Девушка по имени Августа

Торчать в клинике не хотелось, тем более что никто и не приглашал пройти, присесть и подождать. Напротив – взгляд охранника был вежливо-вопросительным. «Вам все ясно? Гуд бай, арриведерчи, оревуар, до свидания!» – без труда читалось в этом ясном спокойном взгляде. Так смотрят люди, которые знают высшую правду и живут по ней.

– Загляну завтра, – пообещал Александр, хотя на самом деле намеревался зайти сегодня, ближе к вечеру.

Соврал он намеренно. Вдруг Дегтярский узнает его по описанию и начнет играть в прятки. Фактор внезапности – великое дело.

«Чуден Питер при ясной погоде», – твердил Александр, идя по Невскому куда глаза глядят. Глаза глядели вперед, потом им захотелось поглядеть вправо, затем влево, затем еще раз влево… Спустя два часа Александр вышел к Московскому вокзалу. «Совсем как Веничка», – улыбаясь, подумал он, вспомнив героя и автора книги «Москва – Петушки», которого ноги неизменно приводили к Курскому вокзалу. Интересная книга «Москва – Петушки» и неоднозначная. Сейчас модно лепить ярлык неоднозначности на что попало, считается комплиментом. А «Москва – Петушки» по-настоящему неоднозначная книга, глубокая, книга, у которой подтекст больше самого текста. С одной стороны, вроде бы как пустопорожний треп (некоторые даже скажут не «треп», а «бред»), а с другой – пронзительность и глубина. Как мы живем? Для кого мы живем? Зачем мы живем? И что представляет собой на самом деле наша жизнь? Александр сравнивал такие книги с кочаном капусты – долго приходится снимать лист за листом, пока не доберешься до кочерыжки, то есть – до сути. Банальное, конечно, сравнение, но лучшего и не подобрать. И с каждым снятым листом меняется отношение к книге. Для кого-то «Москва – Петушки» – это, прежде всего, рецепт коктейля «Слеза комсомолки», для кого-то – абсурд «революции» в Елисейкове, а для кого-то – последняя фраза: «И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду».

«Что-то я тоже никак не приду в сознание», – подумал Александр, имея в виду под «сознанием» четкое и ясное понимание ситуации. Вот она – оборотная сторона всех этих «заставаний» врасплох. Получилось такое своеобразное ментальное айкидо, когда твой прием, твоя сила, обращаются против тебя?[8 - 1 В основу айкидо положен принцип перенаправления агрессии противника на него самого.]. Хотел внезапности? Получай!

Внутренне презирая себя за такое мальчишество, Александр достал мобильный и прямо среди шума городского позвонил в «Прогресс», да еще и намеренно понизил голос до хриплого баса и разговаривал не так вежливо, как обычно.

– С Дегтярским соедините, пожалуйста! – полусказал-полуприказал он в ответ на стандартную формулу приветствия «Добрый день, клиника и т. д.».

– Анатолий Викторович на переговорах, – сказали в ответ. – Не знаю, когда он будет. Что-то передать?

Передавать Александр ничего не стал. Прошелся по узкой части Невского проспекта до площади Александра Невского, вернулся обратно к вокзалу, пошел дальше. Когда начал накрапывать дождик, зашел в кафе с красивым интерьером, где выпил чашку невкусного кофе. И все это – механически, неосознанно, на каком-то внутреннем «автопилоте». Безразличие ко всему и нервное напряжение – дрянная смесь. Не исключено, что и кофе оказался хороший, только вот Александру было не до вкуса. В какой-то момент он понял, что так нельзя, и выгнал себя под дождь. Зонт раскрыл шагов через пятьдесят, когда вернулся в состояние, близкое к обычному.

Безразличие к своеобразной красоте дождливого Петербурга или же к вкусу кофе можно было объяснить легко – не до красот и не до смакования напитков было Александру. Но вот нервозность… Откуда она? Ведь уже успела перегореть не только первая порция эмоций, но и вторая, и третья… Все уже обдумано, есть план действий, осталось только встретиться с Дегтярским, а на душе так странно, как бывает в ранней юности, когда стоишь в назначенном месте и волнуешься: придет – не придет? Начав философски смотреть на жизнь, Александр быстро перестал волноваться по этому поводу, но сейчас нечто подобное свербело внутри. Нечто пульсирующее от нетерпения и какое-то заведомо безнадежное. Во время свидания все ясно – уже понимаешь, что «не придет», но пытаешься обмануть сам себя и ждешь «еще пять минуточек». А сейчас-то откуда взялась безнадежность? Не придет Дегтярский на работу сегодня, так придет завтра. Не захочет встречаться с Александром? Ничего страшного, главное, что Александр очень хочет с ним встретиться. Можно сказать, что желания у Александра на двоих, так что не удастся Анатолию Викторовичу отсидеться за дверью своего кабинета. Не удастся! Так что долой нервозность, долой беспокойство, и вообще уже пора звонить в клинику.

