Практикующий. Сделка с вороном

– У тебя есть свой, и там тебя очень ждут, – утвердил Влад, скопировав мою позу.

– Ты что, с мамой моей сговорился?

Яблонев смерил меня взглядом из серии «кто бы говорил» и, не посчитав нужным ответить вербально, снова указал на выход. Именно в этот момент за окном послышалось громкое карканье, и я понадеялась, что укор в моем взгляде прожжет его до самой сущности.

– Автобус все ближе.

– Мне театрально покашлять, или ты все-таки объяснишь, почему пытаешься вышвырнуть меня из дома за шкирку?

– Хорошо, давай подумаем вместе, – мило улыбнулся Яблонев.

Если бы кто-нибудь, в порядке общего бреда, спросил у меня, какой дорожный знак может ассоциироваться с этой улыбкой темного, я, не раздумывая, указала бы на лопату или ремонтные работы. Потому что в нашем случае она означала, что сейчас мы будем копать так глубоко, как не снилось ни одному археологу.

– Давай, – уже не так уверенно согласилась я.

– Что ты сделала, как только проснулась сегодня? – лицо Влада стало непроницаемым, не давая ни одной подсказки о смысле вопроса.

– Э… поговорила с Кельтом, переоделась, а потом ты отправил меня есть. Что в этом такого?

– То, что раньше ты первым делом проверила телефон и позвонила бы маме, чтобы сказать, что с тобой все в порядке, – неожиданно жестко припечатал ведьмак. – Недавно ты оказалась в серьезной опасности, а вскоре после этого уехала на ночь с друзьями в лес. Неважно, сколько правдивого твоя мама знает об этой поездке, но ты даже не задумалась о том, чтобы связаться с ней сегодня.

– Она мне тоже не позвонила, – тут же надулась я, ужаленная словами практикующего.

Скептично глянув в ответ, Влад склонил голову набок:

– Агата, что ты делаешь? Прячешься от нее или наказываешь? И то, и другое слишком глупо, чтобы я закрывал на это глаза. Навсегда спрятаться невозможно, наказывать бесполезно – никто не может вернуться в прошлое и изменить его. Эта ситуация ослабляет тебя, а, значит, и меня. Нестабильный фамильяр скорее наломает дров, чем поможет что-то построить. Как ты поведешь себя, если в следующем деле придется помогать кому-то с конфликтом «дочки-матери»? Сможешь ли остаться объективной и не перетягивать меня на чью-то сторону своими эмоциями?

Ладно, это больше походило на ушат ледяной воды, полностью отрезвляющий от недавнего возгорания. Закусив губу, я нерешительно посмотрела на Яблонева. Прежде я не рассматривала собственные семейные неурядицы с такого угла.

– Я… поняла, – пробубнила я.

– Следующий автобус через пятнадцать минут, – только и сказал Влад, поднимая со стола семейные записи. – Напиши эсэмэску, когда доберешься, я собираюсь немного попрактиковаться, так что могу не ответить на звонок.

– Хорошо. Влад… – я обернулась возле лестницы с чердака. – Спасибо.

– О чем ты? – темный хмыкнул. – Это моя работа. Держи хвост пистолетом, – подмигнул парень.

Закатив глаза, я ретировалась из обители практикующего, мысленно желая ему не подавиться ужином от шеф-повара Тамары.

– Я буду тщательно пережевывать! – донеслось мне вслед.

– Да чтоб тебя! – Я топнула по ступеньке, напугав лежавшего в коридоре Кельта и, судя по каркающему смеху, знатно развеселив Влада. – Так и живем, – развела я руками перед псом и театрально поцокала языком.

Дома, вместо ожидаемого материнского расстрела беспокойством, меня встретило минное поле из тишины и повисшей в воздухе неуверенности. Если неделю до этого мы успешно не пересекались в одном пространстве надолго, исключая шанс серьезного разговора тет-а-тет, то стартовавшие майские праздники и жесткий указ Влада представляли настоящую угрозу.

Завозившись в прихожей с обувью, я проверила обстановку стандартным «привет, мам, я дома» и тяжело вздохнула, получив в ответ осторожное «привет». Да, определенно, мама тоже идет по этому хлипкому мостику над скандалом.

– Думаешь, как сказать, что нам нужно поговорить?

Сегодня день телепатии, что ли?

Заглянув в комнату, я кивнула, обнаружив Ма на диване в компании семечек и электронной книги.

– Думаю, мы и так знаем, что хотим сказать друг другу, – нервно предположила я, пытаясь прислушаться к интуиции, но та упорно молчала. Похоже, придется довериться реальности и просто «шагать» по дороге. – Я… не понимаю, зачем вы все это устроили. Раньше мне казалось, что… – я приоткрыла рот, не зная, какое слово употребить: голосовые связки напрочь отказывались воспроизводить «отец» или «папа».

Наверное, оттого что не подходили ситуации. В моей жизни вообще не было случая, когда они могли бы понадобиться. Чуждые, непонятные, какие-то совершенно лишние, словно принадлежащие иностранному языку, они застряли в горле тугим комом, как если бы я подавилась пережаренным мясом.

