Культурное развитие Обдорского Севера в XVIII – начале XX вв.

Ясачные платежи и различные сборы оставались весьма ощутимыми и в XIX в.: «Ясак, платимый в казну инородцами, весьма не значителен, именно: с годного работника причитается, с остяка 85? коп., губернские и земские повинности с крещеного, ясака 2 руб. 27? коп., всего 3 руб. 13? коп., а с некрещеного, ясака и повинностей 3 руб. 58? коп.; с крещенных и некрещеных самоедов ясака и повинностей 3 руб. 58? коп».[276 - ТГВ, 1878, №18, С. 3] Несмотря на все мероприятия правительства, направленные на организацию сбора ясачной повинности, долги продолжали сохраняться из года в год. В конце XIX в. правительство отчасти осуществило замену ясачного сбора государственной оброчной податью, однако, вплоть до начала XX в. сбор осуществлялся пушниной.

Проблема чрезмерного употребления коренными народами алкогольных напитков беспокоила правительство. На Обдорской ярмарке «вопреки распоряжения правительства и бдительному надзору местного начальства, существует с давних лет и продажа хлебного вина, существует в размерах весьма значительных, в домах большей части обдорских обывателей».[277 - ТГВ, 1878,№14, С. 4] На эти вопиющие факты указывали и земские заседатели: «Прежде самоед и остяк не знали русского вина, и не чувствовали в нем, как теперь, нужды – имел свои пески неоспоримые, неводил спокойно, заводил хорошие рыбалки и ему было чрез край довольно и пропитания, и запасов. …А теперь все лучшие пески и соры запродали русским торговцам. Потому что остякам нравится вино… Теперь остяку даже почти не достает рыбы, потому что он отдает ее за вино, разоряется, входит или впутывается в неуплатимые долги».[278 - ГУТО ГА г. Тобольск ф. 152 оп. 39 д. 5 л. 128]

О вредной торговле вином среди ненцев и северных хантов в своем рапорте указывает и надзиратель 1-го акцизного округа Западной Сибири Чернов: «к северу от Березова, где официально торговля вином запрещена, торговля эта, несмотря на все меры, принятые местными властями, существует в самой вредной для народа форме. Так, в Обдорске во время ярмарки, как заявил г-н Станкевич, остяки и самоеды находят вино, имеющее крепость не свыше 25—30° и зачастую с вредными для здоровья примесями, производящими одурение, почти у каждого промышленника, ведущего с инородцами торговлю, где приобретается вино по баснословной цене. Уличить в продаже нет возможности, ровно как нет возможности ослабить эту вредную для инородца торговлю».[279 - ГУТО ГА г. Тобольск ф. 152 оп. 41 д. 382 лл. 13,14] Спаивали во время ярмарки оленеводов и священнослужители, чтобы приобрести пушнину за бесценок: «Находящиеся там при церквах духовные чины, …содержат у себя в домах вино. Меньше для себя, как больше для корысти через то уповаемой от ясашных народов. Приглашают их к себе, спаивают их вином, вымогая себе разных родов мягкую рухлядь, которую ясашные должны готовить и отдавать в ясак. А вместо того пропивают, и следственно в ясашных окладах делается недоимка».[280 - ГУТО ГА г. Тобольск. Ф. 154 оп. 3 д. 1211 л. 70]

С письмом к Архангельскому гражданскому губернатору обратился Тобольский губернатор, где просил запретить ввоз алкогольных напитков в стойбища оленеводов коми-зырянами: «Многими и неоднократными Высочайшими указами и инструкциями строжайше запрещен ввоз к ясашным пьяных напитков, а, потому, имея честь предоставить на уважение Вашего превосходительства, все означенные обстоятельства, покорнейше испрашиваю о начальническом Вашем, кому должно предпринять, дабы жители Архангельской губернии ни под каким видом не ввозили в Березовский уезд вина. В противном случае будут приняты такие меры, что принуждены они будут оставить полезную для них промышленность или подвергнуться всей законной по суду в Березовском крае строгости».[281 - ГАОО ф. 3 оп. 1 д. 42 св. 10 л. 4, 4об.]

В 1830 г. был введен запрет на ввоз к оленеводам даже лекарств, настоянных на спирте. Правительственные запреты на ввоз и продажу спиртных напитков игнорировалась купцами, промышленниками, мещанами и виноторговля продолжала развиваться в Обдорском крае: «Зло состоит в том, что привозят они с собою пьяные напитки, соблазняя сим губительным питьем Березовских самоедов и остяков, и расстраивая чрез то их благосостояние, которые сверх сего разорение».[282 - ГАОО ф. 3 оп. 1 д. 42 св. 10 л. 4об]

Но поскольку проникновение вина на север продолжалось, то Главное управление Западной Сибири разрешило коренным народам ввозить в свои стойбища спиртное как для собственного употребления, так и перепродажи при сохранении запрета на официальную виноторговлю к северу от Березова. Генерал-губернатор Г. Х. Гасфорт, посетивший Березовский край, отметил, что торговля производилась не всегда добросовестно, и действие алкоголя приводило последних к физической и духовной деградации: «В Березове, Обдорске и Сургуте прибывает число купцов и мещан, а в племени остяков и самоедов прибывает еще быстрее число бедных, и даже воистину нищих».[283 - ГУТО ГА г. Тобольск ф. 152 оп. 39 д. 5 л. 128]

Государственная власть стремилась не только сохранить свою монополию на изготовление и продажу алкогольных напитков, но и ограничить их распространение среди ясачного населения. Управление акцизными сборами Министерства финансов Западной Сибири ходатайствовало перед тобольским губернатором о введении казенной продажи вина. В 1889 г. в Обдорске открылся кабак, который за год сделал доход на 80 560 руб. В 1902 г. власти вновь попытались ограничить потребление алкоголя коренными народами, чем сразу же воспользовались виноторговцы, подняв цену с 8 до 15 руб. за ведро водки, которая была раскуплена коми-зырянами и торговцами для «перепродажи инородцам отдаленной тундры по произвольной цене».[284 - Дунин-Горкавич А. А. Указ. Соч. С. 33]