Голос Александр менять не стал и, как оказалось, напрасно. Ему даже не дали договорить, отчество Дегтярского до конца произнести не дали.

– Его нет!

И сразу – короткие гудки отбоя.

Ничего себе ответ! Александр даже присвистнул от удивления, хотя склонности к художественному свисту за ним никогда не водилось. Впрочем, скорее всего, это был не свист как таковой, а сублимация какой-нибудь нецензурной брани. Подсознание заменило одно на другое, и в итоге вышло пристойно. Едва слышно присвистнуть на виду у прохожих (подворотня, в которой укрылся от дождя Александр, чтобы позвонить, была проходной, людной) можно, а вот громко ругаться неприлично. Вдвойне неприлично, потому что находишься не где-нибудь, а в городе, который принято считать культурной столицей России.

Культурная столица, частная клиника пластической хирургии – и такое откровенное хамство, которое мать называет «жэковским»! Даже вопрос до конца не дослушали! Явно Дегтярский уже в клинике. Узнал у охранника, что к нему приходил мужчина, догадался по описанию – кто именно, и «ушел в подполье». Ничего, крыса этакая, сейчас до тебя доберутся…

Александр настроился на самый худший в смысле общения вариант. Что ж, так тому и быть…

У давешнего охранника было странное выражение лица – удивленно-растерянное. Охранникам и вообще всем «непропускающим» стражам по роду службы положена абсолютная уверенность в своей правоте и в своих полномочиях. Иначе никак, иначе это будет не охранник, а черт знает кто. «Стесняется, – подумал Александр, идя по коридору. – Наверное, ему велели не пускать меня, задерживать любыми способами, а он не смог…»

Возле кабинета Дегтярского Александр спохватился, что не оставил в гардеробе куртку, но возвращаться не стал, решил, что сойдет и так. В конце концов, он же не в перевязочную пришел, а в кабинет главного врача, где никакого режима стерильности нет.

Дверь кабинета оказалась запертой. Не иначе как охранник успел сделать предупредительный звонок. Александр громко постучал три раза по три коротких стука. Дегтярский не открыл. Может, действительно вышел куда-то, но интуиция подсказывала, что никуда он не вышел, а сидит в кабинете. Ничего, на всякого хитреца найдется свой ловкач, как говорит друг Андрей.

По соседству с главным врачом, за дверью, на которой была только табличка с должностью, сидела главная медсестра клиники. Александр не был знаком с ней лично, но слышал от Дегтярского имя. Не то Алла Владимировна, не то Анна Владимировна. Нет, кажется, все же Анна, точно – Анна.

– Здравствуйте, Анна Владимировна, – Александр вошел в кабинет, закрыл за собой дверь, но дальше проходить не стал. – Я – доктор Берг из Москвы. Мне очень нужно поговорить с Анатолием Викторовичем, но в кабинете его нет. Он случайно не на операции?

Хитрость простая, как таблица умножения. Сейчас Анна Владимировна подтвердит, что главный врач «где-то здесь», и не исключено, что поможет его найти.

Корпулентная Анна Владимировна кивнула в ответ на приветствие и посмотрела на Александра, как ему показалось, выжидающе.

– Александр Михайлович, – представился он. – Анатолий Викторович в клинике?

– А разве… – начала было Анна Владимировна и тут же осеклась.

– Я догадываюсь, что Анатолий Викторович может избегать встречи со мной, – Александр говорил по-деловому спокойно, без малейшего раздражения. – Но я могу вас уверить, что хочу сообщить ему нечто весьма важное.

– Я понимаю, но… – Анна Владимировна снова умолкла на полуслове.

– Если вы понимаете, то вы поможете мне его найти, – жестко сказал Александр, которому уже начал надоедать весь этот Марлезонский балет.

Жаркая духота кабинета тоже не добавляла хорошего настроения.

– Я не могу, – наконец-то раскрыла рот Анна Владимировна.

– Если захотите, Анна Владимировна, то сможете, – Александр поощрительно улыбнулся – давай, мол, не тяни резину.

– Даже если захочу, не смогу, – стояла на своем Анна Владимировна.

Разговор получался каким-то кафкианским. Но у Кафки был Замок в Деревне, а здесь – медицинское учреждение.

– Он что, уехал? – «помог» Александр.

Анна Владимировна поиграла выщипанными в ниточку бровями, пожевала сочными губами, дрогнула двойным подбородком и ответила:

– В некотором смысле – да…

Как? Как можно уехать в некотором смысле? Голова уехала, а тело осталось в кабинете? Или…

– Его арестовали? – предположил Александр.

Подобный исход нетрудно было предположить. Как гласит восточная пословица – если пьешь воду из грязной лужи, то не жалуйся на боль в животе.

Анна Владимировна ничего не ответила.

«Из нее слова клещами не вытащить» – это про таких, как она. На что уж терпелив был Александр, но и его эта игра «в партизанку на допросе» начала раздражать.