Литературные вечера. 7-11 классы

(На выбор учителя: звучит песня В. Высоцкого «Натянутый канат» или «Мой микрофон»)

Второй ведущий:

Во все времена в творчестве разных поэтов мы находим тревожное, а подчас и трагическое мироощущение. Казалось бы, наделенный даром Божиим равен Богу. На деле же… Поэт чувствует себя пасынком в этом мире, чужим, а порой и ненужным, лишним. Мир не приемлет поэтов.

М. Цветаева (стихотворение «Что же мне делать, слепцу и пасынку…»):

Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч, и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям,
Страсти! Где насморком
Назван – плач!
<…>

Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С той безмерностью в мире мер?!

О. Мандельштам (стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», написано в 1933 г.):

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны…
А где хватит на полразговорца
Там припомнят кремлевского горца.
Второй ведущий: Полтора столетия назад В. Кюхельбекер писал:
Горька судьба поэтов всех племен,
Тяжелее всех судьба казнит Россию…

Эти строки были вызваны убийством Грибоедова, казнью поэтов-декабристов, гибелью Пушкина… Следующим будет Лермонтов. XX век оказался едва ли не еще более жестоким по отношению к поэтам: покончили жизнь самоубийством С. Есенин и В. Маяковский, в 1921 г., причисленный к участникам контрреволюционного движения, расстрелян Н. Гумилев, в 1939 г. в пересылочном лагере умер Мандельштам.

М. Цветаева (стихотворение «Рябину рубили зорькую»):

Рябину
Рубили
Зорькою.
Рябина —
Судьбина
Горькая.
Рябина —
Седыми
Спусками.
Рябина —
Судьбина
Русская.

(Звучит песня В. Высоцкого «О фатальных датах и цифрах».)

Первый ведущий:

Последние строчки песни В. Высоцкого о том, что, «может быть, концы поэтов отодвинулись на время», в нашем сознании звучат как горькая ирония: жизнь самого Высоцкого оборвалась на цифре 42. Не в 1938-м, а в 1980-м. Не в лагере смерти, а в Москве, у себя в квартире. И все же язык не поворачивается назвать эту смерть естественной. Она неестественно преждевременна. Кто повинен в ней? У Высоцкого есть песня, в которой – ответ.

В. Высоцкий (стихотворение «Мой черный человек»):

Мой черный человек в костюме сером —
Он был министром, домуправом, офицером, —
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой, —
И я немел от боли и бессилья,
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».

Я суеверен был, искал приметы,
Что, мол, пройдет, терпи, все ерунда…
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: «Больше – никогда!»
<…>

И мне давали добрые советы,
Чуть свысока похлопав по плечу,
Мои друзья – известные поэты:
«Не стоит рифмовать „кричу-торчу“».

И лопнула во мне терпенья жила
И я со смертью перешел на ты, —
Она давно возле меня кружила
Побаивалась только хрипоты.
<…>

Но знаю я, что лживо, а что свято, —
Я понял это все-таки давно,
Мой путь один, всего один, ребята, —
Мне выбора, по счастью, не дано!

И. Северянин (стихотворение «На смерть Фофанова»):

Пока поэт был жив, его вы поносили,
Покинули его, бежали, как чумы…
Пред мудрым опьяненьем – от бессилья
Дрожали трезвые умы!

Постигните ли вы, прозаики-злодеи,
Почтенные отцы, достойные мужи!
Что пьяным гением зажженные идеи, —
Прекрасней вашей трезвой лжи?!
<…>