Политика правительства изменялась в зависимости от состояния и потребностей страны. Соответственно, различными были задачи, решаемые государством. Правительству не было безразлично, какой веры придерживалось население Обдорского края. Необходимость поддержания мирных отношений определяла позицию веротерпимости. Правительство предпринимала меры против посягательств русскоязычного населения – искателей быстрого обогащения на местах захоронений и священных мест коренного населения. Наказание виновных было суровым к крестьянам, казакам и «гулящим людям» за разрушение могил и священных мест коренного народа и за это «быть перевешанным без пощады».[285 - Главацкая Е. М. Указ. Соч. С. 225] К середине XIX в. стали проявляться новые тенденции в области национальной политики. Важную роль в проведении политики правительства в отношении религиозных традиций северных народов сыграло основание миссионерских институтов. Активное миссионерство уступило более мягкому подходу.

Глава III. Традиции и новации в культуре жизнеобеспечения населения Обдорского Севера

– Поселения и жилища

В данной главе особенности развития материальной культуры западносибирских русских, коми-зырян и коренных народов за полтора столетия рассматриваются на примере жилых и хозяйственных построек, одежды, утвари. Сравнение некоторых категорий русского крестьянства разных природно-климатических зон региона с учетом влияния социально-экономических процессов, миграций, политики властей, контактов с аборигенным населением края. Инновации, связанные с городским влиянием, дополнение некоторых элементов из материальной культуры коренных народов стимулировали развитие материальной культуры русских людей Севера. Русский народ жил как в больших для своего времени городах, насчитывающих десятки тысяч человек, так и в селах в несколько десятков дворов, и деревнях, особенно на севере страны, в которых группировалось по два-три двора.

История поселений отражает историю хозяйственного и культурного освоения территорий Западной Сибири. Возникновение русских и коми-зырянских поселений на территории Обдорского Севера связано с промысловой колонизацией. Предприимчивые выходцы из Русского Севера отправлялись на север в поисках новых земель и природных богатств. Продвигаясь по рекам и волокам, они вышли к Оби и ее притокам. Обитавшие здесь северные народы не оказали активного сопротивления. Напротив, архивные и литературные источники свидетельствуют о развитом торговом обмене и промысловой деятельности, которые способствовали взаимопроникновению культурных традиций коренного населения и переселенцев.

Первые краткие сведения о русских поселениях в Западной Сибири имеются в записках путешественников и исследователей Н. Спафария, П. С. Палласа, И. Фалька, М. А. Кастрена, краеведов Н. А. Абрамова, В. Н. Шаврова, М. К. Голодникова и др.[286 - Голодников М. К. От Тобольска до Обдорска летом и зимою. //ТГВ. 1881, №3; Записки штаб-лекаря В. Н. Шаврова о жителях Березовского края. //ТГВ. 1871, №43;] Путешественники, исследователи не ставили цели изучения русского поселения и жилища. Их очень краткие заметки являются единственным источником для изучения особенности жилой среды русских. Они описывали местность, где располагались поселения, села. Многие указывали в своих путевых заметках расположение села на живописных местах, на берегах рек, отмечали, что «селения выстроены неправильно и беспорядочно».[287 - Записки штаб-лекаря В. Н. Шаврова о жителях Березовского края. //ТГВ. 1871, №43, с. 282] Ханты свои сельские поселения называли «пугол», коми-зыряне – «кар», а ненцы – «хард» или «мар». Название «село» в языках финно-угорских и самодийских народов отсутствовало. Термин «село» присваивался русской администрацией тем поселениям, в которых строилась церковь. Остальные населенные пункты в XIX веке назывались деревнями, юртами независимо от размеров населенного пункта и количества его жителей. Успехом у царской администрации пользовались мысовые участки, удобными считались места, расположенные возле притоков или оврагов, соединяющихся с большой рекой. Хантыйские поселения располагались по берегам рек в местах хорошего промысла с удобными транспортными связями. Прочие же поселения, в зависимости от величины и характера укреплений, именовались острогами или селениями.

Все поселения Обдорского края можно условно разделить на два типа: приречный и мысовой. Приречный тип включает в себя наиболее многочисленную группу поселений, которую характеризует очень тесная связь с рекой. Река для населения в этих местах является основой жизни:

– как источник пищи и воды;

– как транспортная артерия зимой и летом.

Немаловажным условием поселения на берегах рек являлись и эстетические потребности людей. Возникало как бы три полюса притяжения поселения – река-дорога-крепость.[288 - Кочедамов В. И. Первые русские города Сибири М. 1978, С. 14] Мысовой тип поселений предусматривает расположение жилищ на мысу. Как правило, это обуславливалось, кроме вышеперечисленных условий, еще и соображениями повышенной безопасности. Они «строились большей частью на местах, обезопасенных самою природою, как-то на буграх, или мысах, окруженною реками или оврагами, в лесах, между топкими и почти непроходимыми трясинами».[289 - Лебединский А. Историческое обозрение сибирских острогов и городов с конца XVI- и до начало ХУШ в. //ТГВ. 1863. №39, С. 314] Устройство поселений на реках и использование природных условий для естественной защиты являлось одним из древних принципов не только русско-зырянского населения, но и коренных народов. Природные условия вокруг поселений определяли разнообразные виды хозяйственных занятий обдорских жителей. Масса зверей, дичи и рыбы в реках способствовали развитию звероловства, охоты, рыболовства, а в дальнейшем, оленеводства – важного подспорья не только ненецкого, но и хантыйского хозяйства.

