелы.

Ян, муж Ли.

Паша, сын Примы.

Мико, отец детей Вальс.

Рама, дочь Мадлен.

Начало опыта.

Можно представлять любые обстоятельства этой беседы, в любом пространстве, в белом, в черном, с окнами или без, на террасе, в тронном зале Его Императорского Величества, в храме или в саду. Это могут быть голоса. Это могут быть люди, а могут не быть. Они могут входить, могут материализоваться из воздуха, появляться на экране. Могут быть сразу все вместе в одном пространстве, хоть на облаке.

ВАСЯ. Ты не ценишь любовь.

ПАЦИЕНТ. «Я старый солдат и не знаю слов любви».

ВАСЯ. Ты циничен.

ПАЦИЕНТ. Однажды самодеятельный психолог предложил вспомнить самое главное событие в жизни. Студентка сказала, что это выпускной. Парень, что служба в армии.

ВАСЯ. Ты что сказал?

ПАЦИЕНТ. Первый секс. У нормального человека это должно быть незабываемое событие. Ты узнаешь, что такое размножаться на практике. Разве нет?

ВАСЯ. А если у человека умер кто-нибудь?

ПАЦИЕНТ. К смерти идешь медленно, с опытом, видел, как хоронили, знаешь, что люди умирают, привыкаешь. К первому сексу летишь с 13 до 17. Секс это жизнь.

ВАСЯ. Значит, ты свой помнишь?