Реквием по Победе

– Так точно!

Лебедев заметно встрепенулся, а в глазах мелькнула искра.

– Через пару дней у меня машина в Тулу уходит, могут вас подбросить. Вернётесь домой, отдохнёте, а потом начнёте трудиться. На полях, или ещё где-нибудь…

– Спасибо вам, товарищ военврач! – уже радостнее ответил Евгений.

***

Полуторка ехала по просёлочной дороге. Вдоль неё были поля. Ещё голые, не отошедшие от недавней зимы поля, на которых вскоре будет посажен хлеб.

Лебедев глядел на всё это с улыбкой, узнавая родные места. Ему вспоминалось, как он бегал здесь в детстве, как за стадом коров на лошади глядел, и как по ночам с местными мальчишками ведьм искал. Всё это навивало ностальгию и такое знакомое всем чувство – «я на Родине!».

Вскоре, впереди показались знакомые дома. Маленькие, некоторые с покосившимися крышами и заборами, но такие родные.

– Останови, – приказал Лебедев водителю.

Полуторка остановилась, и майор спрыгнул на землю, хлопнув по двери, чтоб машина уезжала.

Он брёл по, хоженой им много раз, дороге, по которой четыре года назад уходил простым рабочим, а его провожала родная и такая милая Ганна. Теперь же он шёл по ней один в форме майора, и позвякивая орденами и медалями.

Лебедеву представлялось как он сейчас найдёт свой зелёненький домик с резной крышей; как их собаки подбегут к нему, чтоб их погладили; как из печной трубы будет валить дымок, а в домике будет Ганнушка, как всегда, за домашними делами или чтением.

«Изменилась, наверное, – думал майор. – Не то что меня не узнает, я сам-то её, как в первый раз, увижу.»

Он ускорил шаги, дабы быстрее приблизить столь долгожданное мгновение.

Дома, дома, дома…

И вот, наконец, показался его родной деревянный домик, окрашенный в зелёный.

Однако при его виде Лебедев как-то замедлился, а потом и вообще остановился. Что-то было тут не так. То ли он так давно не был на Родине, то ли дом каким-то другим стал – непонятно. Ему казалось, что сам воздух вокруг изменился.

Он подошёл к забору и сразу подметил: «Надо будет новый сделать…»

Как и ожидалось, из трубы валил дымок, но… даже в нём было что-то не так…

Собаки не сразу увидели хозяина. Когда же они его заприметили, то загремели цепями и разразились лаем.

«Это ещё что такое?!» – недоумевал Лебедев, ибо его собаки никогда себе такого не позволяли по отношению к нему или Ганне. – «И вы, что ли, забыли?!»

В этот момент, открылась дверь дома, и на лай выбежала Ганна. Она была в своём обычном светлом домашнем платье в горошек, с такими же прекрасными белокурыми волосами, собранными в хвост и миленьким личиком. Всё было, как в тот злополучный день, когда Евгений отправлялся на фронт.

При виде жены Лебедев улыбнулся, а сердце его забилось сильнее.

– Здравствуй, родная! – произнёс он.

Ганна обернулась на голос и выпучила глаза так, как будто видела его в первый раз. Но её удивление сменилось испугом, ибо она вскрикнула, всплеснула руками и побежала в дом.

«Что происходит?» – всё никак не мог понять Лебедев и поспешил в дом за супругой.

В сенях, как и прежде, было темновато. Евгений прошёл по ним, и чуть не упал, запнувшись о чей-то сапог. Стоп! Сапог! Это был мужской рабочий сапог!

Лебедев резко рванул дверь, ведущую в главную комнатку, где стояла печь и обеденный стол.

За ним сидел мужик. Коренастый, с густой бородой и усами, с сильными и грубыми руками и с лицом полным недоумения.

Лебедев смотрел на незваного гостя со злобой, готовый уже кинуться на него с кулаками, как на фрица, но тут он окинул взглядом комнату. Всё здесь было по-другому. Нигде не было его вещей, нехитрая мебель, им же собранная, была расставлена иначе, запахи в доме были совсем другие, а сама Ганна стояла у печи, теребя в руках подолы своего платья, то и дело косясь на нового хозяина дома.

Евгений понял, что незваный гость в этом доме не этот мужик, а он сам.

Гнев в его глазах сменился смирением и печалью.

– Извините, товарищи, – проговорил он, сдерживая ком в горле. – Кажется, я ошибся домом. Счастья вам!

Мужик ничего не ответил. Он просто сидел без движения и уже угрюмо смотрел на, не пойми откуда взявшегося, офицера.

Евгений бросил грустный взгляд на Ганну, которая тоже молчала, и направился к выходу.

Он уходил со двора. Со своего родного двора, на котором прожил всю жизнь. Лебедев не знал, что делать. Что думать. Он столько лет жил здесь, и всё было хорошо. Он был героем войны с пятью орденами, который уже не мог более служить стране с оружием в руках. Он стал ненужным…

Майор шёл по знакомой дороге, чувствуя, как ноги его становятся ватными, а под сердцем начинает покалывать. Должно быть, это тот самый осколок, который не смогли вытащить тогда под Сталинградом. Наверное, он ползёт к сердцу.

Осколок…

Что же получается? Пока он – офицер армейской разведки бегал под пулями, умирал под завалами, ломал глотки немцам, Ганна наслаждалась обществом этого человека. И, видимо, хорошо наслаждалась. Вон и в доме под себя всё переделали, и собаки привыкли, а ты, Лебедев, кто такой? Не знаем мы тебя. Вот тебе и осколок в спину. Первый не убил, так пусть, хоть, второй…

Евгений чувствовал, как его дыхание становилось тяжелее, а ноги еле шевелились.

«Лучше б меня убили там… в том доме…», – подумал он, и внезапно упал на землю лицом вниз. Что-то болело под сердцем, а простреленное лёгкое начало покалывать.

«Добили…», – сказал Лебедев про себя и закрыл глаза, зная, что рядом нет его бойцов, что донесут до госпиталя….

38-я батарея

Я успеваю улыбнуться,

Я видел, кто бредёт за мной.

Мы не успели, не успели, не успели оглянуться —

А сыновья, а сыновья уходят в бой!

В.С.Высоцкий

Вокруг стола стояли офицеры, то и дело что-то записывая и отмечая на картах в своих планшетках. Лица у всех были сосредоточенные и серьёзные – все понимали, что готовится операция.

На самом широком деревянном столе, сколоченном из каких-то досок, лежала большая карта района боевых действий. То и дело по ней то тут, то там скользила указка, а в некоторых местах даже в ход шёл красный карандаш, отмечавший что-то крестиками и прочими обозначениями.