Поселения коми-зырян располагались, как и у русских, на возвышенном месте у реки. Иногда они оседали в хантыйских рыбацких юртах Качегатских, Везенгортских, Хэ, Шурышкарских, Вандиязских, некоторые проживали в Мужах на Малой Оби, в Кушевате на Большой Оби. Там, где русские и коми-зыряне подселялись в селения хантов, происходило постепенное размывание черт, первоначально характерных для этих поселений: «деревни и села в большинстве случаев совсем не походят на обыкновенные русские поселения».[290 - Мартынова Е. П. Указ. Соч. С. 114] Традиционное хантыйское поселение состояло из нескольких родственных семей. Поселения удалены друг от друга на значительные (до сотен километров) расстояния. Самым распространенным типом поселения оседлых хантов были постоянные и сезонные юрты. Они подразделялись на летние («лун курт»), зимние («тал курт»), и весенние («тов курт»). Летние поселения располагались на песках, ближе к реке, на чистых и продуваемых местах. Дома у реки чаще были вытянуты в линию по берегу, фасадами или входами смотрели на воду. Весенние – устраивались ближе к лесам, где произрастают тополь, осина. Постоянные зимние поселения располагались, как правило, вблизи зимних запоров. Дома были разбросаны поодиночке между деревьями.

Селение Мужи располагалось на возвышенном месте, около протоки Малой Оби, которая берет свое начало из Большой Оби, и «состоящую из трех домов».[291 - Алквист А. Указ. Соч. С. 46] Это место когда-то принадлежало северным хантам. По описанию священника Зосима Козлова, селение Мужи состояло из простых изб, с «выходами обращенными в разные стороны, так как ни дворов, ни садов около домов нет, и все это выстроено в куче, без всякого плана».[292 - Козлов З. Указ. Соч. С. 397] Церковь была расположена в центре села на возвышенном месте. Кладбище находилось на северной стороне в полуверсте от села. Граничило село Мужи с хантыйскими поселениями Аспугольским, Киеватом, Ямгорским и др. Как в селе Мужи, так и в других поселениях «дома построены в разбросанном виде, но все они стоят около реки».[293 - Козлов З. Указ. Соч. С. 343] Хэ представляло собой небольшое селение, расположенное по склонам высокого берега Большой Оби. Село состояло из 20 домов и чумов, земской квартиры, церкви. В селении Кушеватском располагалась инородная управа, земская станция, церковь.[294 - Туров Б. Указ. Соч. С. 58]

Обдорск отличался от других селений крупнейшим центром торговли Обдорского края: «Совершенно другой вид имеет северный Обдорск, смело расположившийся на самом полярном круге, на границе печальной тундры и пределов лесов. Это довольно веселое село с двумя храмами, хорошенькими домишками, бойкою торговлей и промышленностью».[295 - ТГВ, 1894, С. 58—61] Городок во время пребывания А. Алквиста состоял из «50—60 дворов с примерно 250 жителями, большей частью русскими».[296 - Алквист А. Указ. Соч. С. 99] В. В. Бартенев, сравнивая Обдорск с другими северными городками, писал: «Мне приходилось читать описания Туруханска и Средне-Колымска, Обдорск во всех отношениях стоит выше, население многочисленнее, богаче и развитее».[297 - Тобольский север…. Указ. Соч. С. 121] Он привлекал к себе особое внимание не только торговых людей и купцов, но и широкого круга исследователей, путешественников и ученых. Сказывалось выгодное местоположение Обдорска. Главным источником жизни села стали торговля и рыбная промышленность. Обдорская ярмарка играла большую роль в экономической жизни селения, на нее съезжались со всего Березовского края.

Все поселения Обдорского края мало чем отличаются от вышеперечисленных селений. Они довольно маленькие, состоят из 2—10, иногда больше домов или юрт, отапливаемых чувалами. Четкая планировка в поселениях отсутствовала. Наиболее распространенным планом обдорских поселений являлся беспорядочный, при котором дома располагались без видимого порядка, разделялись кривыми улицами и переулками: «селения выстроены неправильно и беспорядочно».[298 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282] В русском селении находились и жилища коренного населения – юрты и чумы, где обитала «беднейшая часть народа – разоренный инородческий пролетариат».[299 - Бартенев В. Указ. Соч. С. 127] Основное планирование хантыйского поселения формировалось случайно: «Перед вашими глазами торчат в беспорядке 5—8 земляного цвета „юрт“, штук пять на четырех длинных ногах, „нуром“ (род сарая для сушки рыбы), с берестяным зонтом наверху, и столько же, на тонких, длинных ногах, невзрачных амбарушек, напоминающих свайные постройки доисторических народов».[300 - ТГВ, 1894, С. 631]

В хантыйских поселениях обычно отсутствовала четкая планировка, улиц не было. Расстояние между селениями нередко превышали 50—100 и более км. Планировка улицы села у русских и коми-зырян была вытянута вдоль реки. По описанию священника Зосима Козлова, строились простые избы из строевого леса: с «выходами обращены в разные стороны, так как ни дворов, ни садов около домов нет и все это выстроено в куче, без всякого плана».[301 - Козлов З. Описание прихода села Мужей, Березовского уезда, Тобольской Епархии (до 1902 года). ТЕВ. 1903, №14, 16, стр. 397] Жилища их северно-русского типа на подклети, у некоторых на высоком фундаменте с глухим крыльцом на ряжах, пяти- и шестистенки. Встречаются крестовики. Крыши двух- и четырехскатные, крытые тесом, шифером. Основным строительным материалом служили кедр и лиственница. Усадьба имела много хозяйственных построек: срубное здание с высоким сеновалом для скота, дощатые сараи для хранения дров, амбары, погреб, баню. В некоторых случаях баня располагалась у реки. Рядом с усадьбой находился огород. Усадьба была обнесена невысоким забором – штакетником или горизонтально расположенными жердями, закрепленными в пазах столбов.

