Социальная структура и социальный капитал населения Красноярского края

Рис. 1.3. Распределение ответов на вопрос «Среди каких людей Вы встречаете наибольшее взаимопонимание?»

Согласно результатам исследования, практически девять десятых опрошенных жителей региона наибольшее взаимопонимание встречают в семье, 69 % – в компании друзей, на третьем месте по распространённости находится ответ «на работе» – 37 %. Тем самым можно сделать вывод о таких источниках формирования и сферах реализации социального капитала, как семейно-бытовая, сфера дружеского общения, сфера профессиональной деятельности. Иначе говоря, всё это элементы социальной микросреды человека. Исключение составляют соседи и круг единоверцев, что говорит о слабой роли религиозного фактора в формировании и реализации социального капитала, а также высоком уровне отчуждения людей в сфере совместного проживания.

Таблица. 1.3

Чувства близости или отдаленности жителей Красноярского края с жителями территориальных общностей/сообществ[28 - В таблицу не включены доли респондентов, затруднившихся с ответом либо не ответивших на вопрос.]

(% от числа опрошенных, 2011 г.)

Важнейшим аспектом социокультурной самоидентификации как элемента социального капитала является поселенческая самоидентификация жителей региона (табл. 1.3). Большинство опрошенных жителей Красноярского края идентифицируют себя с жителями поселения, в котором они живут (деревня, село, город) – 68 %. Треть респондентов (33 %) самоидентифицируются с жителями краевого центра. Почти столько же выражают наличие общерегиональной самоидентификации – 32 % жителей Красноярского края. Каждый пятый респондент идентифицирует себя с населением России (21 %), всей Земли – 13 %, с жителями бывших республик СССР – 13 %. Можно сделать выводы о том, что у опрошенных сибиряков преобладает «чувство малой Родины», а также проявляется «атомизация» российского социума в пределах данного региона.

Нельзя не отметить и сравнительно высокую долю респондентов, выразивших безразличное отношение к предложенным объектам самоидентификации, т.е. не имеющих чётко выраженной собственной поселенческой самоидентификации: от 11 до 23 % опрошенных.

Большинство опрошенных жителей Красноярского края (60 %) считают жителей Москвы – столицы России «далёкими, чужими»; 51 % респондентов из Красноярского края таким же образом оценили жителей России, 54 % – жителей бывших республик СССР и 48 % – жителей всей Земли. Как видим, более половины респондентов в Красноярском крае считают одинаково далёкими, чужими как жителей всей России, так и население бывших республик СССР. Для ещё большей доли опрошенных жителей Красноярского края характерна антиидентификация с жителями столицы России, что может выражать как недовольство «колониальной политикой Москвы» в отношении данного региона, так и не манифестированный до времени потенциал сибирского сепаратизма. В этой связи нельзя не вспомнить результаты социологических исследований, проведённых нами в 90-х годах в Красноярском крае, которые свидетельствовали о существовании скрытого потенциала сибирского регионально-территориального сепаратизма[29 - Немировский В.Г., Григорьев С.И., Пешков С.И. Сибирь на пути к сепаратизму? // Социологические исследования. – 1993. – № 2. – С. 20-26.].

Описанные выше данные несколько отличаются от результатов всероссийского исследования, проведённого в 2010 г. по России в целом Центром изучения социокультурных изменений Института философии РАН под руководством Н.И. Лапина. Очевидно, что у населения Красноярского края на уровне массового сознания социокультурная самоидентификация с жителями всего своего региона (32 % -Красноярский край, 59 % – Россия в целом), всей России (соответственно, 21 и 38 %), бывших республик СССР (13 и 23%) и всей Земли (13 и 20 %) проявляется существенно слабее, нежели у жителей России в целом.

Однако при этом результаты факторного анализа ответов россиян в целом достаточно близки результатам подобного анализа ответов жителей Красноярского края, несмотря на присутствие в инструментарии по региону двух дополнительных показателей.

Рассмотрим вначале итоги анализа данных опроса по России в целом.

Так, Ф-1 описывает самоидентификацию с жителями всей России, бывших республик СССР и всей Земли. Описательная сила фактора – 43,9 %.

Ф-2 выражает самоидентификацию опрошенных россиян с жителями поселения, в котором они живут, а также всей их области/края (республики). Описательная сила – 33,6 %.

Факторный анализ ответов опрошенных жителей сибирского региона показал следующие результаты:

Ф-1 описывает самоидентификацию респондентов с жителями Москвы, жителями всей России, жителями бывших республик СССР и жителями всей Земли. Описательная сила фактора – 55,4 %.

Ф-2 выражает близость респондента с жителями поселения, в котором он проживает, жителями краевого (республиканского) центра, жителями всего края (республики). Описательная сила фактора – 17,1 %.