– Мне казалось, что еще до моего рождения между вами произошло что-то ужасное, —все же продолжила я, – что-то такое, что ты даже имени его никогда не произносила. Ты всегда игнорировала мои вопросы о нем и никогда не сравнивала нас, как это делают другие матери-одиночки, когда ребенок натворил что-то позорное. Еще месяц назад я хотела найти его, чтобы увидеть, узнать, понять, что он тебе сделал, но, оказывается, у вас не такие уж плохие отношения, если он приехал по первому твоему зову. Я чувствую себя обманутой, мам. Дело даже не в том, что ты все это время знала о существовании практикующих и фамильяров, моей наследственности и всячески водила за нос, отрицая малейшие проявления моей… «необычности». Я могу списать все это на боязнь сверхъестественных вещей. Чего я не понимаю, так это зачем всю мою жизнь нужно было притворяться, что он… плохой? Ты не говорила этого напрямую, ты вообще о нем не говорила, и это позволило мне сделать собственные выводы, придумать историю и верить в нее годами. И знаешь, что теперь? Через неделю мне предстоит с ним встретиться, а у меня вот тут, – я постучала себя по груди, – все огнем горит от злости, как только я думаю об этом. Твое молчание оказалось намного хуже, чем если бы ты выдумала какую-нибудь банальную историю.

– Агата…

Опустившись на свой диван, я обхватила голову руками, упершись локтями в колени. Невероятно, как слова, убегавшие всю неделю, внезапно нашлись и сложились в предложения. Тамара точно знала, что делала, советуя «просто начать с начала».

– Я всегда хотела для тебя только лучшего, – тихо продолжила мама, и я закусила губу, чуя подкрадывающийся стыд. – Это нормальное желание любого хорошего родителя: хотеть своему ребенку лучшей жизни и оберегать его от опасностей. В свое время, по ряду причин, мы решили, что для тебя лучше никогда не знать обо всей этой… мистике. Этот мир, он такой опасный: проклятия, порчи, все эти знания…

– Это вы хорошо придумали, – фыркнула я, благополучно отфутболивая стыд в аут. – Вот только я и есть «мистика». Опасность – я и есть. Хочешь, по одним запахам расскажу все, что сегодня происходило в этой комнате? Что это за ряд причин у вас был? Раз их несколько, значит, дело не только в твоем личном мнении об «ужасном» мире практикующих? Кстати, на это сейчас указывает моя интуиция, у меня шестое чувство работает, как компас и Гугл вместе взятые. Сразу предупрежу: я чувствую, когда врут, у лжи тоже есть свой запах, а еще у меня на быстром наборе толпа покойных предков по линии его рода, и они очень хороши, когда нужно получить совет или подсказку.

Как ни странно, мне удавалось оставаться спокойной, даже хладнокровной. Вернее, на высоте птичьего полета. С такой формулировкой удивлению точно места не было. Конечно же – связь и Влад «Карр» Яблонев на том ее конце.

– Агата, пожалуйста, прекрати так напирать на меня.

– Напирать, мам? Ты меня сумасшедшей выставляла каждый раз, как происходило что-то из ряда вон. Помнишь, как однажды у бабушки дворовая собака вдруг защитила меня от соседских мальчишек? Ты же знала тогда, что это не просто так, верно? А что сказала на мою историю? Что мне нужно меньше читать фэнтези. У тебя всю мою жизнь на запястье провисел браслет-сканер на предмет практикующих, и после этого ты говоришь, что я напираю?

– Я понимаю, – неожиданно кивнула мама. – Сейчас тебе кажется, что я поступила неправильно, сыграла на твоих эмоциях и неведении, обманула, предала и бог знает, что еще. Но на то были причины, и Вячеслав хочет сам тебе о них рассказать. Я согласна с этим просто потому, что не сумею объяснить этого так хорошо, как он. Однако все это, вообще все это, – мама махнула рукой, будто стараясь охватить все мои двадцать лет, – не значит, что я когда-либо вредила тебе умышленно. Ты – мой ребенок, и все, что я делала и делаю было из лучших побуждений.

– Благими намерениями… – протянула я, как никогда согласная с концовкой фразы.

– Знаю, – устало согласилась Ма, и в этой усталости я увидела отражение своей собственной. Я не привыкла злиться на маму. Наши отношения никогда не держались в суровых рамках «родитель-ребенок», больше напоминая сестринские и дружеские, и чувствовать между нами такую продолжительную эмоциональную непогоду попадало в категорию «нонсенс».

Я зажарилась до хрустящей корочки под палящим гневом.

Я промокла до костей под ливнем из обид.

Я не могла дышать в этой ледяной проруби растерянности.

Потребовалось всего два шага, чтобы подойти к ее дивану, и всего одно крепкое объятье, чтобы подарить свое «прости» и принять ответное.

Глава 7

– Обожаю май, – широко улыбнулась Ирка, вытянув свои подкаченные тренировками с Лешей ноги и откинувшись на спинку скамейки. – Золотая середина между холодом и жарой, вкусный ветер, и вечера какие-то совершенно особенные, правда?

Я угукнула, занятая борьбой с фольгой, скрывающей под собой спасительное мороженое с шоколадной крошкой. Ругалова, купившая себе классический рожок, таких проблем не испытывала и уже вовсю хрустела вафлей. По другую сторону Миркова перемалывала пластиковой ложкой пломбир в стаканчике, и я буквально чувствовала ее взгляд «я же говорила брать такое же и не мучиться». Что поделать, к этому страданию меня привели любовь к «фонарику» и отказ искать легких путей.

– Дай сюда, – не выдержала Пантера, пихнув мне свое. – Подержи. Вся сейчас измажешься, оно уже снизу капает. Когти тебе на что?

– У меня их нет, – пробурчала я, глядя, как она распечатывает фольгу в два движения.

– Ну да, конечно, и клыков, да и вообще ты вся такая овца овцой, – фыркнула фамильяр Праховой, под хихиканье Ругаловой возвращая мою законную добычу. – Пожалуйста.