Дома обдорского населения строились хаотично, это не давало возможности дорогам просыхать, проветриваться весной и осенью от снега, а летом после дождей. К тому же, дороги в селениях прокладывались по естественному грунту, и тоже как попало. В связи с этим улицы были грязными, а в болотистых и низменных местах вовсе не просыхали даже летом: «летом кучи гниющего во дворах и закоулках навоза и всевозможных экскрементов и разных кухонных отбросов издают нестерпимое зловоние».[302 - Суханов И. Указ. Соч. С. 413] Привычка «вольно» обращаться с пространством обусловливала хаотичное размещение строений в селах. Застройка поселений практически никем не регулировалась: «улиц там совсем нет, дворы не огорожены; сколько-нибудь порядочных домов вы не найдете, а если встречаются иногда, то дома эти по большей части принадлежат или причту, или местным торговцам, которых в каждой деревушке имеется два-три человека».[303 - Суханов И. Указ. Соч. С. 413] Однако там, где они располагались у воды, дома были вытянуты вдоль берега в линию и фасадами к реке. Исходными материалами для воссоздания облика селений Обдорского края являются описания священнослужителей, путешественников, исследователей, на которых неизгладимое впечатление производила «кучка беспорядочно разбросанных домишек, с клетушками и амбарушками, и массой переулков. И села, и деревни содержатся очень неряшливо, потому что, невежественное население не имеет ни малейшего понятия о самых элементарных правилах гигиены».[304 - Суханов И. Указ. Соч. С. 413]

Типов жилищ было тоже много, одни из них являлись временными, разборными, другие – постоянными: «имелись три и четыре в разных местах, также выстроенные переменные квартиры».[305 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282] Разнообразны были хозяйственные постройки, бытовали культовые сооружения. У охотников и рыбаков для каждого времени года имелось сезонное поселение и жилище. Жилища, т. е. жилые и хозяйственные постройки семей располагались близ друг от друга. Каждая семья имела свое жилище, и по количеству жилых построек можно судить (археологи иногда так и делают) о количестве семей. Информанты поправляют: о количестве семей можно судить лишь по количеству предметов семейной собственности. Поселение носило фамилию основателя, и старший из живущих являлся ответственным за состояние родового и культового места.

В оленеводческих зонах передвижными поселениями были стойбища. Стойбища оленеводов состояли, как правило, из двух и более чумов – переносных жилищ. Располагались они на расстоянии не меньше чем 5—7 километров друг от друга. В каждом чуме проживали кровнородственные домочадцы с патриархом во главе. Оленеводы и охотники устраивали свои поселения на высоких и обязательно сухих местах: «зыряне всегда ставят его на самом высоком холме, какой случится под рукою; иногда без воды, которую привозят на оленях из близлежащего ручья или озера; самоед же – в низине».[306 - Воропай И. М. От реки Оби до Северного океана и обратно через Большеземельскую тундру, //Природа и охота. №8, 1900, С. 152] Выбор места у ненцев был связан со временем года. Зимой чум ставили по возможности на укрытых от ветра местах, летом на возвышенностях. Обязанность ставить и разбирать чум, лежала на женщинах, которым помогали девочки-подростки. В чуме проживали обычно одна-две семьи. Существовал определенный порядок установки чума: «Перед переходом в другое место (кочевье) сначала разбирались „мяканы“. Это исключительно дело инек. Женщины снимали кожи, разбирали жерди, свертывали в тюки оленьи постели, укладывали вещи. Потом ставили нарты и грузили их».[307 - Самоеды… Указ. Соч. С. 10] При каждой перекочевке чум разбирали, покрышки, постели, шесты, посуду складывали на специальные сани. Установка и разборка чумов производилась женщинами, мужчины помогали только при плохой погоде.

Время от времени по мере необходимости семьи оленеводов объединялись в стойбища для совместной охоты, для эффективного ведения хозяйства или ритуальных действий. Все семьи в стойбище не только вместе пасли оленей, но и совместно пользовалась охотничьими и рыбными угодьями. Добыча с территории также была общей. Однако оружие, орудия труда и одежда считались личной собственностью каждой малой семьи в отдельности. В силу естественных причин они обменивались брачными партнерами. В этом случае вряд ли приходится говорить о порядке брачно-социальных связей, которые не имели четких границ, поскольку люди вели кочевой образ жизни, а обмен носил сезонный характер.

Жилище с давних пор было не только областью удовлетворения потребности человека в жилье, но и частью его экономической, хозяйственной жизни. Разумеется, в особенностях жилища, его размерах, благоустроенности отражалась и социальная дифференциация общества. Для каждой эпохи характерны свои особенные черты в жилых и хозяйственных постройках, в их комплексах. Изучение этих особенностей дает нам дополнительные знания о прошлой эпохе, сообщает подробности не только о бытовой жизни ушедших поколений, но и о социальных, хозяйственных сторонах их бытия. Оно было, преимущественно, носителем «внутреннего» признака: оно оберегало человека от невзгод внешнего мира, создавало атмосферу безопасности, определенности, организованности, противостоящей внешнему хаосу. Закрытое, обжитое пространство, где главенствовали такие атрибуты дома как постель, печь, тепло, издавна осмыслялось как женское в отличие от неуютного холодного внешнего мира, в котором главную роль играл мужчина – землепроходец, строитель, завоеватель, охотник и т. д.

Русское жилище, как и жилище любого народа, имеет много разных типов. Но есть общие черты, который характерны для жилья разных слоев общества и разных времен. Прежде всего, русское жилище – это не отдельный дом, а огражденный двор, в котором сооружалось несколько строений, как жилых, так и хозяйственных. «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля отмечает, что слово «дом» означает в русском языке не только «строение для жилья» или «избу со всеми ухожами и хозяйством», но и «семейство, семью, хозяев с домочадцами».[308 - Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т. 1. С. 465—466.] Жилище обычно представляло собой комплекс построек, обслуживавший различные нужды крестьянской семьи, причем на первый план чаще выступают не бытовые, а хозяйственные ее потребности, хотя в реальной жизни отделить одни от других весьма затруднительно. Следовательно, историческое развитие крестьянских построек тесно переплетено с историей развития крестьянского хозяйства, с технологией процессов, развитием орудий труда. Как правило, жилища богатых и бедных крестьян в поселениях практически отличались добротностью и количеством построек, качеством отделки, но состояли из одних и тех же элементов. По мере обустройства жилые дома увеличивались в размерах и усложнялись в планировке: «Некоторые из крестьян здесь живут весьма достаточно и имеют довольно порядочные домы, кои, однако, кажутся хорошими, будучи взяты индивидуально».[309 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282] Все постройки в буквальном смысле слова рубились топором.