Как видим, на уровне массового бессознательного, в отличие от массового сознания, у жителей Красноярского края существует поселенческая социокультурная самоидентификация, в основном подобная той, которая выявлена у россиян в целом. Вместе с тем у респондентов из сибирского региона заметно сильнее выражена латентная переменная, описывающая более широкую территориально-географическую самоидентификацию, нежели самоидентификацию с социокультурной средой поселенческих образований своего региона. Причём по сравнению с данными исследования, проведённого нами в 2010 г. по проекту «Особенности социокультурного портрета Красноярского края»[30 - Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Особенности социокультурного портрета Красноярского края», проект № 10-03-00001а.], эта латентная переменная заметно усилилась (описательная сила фактора 40,7 и 55,4 % соответственно) при существенном ослаблении последней (2010 г. – описательная сила 30,2 %, 2011 г. – 17,1 %)[31 - Немировский В.Г. Особенности социокультурной самоидентификации населения Восточной Сибири // Социологические исследования. – 2011. – № 8. – С. 88-94.].

Можно предположить, что массовое бессознательное респондентов отражает те более ранние этапы формирования социокультурной самоидентификации, когда Советский союз был единым целым, занимающим важное место в мировой иерархии государств. Специфика поселенческой самоидентификации сибиряков-красноярцев по сравнению с россиянами на уровне массового сознания, на наш взгляд, свидетельствует о более поздней тенденции нарушения социально-психологического и социокультурного единства современного российского социума. За период 2010 – 2011 гг. у населения региона на уровне массового бессознательного произошло усиление самоидентификации с более широкими социально-территориальными общностями, что позволяет говорить, с одной стороны, о более благоприятных условиях для реализации их социального капитала вне пределов региона, с другой – определённом сокращении возможностей его реализации там, где они живут. Думается, что это происходит под влиянием широкого круга социально-политических и социально-экономических факторов, подробный анализ которых не входит в нашу задачу.

1.3. Количественные показатели межличностных взаимоотношений как показатель социального капитала

К числу показателей социального капитала относится и брачное положение человека. Как показало исследование, большинство респондентов состоят в официальном или гражданском браке. Практически общепризнано, что лица, состоящие в браке, имеют более высокий социальный капитал, нежели те, кто живут вне брака. Широта социальных взаимодействий как один из важнейших показателей социального капитала во многом зависит от брачного статуса человека, причём, на наш взгляд, это мало зависит от того, каков формальный статус брака: официально зарегистрированный в ЗАГСе, освящённый церковным ритуалом или так называемый гражданский брак (выражаясь языком милицейских протоколов сожительство). Среди опрошенных жителей Красноярского края (рис. 1.4) 59 % признали, что они состоят в браке, 7 % ответили, что разведены, 1 % живут раздельно со своим супругом, 7 % – вдовец (вдова) и чуть более четверти респондентов не женаты (не замужем). Отсюда можно сделать вывод, что наличие устойчивых семейно-брачных отношений у более половины опрошенных выступает важным показателем и характеристикой их социального капитала.

Рис. 1.4. Семейный статус респондентов

Нельзя не отметить, что наличие в семье детей потенциально увеличивает её социальный капитал, поэтому присутствие детей в семьях двух третей опрошенных жителей Красноярского края можно рассматривать как позитивные условия для развития социального капитала у населения региона. При этом, как показано на рис. 1.5, более половины респондентов имеют одного или двух детей. Лишь 9 % опрошенных жителей региона имеют 3 и более детей.

Рис. 1.5. Распределение ответов на вопрос « Есть ли у Вас дети?»

В нашем исследовании был использован индикатор, отражающий общее число человек, проживающих в одной семье. В традиционных культурах большие семьи выступают мощнейшим источником социального капитала для каждого из своих представителей. Разумеется, социокультурная ситуация в сфере демографического поведения, соответствующих норм и ценностей в современной постреформенной России иная, чем в Средней Азии или на Кавказе. Однако и у нас, в Сибири, совместно проживающие родственники представляют собой важный ресурс для формирования и развития социального капитала каждого из них (рис. 1.6.).

Рис. 1.6. Распределение ответов на вопрос «Сколько всего человек в Вашей семье, включая Вас и проживающих с Вами детей?»

Вместе с тем, характеризуя ресурсы социального капитала населения края через призму широты социальных взаимодействий людей в семейной сфере, нельзя не отметить тот факт, что совместное проживание с членами семьи выступает важным ресурсом социального капитала человека. Однако, судя по результатам наших исследований (рис. 1.6), состав семьи двух третей респондентов (67 %) – включая их самих – составляет не более трёх человек! Менее четверти опрошенных (23 %) живут вчетвером, 6 % – впятером. Столь широкое распространение подобных нуклеарных семей в регионе отнюдь не способствует созданию широких ресурсов для формирования социального капитала.

