Весь зал начал подпевать.
Император медленно поднялся из кресла и замер, держа по швам руки и откинув вверх голову.
Взгляд его с люстры переместился к сцене и первому ряду, задержавшись на крупной фигуре своего премьера.
Председатель Совета министров глядел не на своего государя, а в сторону выхода из зала.
«Что, интересно, он там увидел?» – расслабился Николай, услышав заключительные аккорды гимна, и просунул левый локоть под эфес шашки.
– Ур-ра! – кричали сотни голосов.
У барьера вдоль оркестровой ямы столпились офицеры, и даже генералы.
Занавес опустили. Музыканты сели, держа наготове инструменты, чтоб начать оперную мелодию сказки.
Но крики не смолкали.
И по взмаху палочки капельмейстера, оркестранты вновь поднялись, и второй раз исполнили гимн.
Кулябко, чувствуя непонятную внутреннюю тревогу, приказал жандармскому чину в штатском вызвать Богрова, пока в театре творится тарарам.
– Дмитрий Григорьевич, что-то тревожно мне. Слетай-ка по-быстрому на свою квартиру и проверь, там ли твой гость или ушёл.
Исполнив поручение, Богров не смог сразу попасть в театр. Жандармский офицер в форме с погонами штабс-капитана, не пускал его – так как билет был надорван.
– Вызовите подполковника Кулябко, господин офицер. Я отлучался по его заданию.
– Ваша фамилия? – строго нахмурился вызванный из зала Кулябко.
– Штабс-капитан Банников, – щёлкнул каблуками офицер. – Вчера прибыл в Киев по личному приказу фон Коттена, для проверки агента Алентова.
– Да не кричите, капитан, – повысил столичного жандарма в чине подполковник. – Это и есть тот самый агент.
– Знаю! Ознакомлен с фотографией. Разрешите побеседовать с ним.
– Не разрешаю. И приказываю немедленно пропустить его. Что вы себе позволяете?
– Это вы что себе позволяете, господин подполковник? Допустив своего агента в театр, вы нарушили циркуляр Департамента полиции от 3-го октября 1907 года, запрещающий использовать секретных сотрудников для наружного наблюдения. Во-вторых, нарушаете Инструкцию об охране высочайших особ, согласно которой осведомители не допускаются в места присутствия императора.
– Вправе написать рапорт и подать его хоть фон Коттену, хоть генерал-лейтенанту Курлову. А сейчас приказываю пропустить в театр господина Богрова. Хотя вы и из столицы, но не лезьте не в своё дело, господин штабс-капитан, – не очень уверенно произнёс Кулябко, взяв под руку агента и провожая его в зал.
После второго акта Столыпин обернулся к своему адьютанту Есаулову, сидевшему через ряд за его спиной, и велел готовить автомобиль к отъезду:
– Третий акт самый короткий, – поднялся и распрямил затёкшую спину.
Увидев у барьера оркестровой ямы министра Двора Фредерикса и шталмейстера Потоцкого, подошёл к ним.
Растревоженный имеющими быть карами от столичного жандарма, Кулябко подозвал Богрова.
– Спектакль заканчивается, потому лучше езжайте домой контролировать заговорщиков. И, если столкнётесь, не задирайте приезжего офицера, – посоветовал ему подполковник, направившись к появившемуся в конце партера у царской ложи Спиридовичу.
«Столыпин здесь, – медленно идя к выходу, размышлял Богров. – Сам Столыпин… Ну пересплю за свою жизнь ещё с сотней женщин… Ну выпью ещё сто бочек коньяку… И всё!.. Уйду в иной мир… И никто не вспомнит обо мне… Никогда!.. Словно меня и не было на этой земле… А Я был… Я не умею сочинять стихи или прозу… Я не в силах что-нибудь создать… Но Я могу УБИТЬ… Как убил Пушкина Дантес… Как убил Лермонтова Мартынов… И об этих ничтожествах помнят…
А я не НИЧТОЖЕСТВО!..
И Я – МОГУ!
И обо Мне тоже будут помнить… Смерти Я не боюсь!.. Боюсь ЗАБВЕНИЯ!»
Повернувшись, уверенным шагом направился в сторону Столыпина, пробираясь между вторым и третьим рядами.
Встав напротив, выхватил браунинг, и без всяких эмоций, словно плохой актёр в дешёвом спектакле, дважды выстрелил в удивлённо глядящего на него ЧЕЛОВЕКА, а не червя, как сам.
Столыпин замер, медленно наклоняя голову и устремляя взгляд к кровавому пятну на груди.
Уже сквозь какую-то пелену он видел, как его убийца сначала медленно, потом быстрее и, наконец, бегом устремился к выходу. Увидел, как с шашкой наголо, прыгая по креслам, к убийце бросился Спиридович. Увидел, как стрелявшего в него человека у выхода из зала схватил за шиворот какой-то жандармский офицер и с силой ударил по лицу, затем ещё и ещё раз. Другой офицер старался спасти убийцу, вырывая из рук налетевших на него господ во фраках и мундирах… А затем взгляд его остановился на входящем в ложу императоре и Пётр Аркадьевич, прежде чем осесть в кресло и потерять сознание, махнул ему рукой, показывая, что здесь опасно и надо уйти, потому как может быть и второй убийца.
Потом этот жест оценят как благословение, присовокупив кем-то расслышанные слова: «Счастлив умереть за царя».
К убийце подбежал Кулябко.
– Это Богров! – схватился за голову. – Банников, что стоите? Пулей летите к дому Богрова и арестуйте всех, кто там находится.
– Николай Николаевич, распорядитесь отвести задержанного… ну хотя бы в курительную комнату, где проведём допрос, – застеснявшись юнкерских эмоций, убрал шашку в ножны Спиридович, и вытянулся во фрунт, когда мимо него пронесли Столыпина и уложили на диван в конце холла, неподалёку от касс.
Около раненого хлопотал врач, останавливая кровотечение.
– Господа, лишних прошу удалиться, – глянул на вошедших в курительную комнату Спиридовича с Кулябко прокурор Киевской судебной палаты. – Как я понял, свою миссию вы уже выполнили, – полным сарказма голосом проскрипел он, с вызовом продолжив монолог: – Допрос поручаю подполковнику Иванову, спасшему арестованного от самосуда.
Разъярённые жандармы вышли в холл.
– Доктор, куда увозят Петра Аркадьевича? – обратился к врачу Спиридович, с трудом сдерживая негодование.
– В клинику Маковского на Малую Владимирскую. Может, выкарабкается, – словоохотливо продолжил врач. – Одна пуля легко ранила Столыпина а руку, но другая попала в грудь. Однако его превосходительство спас покровитель Киева и святой Руси Владимир в образе ордена, куда попала пуля и изменила гибельное направление в сердце, – на едином дыхании выпалил он, и поспешил за носилками с раненым.
– Ну, слава Богу, – широко перекрестился Спиридович, краем глаза заметив вошедшего в холл штабс-капитана.
К нему уже подошёл Кулябко.
– Ну что? Арестовали злоумышленников?
– Никак нет, господин подполковник. Все двенадцать комнат оказались пусты.
– Что, никого там не было? – совершенно растерялся жандарм, понимая, что оказался обыкновенной пешкой в чьей-то умной игре.
– Ну как не было? – вспомнил хамское отношение подполковника в первую их встречу у дверей в вестибюле. – Кот из-под кровати выглядывал, морда эсеровская.
– Нашли время шутить, – отмахнулся, даже не оскорбившись, Кулябко.