На основе архивных данных жилище русских в Сибири было исследовано в работах М. Громыко, Н. А. Миненко, Л. М. Русаковой, О. Н. Шелегиной. Наибольший вклад в этнографическое изучение поселений и жилищ русских сделан В. А. Липинской. Работы В. А. Липинской содержат конкретный материал и методику изучения поселения и жилищ. Большое значение имеют археологические раскопки, которые проводились в северных городах Мангазее, Казыме, Лозьвинске, Пелыме. Опубликованные результаты археологических раскопок дают фактический материал по строительству, технике, типам построек конца XVI – XVII в.[310 - Бардина П. Е. Русские поселения, жилища и другие постройки. //Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Томск. 1994, с. 105]

В районе Березовского края в целом сохранялась типология крестьянского жилища. Однако в зоне тундры при дефиците строительного материала срубы до половины засыпали землей, делали как можно меньше проемов. Крестьян, занимающихся охотой и рыбной ловлей, удовлетворял минимум хозяйственных построек. Усадьбы здесь не огораживали. Для таежной и севера лесостепной зон, заселенных на первом этапе освоения западносибирской территории, было характерно преобладание добротных рубленых многочастных жилищ на высоком и среднем по высоте подклети, как на Русском Севере. Наиболее распространенной была замкнутая усадьба с крытым или полукрытым двором, рациональным в сибирских условиях: «русские здесь сравнительно зажиточны, и их жилища, особенно срубные дома со встроенными печами, стеклянными окнами и часто с великолепной домашней утварью, чисты и приветливы».[311 - Алквист А. Указ. Соч. С. 94]

Типичное традиционное жилище коми-зырян: «крестовик-сруб с двумя взаимно перпендикулярными внутренними стенами (крестом), которые рубились и связывались одновременно с внешними стенами».[312 - Конаков В. Д. Указ. Соч. С. 107] В особую группу можно выделить немногочисленные двухэтажные особняки-крестовики с мезонином зажиточных оленеводов и торговцев Корнильева, Нижегородцева. Они отличаются не только планировкой, но и декором. Первоначально они пытались строить из материалов и посредством тех приемов, которые были известны и приняты у них на родине, но эти попытки корректировались новыми условиями обитания. Дома зырян северно-русского типа строились на подклети или на высоком фундаменте с глухим крыльцом. Как отмечал В. В. Бартенев, «избы зырян, домашнее убранство, посуда почти те же, что и у русских. Только разница в том, что зыряне живут очень грязно и неряшливо, в прямую противоположность с обдорянами – русскими, которые, напротив, отличаются своей опрятностью и чистотой».[313 - Тобольский север…. Указ. Соч. С. 137] Значительное влияние на строительство жилища хантов оказали коми-зыряне. Об этом свидетельствуют заимствованные слова в их языке, обозначающие детали жилища: окно (хант. – «иснас», коми. – «ошинь»), чердак (коми. – «кум», хант. – «кум»), двор («карта»), крыльцо (коми. – «поспен», хант. – «поспом»), ограда – (хант. – «пусас», коми. – «потщес»), изгородь – (хант. – «яртык», коми. – «йортод»).[314 - Жеребцов Л. Н. Указ. Соч. С. 31] Это строение состояло из одной комнаты. В левой стороне комнаты находился очаг.[315 - ТГВ, 1861, С. 120]

В Березовском округе, где русские разводили крупный рогатый скот и лошадей, преобладал относной скотский двор, который располагался за селом: «Хлевы для рогатого и прочего домашнего скота здесь во многих селениях выстроены около селений и представляют из себя несколько кладенных куч бревен, закиданных сверху сеном».[316 - Записки штаб-лекаря В. Н. Шаврова о жителях Березовского края. //ТГВ. 1871, №43, с. 282] Это способствовало сохранению санитарного порядка на улице, и снимало с хозяина заботу об уборке помещения для скота.[317 - Шелегина О. Н. Традиции в организации комплекса хозяйственных построек у русских крестьян Западной Сибири в XVII – первой половине XIX вв. //Русские Сибири: культура, обычаи, обряды. Новосибирск, 1998, с. 136] В. Н. Шавров отмечает, что не во всех селениях хлевы находились за селом, некоторые располгались между домами.[318 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282] Дворы коми-зырян включали в себя огород, хозяйственные постройки: сруб для скота, амбар, погреб. Баня располагалась ближе к реке. У коми-зырян на территории усадьбы были расположены также амбар («кум», «жытник»), погреб («кoзoд»), баня («пывсян»), дощатые сараи для хранения дров, постройки для скота. Усадьба могла быть огороженной невысоким забором. В стороне, за околицей, стояли овины («рыныш») с гумнами.