Своего рода «близость» социальных связей субъекта как одну из характеристик ресурсной основы его социального капитала выражают ответы на вопрос «Как Вы думаете, сколько Ваших знакомых готовы оказать Вам срочную помощь при необходимости?» (рис. 1.7). Большинство опрошенных – 43 % рассчитывают на дружескую помощь 1– 3 человек, немногим меньше – 36 % – надеются на поддержку со стороны 4 – 6 знакомых. Только 3 % полагают, что в трудную минуту к ним никто не придёт на помощь. Подобные данные можно оценить как сравнительно низкий потенциальный ресурс социальных связей большинства индивидов, тем более, учитывая тот факт, что в реальности подобные социальные ожидания зачастую являются сильно завышенными.

Рис 1.7. Распределение ответов на вопрос «Как Вы думаете, сколько Ваших знакомых готовы оказать Вам срочную помощь при необходимости?»

Таким образом, можно сделать вывод о достаточно высоких количественных показателях межличностных отношений у жителей Красноярского края в контексте развития и реализации их социального капитала.

1.4. Институциональное и личностное доверие как элемент социального капитала

Представляя собой одну из важнейших составляющих социального капитала, доверие выражает настоящий и прошлый социальный опыт индивида. Именно посредством эмоционального механизма доверия во многом осуществляется формирование социального капитала. Доверие воспроизводится социумом и протекающими в нём социально-экономическими, социально-политическими, социопсихологическими и социокультурными процессами. Важнейшую роль доверия в функционировании современного общества отражает значительное число исследований и публикаций, посвящённых этой теме. Укажем лишь известную фундаментальную работу Ф. Фукуямы[32 - Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию. – М., 2004.].

Для нашей работы представляет особый интерес тот факт, что Ф. Фукуяма ввел интегративное понятие «социальный капитал», основанное на доверии: «Доверие – это возникающее у членов сообщества ожидание того, что другие его члены будут вести себя более или менее предсказуемо, честно и с вниманием к нуждам окружающих, в согласии с некоторыми общими нормами. Социальный капитал – это определенный потенциал общества или его части, возникающий как результат наличия доверия между его членами. Он может быть воплощен и в мельчайшем базовом социальном коллективе – семье, и во всех коллективах, существующих в промежутке между ними. Социальный капитал отличается от других форм человеческого капитала тем, что обычно он создается и передается посредством культурных механизмов таких как религия, традиция, обычай. Не принижая роли договора и эгоистического интереса как основ ассоциации, надо сказать, что наиболее действенные организации имеют под собой другую основу: коллектив, объединенный общими этическими ценностями. Членам таких коллективов не требуется подробная контрактно-правовая регламентация их отношений, потому что сушествующий между ними моральный консенсус является базисом их взаимного доверия»[33 - Там же. – С. 27.].

Наряду с термином «доверие» нам представляется эвристичным применять не только его антитезу – «недоверие», но и использованный П. Штомпкой термин «безверие» для характеристики нейтральных ситуаций, когда индивид не высказывает ни доверия, ни недоверия некоему социальному субъекту[34 - Sztompka P. Trust: a sociological theory. Cambridge: Cambridge university press, 1999. – Р. 214.]. Поэтому можно говорить о том, что безверие – промежуточная фаза процесса формирования/разрушения доверия, когда доверие или недоверие уже утрачено, но ещё не сформировалось нового отношения к данному социальному субъекту.

Поэтому мы можем представить «поле доверия» в массовом сознании/ бессознательном населения региона в качестве своеобразной матрицы социальных взаимодействий, основными характеристиками которого выступают доверие, недоверие и безверие.

Таблица 1.4

Доверие респондентов различным социальным институтам и общностям

(в % от количества опрошенных)

Как показано в табл. 1.4, у опрошенных жителей Красноярского края весьма низок уровень институционального доверия в целом, за исключением доверия Президенту России (полностью доверяю + пожалуй, доверяю в основном = 34 %), Правительству России (соответственно 26 %), армии (30 %), Церкви и духовенству (40 %).

При этом выделяется следующий рейтинг институционального недоверия респондентов:

– политическим партиям (не очень доверяю + совсем не доверяю = 65%),

– полиции (милиции) – 63 %,

– СМИ – 56 %,

– муниципальным и местным органам самоуправления – 56%,

– Законодательному Собранию – 52 %,

– Правительству региона – 51 %,

– Госдуме РФ – 50 %,

– Правительству России – 42 %,

– прокуратуре – 48 %,

– суду – 48 %,

– губернатору – 47 %,