Кроме жилых зданий, у хантов существовали разнообразные хозяйственные постройки: амбары – дощатые или бревенчатые, навесы для вяления и копчения рыбы и мяса, конические и односкатные хранилища. Строились также укрытия для собак, сараи с дымокурами для оленей, загоны для лошадей, стайки и хлева. Для привязывания лошадей или оленей устанавливали столбы, во время жертвоприношений к ним привязывали жертвенных животных. Количество амбарчиков – хозяйственных построек зависело от состояния и положения хозяина. Их можно было насчитать более 20 разновидностей: лабаз для сушки рыбы, хранения платья и домашней утвари, амбар для хранения продуктов, охотничьего снаряжения, сетей, нарт, лыж, промыслового инвентаря, объемной зимней одежды и т. д. Сооружались специальные постройки для защиты от дождя и снега животных. С добрый десяток наберется культовых построек, предназначенных для хранения семейных и родовых духов. Культовые амбары ставили на краю поселения или на священных местах.[319 - Кулемзин В. М. Лукина Н. В. Знакомьтесь…, С. 29—40]

Значительный вклад по изучению вопроса обско-угорского жилища внесла З. П. Соколова. Она выделила у хантов сооружение двух типов: каркасные и срубные. Следы каркасных жилищ археологи связывают с эпохой неолита. Основа каркасного жилища – опорные столбы, которые сходились вверху, образуя пирамиду. З. П. Соколова отмечала, что каркасные постройки были чрезвычайно многообразны по форме. Были они наземными и углубленными в землю.[320 - Соколова З. П. Указ. Соч. С. 88] Постоянные постройки шатрового типа сооружались из бревен и имели четырехгранную форму. Стены в таких жилищах сплошные из уложенных горизонтально бревен, соединенных на углах вырубленными углублениями.[321 - Соколова З. П. К истории жилища обских угров. //Кн. Советская этнография, 1957, №2, С. 88—90]

В источниках проскальзывают и описания любопытных деталей в характеристике жилых и хозяйственных построек. К этим данным письменных русских источников нужно прибавить и записки путешественников, посещавших Обской Север. Далеко не все в их наблюдениях и описаниях достоверно и ясно для нас, но многие детали русского быта XIX в. ими подмечены и переданы точно, а многое понимается с учетом сравнительного изучения других источников. Зарисовки русского быта, сделанные со стороны, донесли до нас и то, что совсем не нашло отражения в русских документах, так как для русских авторов многое было настолько привычным, что, по их мнению, на это не стоило обращать особого внимания. Возьмем хотя бы записки штаб-лекаря В. Н. Шаврова, где он писал: «Всякому известны наружность, образ жизни и характер русских крестьян, потому я здесь считаю излишним упоминать о них, а покажу только то, что здешних некоторым образом отличает от живущих в губерниях Европейской России».[322 - Записки штаб-лекаря В. Н. Шаврова о жителях Березовского края. //ТГВ. 1871, №43, с. 282]

Первые поселенцы для строительства дома использовали судовой лес: «У них есть дома, у некоторых даже двухэтажные, но все они выстроены из старого барочного леса».[323 - Кастрен М. А. Лапландия, Карелия, Россия. Тюмень. 1999, с. 212] В лесу получали необходимый материал и для кровли. Чаще всего это была береста, реже – кора ели или других деревьев, которые служили необходимой гидрозащитной прокладкой в кровлях. Для каждой надобности деревья выбирались по особым признакам. Так, для стен сруба стремились подобрать особые «теплые» деревья, поросшие мхом, прямые, но не обязательно прямослойные. В то же время, для теса на кровлю обязательно выбирались не просто прямые, но именно прямослойные деревья. Соответственно назначению деревья метились еще в лесу и вывозились к месту строительства. Если пригодный для построек лес был далеко от поселения, то сруб могли сложить и прямо в лесу, дать ему выстояться, высохнуть, а потом перевезти к месту строительства. Но чаще срубы собирали уже на дворе или поблизости от двора. Тщательно выбирали и место для будущего дома.

Зимние капитальные постройки хантов были либо каркасными, углубленными в землю, пирамидальной или усеченно-пирамидальной формы, либо срубными. Они отапливались открытым глинобитным очагом типа камина (чувал) или железной печкой. В. Зуевым было описано зимнее жилище хантов (остяков), похожее на землянку, которое находилось неподалеку от воды.[324 - Зуев В. Ф. Указ. Соч. С. 29] Автор статьи «Некоторые сведения об обдорских инородцах» описывал жилища хантов, которые были построены из бревенчатых срубов. Это строение состояло из одной комнаты. В левой части комнаты находился очаг.[325 - Некоторые сведения об обдорских инородцах…, С. 120] А. А. Дунин-Горкавич, бывавший частым гостем у хантов, писал, что на противоположной стороне от входа находились нары.[326 - Исследователь Севера…, С. 76] Жилища хантов были однокамерными.

Сезонные жилища были каркасными, построенные из жердей, крытые берестой, различной формы (односкатные, двускатные, полусферической, конической формы, прямоугольные с двускатной или односкатной крышей). В них разводили огонь для обогрева, приготовления пищи и дымокура. Срубные постройки у хантов различались по конструкции крыш: плоской, односкатной, двускатной. Во временных постройках очагом служил костер, а в постоянных – чувал, сделанный из обмазанных глиной бревен и напоминающий камин. В постоянных жилищах имелись нары, также застилаемые. Полог из ткани (а в фольклоре – из рыбьих кож) изолировал семью и, кроме того, защищал от холода и комаров. Своего рода «микрожилищем» для ребенка служила колыбель – деревянная или берестяная. Непременной принадлежностью каждого дома был столик на низких или высоких ножках.

В летний период ханты-рыболовы проживали на берегах Оби в шалашах из бересты или сооружали жилища по зимнему типу. В. Н. Шавров описывал, что ханты живут постоянно небольшими селениями и «имеют три и четыре в разных местах также выстроенные переменные квартиры».[327 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282] К растущему дереву прислонялись полукругом шесты, которые покрывались берестой. В крыше оставляли отверстие для дыма. Окон и пола в таких жилищах не было. Рядом строили печи из тростника и глины с отверстием для котла: «Печи в юртах делаются небольшие, пропорционально котлу, который в них вмазывается, и в коем должны приготовляться обед и ужин для всей семьи. Около такой печи в каждой юрте стоит чувал, род камина, в коем, особенно в зимнее время, чрез целый день горят дрова, в некоторых же юртах нет печей, а одни чувалы».[328 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282]

У русских, проживающих на территории Березовского края, дома строились с просторными комнатами, с горницами: «Некоторые из крестьян здесь живут весьма достаточно и имеют довольно порядочные домы, кои, однако, кажутся хорошими, будучи взяты индивидуально».[329 - Записки штаб-лекаря В. Н. Шаврова о жителях Березовского края. //ТГВ. 1871, №43, с. 282] Дома на севере строились, в основном, из дерева: воздух в них был суше и здоровее, да и протапливать их гораздо легче. Стены, как правило, оставляли бревенчатыми. Лишь в очень богатых семьях жилые покои могли оббить крашеным холстом или сукном: «значительная часть изб в Обдорске имеет по нескольку комнат с крашеными полами, со стенами, оклеенными обоями».[330 - Тобольский Север….. с. 121] На стенах висели зеркала, «картинки-олеграфии», вышитые полотенца,[331 - Бартенев В. В. На крайнем северо-западе Сибири. Очерки Обдорского края. СПб. 1896, с. 15] в переднем углу стояли иконы суздальских, туринских мастеров, на окнах цветы. Над кроватью, окнами или дверью висели рога: оленьи, лосиные или маральи. Они также служили вешалкой. Можно было также видеть над кроватью хвосты глухарей, косачей в виде вееров. Зимой вывешивали шкуры лисиц или соболей, в знак того, что в этом доме проживает охотник.[332 - Абрамов Н. А. Описание Березовского края. Щадринск. 1993, с. 24] Некоторые семьи расписывали разнообразными узорами двери, косяки, потолки.[333 - Бардина П. Е. Русские поселения, жилища и другие постройки. //Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Томск. 1994, с. 129]

Почти у многих коми-зырян стены были неоштукатуренные, которые иногда мылись. Полы красились охрой. В некоторых зырянских селениях стены оклеивали обоями, украшали зеркалами, картинками. Жилая половина обычно состояла из двух частей, разделенных тканью. Дом украшался наличниками. Над входом дома, на крыше вывешивались оленьи рога. Внутренняя планировка хантыйских жилищ предельно проста и «очень убогая и неуютная»: напротив входа расположена лежанка на невысоком (15—20 см) дощатом настиле (нарах), покрытом одеялами, матрацами и шкурами. Настил прикрыт матерчатым пологом. Женское место находится по традиции ближе к входу, а мужское и для почетных гостей – в красном углу. Вместо стекла ханты использовали лед, «довольно хорошо пропускающий свет».[334 - Бартенев В. Указ. Соч. С. 161] Вдоль противоположной входу стены – нары, в одном из свободных углов стоял чувал. Очень интересное сравнение привел В. Н. Шавров: «Юрты сие внутри не имеют перегородок и кругом обнесены широкими лавками, наподобие казармных нар устроенными, кои заменяют кровать, стол, стул, и избавляют остяков от заботы иметь много мебели».[335 - Шавров В. Н. Указ. Соч. С. 282] В углу жилища, противоположном чувалу устраивались полки, где хранилась посуда, вода, продукты и т. д.

Внутренняя планировка русских жилищ была подчинена достаточно строгим, хотя и неписаным законам. Чаще всего «мебель» предтавляла собой часть конструкции избы и была неподвижной. Большинство крестьянских домов состояло всего из одной комнаты, не разделенной перегородками, негласная традиция предписывала соблюдение определенных правил размещения для членов крестьянской избы. Та часть избы, где находилась судная лавка, всегда считалась женской половиной, и заходить туда мужчинам без особой надобности считалось неприличным, а посторонним – тем более. Крестьянский этикет предписывал гостю, вошедшему в избу, оставаться в половине дома у дверей. Самовольное, без приглашения вторжение в «красную половину», где ставился стол, считалось крайне неприличным и могло быть воспринято как оскорбление. У хантов женские места находились у входа, мужские (и для почетных гостей, а также для хранения священных сундуков с изображениями духов-покровителей) – напротив входа или (в срубном доме) в красном углу.

Комфортабельное жилище в русских условиях, в первую очередь, должно было быть теплым, поэтому главное место в нем занимали печи, расписанные по глине яркими красками. Все щели в доме тщательно заделывали паклей, двери и прилегающие к окнам участки стен обивали сукном. Окон никогда не открывали, ни о каком проветривании не имели понятия, а когда становилось очень уж душно и неароматно, для освежения воздуха курили ладаном или смолкой. В больших хоромах, впрочем, устраивалась система скрытых в стенах отверстий – продухов, обеспечивавших естественную вентиляцию. В домах коми-зырян печи клали русские и белили их белой глиной. Кирпичи для печей изготавливали сами.

Основной мебелью у бедного сословия были широкие лавки, намертво врубавшиеся в стену во время постройки и служившие как для сидения, так и для сна. У более состоятельных в горнице стояла городская мягкая мебель, «только мало приходится видеть комодов и шкафов», сундуки, которые были застланы тюменскими коврами: «Эти ящики, крашенные, окованные и покрытые коврами, придают комнате обдорянина какой-то старинный колорит».[336 - Тобольский Север… с. 121] На большом сундуке стояли надсундучки. Горница посещалась только в праздничные дни. Почетным место в доме служил красный угол, где стояли на специальной полочке иконы и различные освященные предметы. Угол украшался вышитым полотенцем или белой занавеской. Некоторые русские, которые часто выезжали в Тобольск, внесли некоторые особенности внутреннего убранства своего жилища, что отметил свое время М. А. Кастрен: «в домах некоторых здешних купцов и мещан веет все-таки тобольским духом или, по крайней мере, чем-то подобным. В них я видел… и большие зеркала, и мускатное вино…».[337 - Кастрен М. А. Лапландия, Карелия, Россия. Тюмень. 1999, с. 212] Мебель у коми-зырян состояла из столов, шкафа, лавки, кровати. Икон в доме было так много, что сложно было определить, какому святому они больше отдают предпочтение.[338 - Козлов З. Указ. Соч. С. 397]

В результате межнационального контакта жилище обдорских хантов под воздействием культуры русско-зырянского населения постепенно меняло свой облик. Это отметил отец Антоний, путешествуя по Обдорскому краю. Ему показали обрусевшую хантыйскую семью, где он увидел дом, который был «внутри вымазан, выбелен, на них самих русская одежда. Чистенькая и довольно прилично убранная комнатка, производившая приятное впечатление».[339 - ТЕВ, 1905, С. 6] Некоторые обрусевшие ханты вносили в свое жилище особенности русско-зырянского убранства и интерьера: «кисейную занавеску на окнах, несколько крашеных стульев, столы, накрытые скатертями, по стенам висели лубочные картинки. На одной стене висела простая лампа».[340 - ТЕВ, 1905, С. 6]

Интенсивное сближение народов происходит при сохранении сходного образа жизни, обычаев, мировоззрения. Ханты и коми-зыряне с развитием в XIX – начале XX вв. крупностадного оленеводства на Обском Севере заимствовали вместе с ним многие элементы традиционной культуры ненцев. В тоже время заслуживает внимание то, что процесс заимствования сопровождался изменениями и приспособлениями под приобретенные особенности собственного уклада жизни. Усовершенствования, внесенные коми-оленеводами, имели и обратный ход, т. е. были частично восприняты ненцами, хантами и манси. У хантов, проживающих в низовьях Оби, сложилась своеобразная культура, представляющая собой нечто среднее между таежно-хантыйской и ненецкой оленеводческой культурами. В хантыйский, мансийский и коми-зырянский языки вошла ненецкая оленеводческая терминология.

К условиям кочевого образа жизни ненцев приспособлено разборное жилище – чум (мя») – конусообразное сооружение, остов которого состоит «из тонких шестов, расставляемых так, что остов принимает вид конуса»,[341 - Исследователь Севера Александр Дунин-Горкавич, М. 1995, С. 77] и на сооружение уходит 40—50 жердей, «толщиной не более одного вершка в диаметре».[342 - Белявский Ф. Указ. Соч. С. 155, 156] Шесты «длиною от 9 до 10 аршин»[343 - Исследователь… Указ. Соч. С. 77] изготавливались из стволов ели. По данным Н. А. Миненко, в XVIII – первой половине XIX в. ханты не знали чума.[344 - Миненко Н. А. Указ. Соч. С. 65] Размеры чумов были различны. Богатые хозяйства ставили большие, постоянно обновляемые чумы. Летние берестяные покрышки также могли использовать только зажиточные хозяева, которые имели возможность выменивать у таежного населения бересту, необходимую для этих сооружений., Большое внимание устройству и конструкции чума было уделено учеными-этнографами Л. В. Хомич, В. Н. Чернецовым, Ю. Б. Симченко, В. И. Васильевым, З. П. Соколовой и другими.[345 - Хомич Л. В. Проблемы этногенеза…, С. 82; Хомич Л. В. Ненцы…, С. 86; Симченко Ю. Б. Культура…, С. 152] Конструкция этого жилища являлась наиболее приспособленной к суровым условиям тундры. Благодаря конической форме жилище было очень устойчивым при сильных ветрах, метелях и бурях, а также легким и удобным при перекочевках.

Переносные жилища хантов и коми-зырян аналогичны ненецким. Однако они имели между собой и небольшие различия – это количество несущих жердей и способ их креплений. Существенным различием является скрепление основных шестов, способ их крепления и устройство очага. Для ненецкого чума характерны два основных шеста, скрепленных вверху с помощью веревочного кольца, продетого в проделанные в шестах отверстия. Совершенно идентично употребление шестов хантами. А вот коми-зыряне увеличили количество шестов в чуме, они ввели покраску досок и т. д. Каркас чума коми-зыряне покрывали полотнищами, сшитые из оленьих шкур – едум. Полотнища имели трапециевидную форму, обычно использовали два меховых, либо семь берестяных – пять снизу и два сверху. Для зимнего чума было необходимо четыре нюка, на которые уходило около 60 оленьих шкур. Покрышки летнего чума сшивались из вываренной бересты. Для покрытия обычно использовались четыре-пять берестяных полотен. Высотой чум «более трех, а в окружности – около 10 саженей».[346 - Белявский Ф. Указ. Соч. С. 155, 156] Летний чум обычно бывал меньше зимнего.

Описание чума мы находим в записях путешественников, миссионеров, исследователей и объездных врачей: «Но что же представляет из себя этот… чум? – пишет в своем отчете объездной врач Поддьяков. – Это конусообразная палатка с отверстием на верхушке для выхода дыма. Посредине чума на листе железа костер, а кругом, прямо на снегу, соломенные ковры, на которых и представляется право нежиться сколько угодно после целых суток сидения в экипаже голодом и холодом».[347 - ГУТО ГА г. Тобольск ф. 352 оп. 1 д. 1533 лл. 50,51] «Устройство походного самоедского жилища, – читаем у Н. А. Абрамова, – в виде палатки называется по самоедски „мякани“, а по-русски „чум“: несколько трехсаженных шестов, заостренных с одного конца, а с другой скрепленных в общем гнезде, становятся конусообразно в землю и покрываются летом берестою, а зимою оленьими шкурами вдвое, шерстью и вверх, и внутрь».[348 - Абрамов Н. А. Указ. Соч. С. 20] Конструкция чума сохранилась до наших дней.

В центре чума разжигали костер, сейчас растапливают железную печь. Посредине чума находился железный лист для раскладки костра. Над очагом укрепляли планку с крюком для чайника или котла, по обе стороны от него – спальные места, а против входа – предметы языческого культа, позднее – иконы, а также чистая посуда. Вместо пола служили «разостланные на самой земле сплетенные березовые прутья, в виде рогож; на них стелются сделанные из сена тагары (циновки), а сверх всего этого оленьи шкуры».[349 - Абрамов Н. А. Указ. Соч. С. 20] В качестве стола использовались невысокие деревянные ящики прямоугольной формы с большой столешницей. Столовую утварь хранили в деревянных ящиках с откидной крышкой, крупные вещи хранили в жестяных сундуках, меховых сумках – падко. Крупные предметы, продукты хранили на открытом воздухе на нартах.