На фига попу гармонь

Рядом, невидимый для алкашей, тусовался красноносый леший, по очереди прикладываясь к струйкам из самогонных аппаратов.

«У дядьки Кузьмы первач наипрекраснейший», – развалился на пеньке, подставив солнышку старческий волосатый бок, и задремал, наслаждаясь спаянной мужской компанией, теплым днем и прекрасным лесным воздухом.

Мужики, пошмыгав такими же, как у лешего, красными носами, осоловело уставились на пришедшего. Местный тракторист, а сейчас, с закрытием колхоза «Возбуждение», главный гармонист – дядька Кузьма, кхекнув, опрокинул в себя стаканчик первача, блаженно рыгнул, утер рот ладонью, занюхал лежавшей на коленях гармонью и, набрав воздух в тщедушную грудь, сбацал: «А у нашего Мишани здоровенный нос с ушами. Миша кашу лопает, а нос ушами хлопает. Миша к Дуньке зашустрил, а нос уши навострил…», под смех товарищей довольно погладил музыкальный инструмент и почесал бордовый нюхальник.

«Дать бы тебе щелбана по лысому кумполу, да еще один жмурик прибавится… К тому же сосед все-таки», – поднял руку в приветствии егерь, сделав вид, что не обратил внимания на гнусные частушки.

– А ну-ка, дядька Кузьма, покажь гармонь, – замер на некоторое время, подождав, пока Бобик, мстя за поруганную честь хозяина, исподтишка пустил струйку на спину солиста.

– А на кой тебе моя гармонь? – спрятал инструмент за спину, больно пихнув им спаниеля.

– А на той! – разглядывал тщедушного, небритого мужичка. – Скотника Митяя кто-то садистски замочил… А я у него записку про гармонь нашел, – наблюдал сверху, как доблестный Бобик пытался прокусить меха ударившего его инструмента. – Так что неизвестно, чей еще «фиг» ушами хлопает и ногами топает, – протянул ручищу, кулак которой был с голову гармониста, и уцепил инструмент.

– Как замочили? – загалдели собутыльники, оживленно разливая продукт по стаканам. – А мы головы ломали, за что б выпить? – загалдели они.

«Эхе-хех, людя-а», – спрыгнул с пенька леший и тоже приложился к струйке первача.

– Вот и ему сломали, – отдал гармонь щетинистому Кузьме, – отбили, вернее, – глядел, как у мужиков от любопытства разгорелись глаза.

– Мишань, а чо в маляве-то было? – поинтересовался не старый еще, но весь морщинистый, с серой кожей, пастух Евсей, протягивая егерю стакан. – Да ты присаживайся, присаживайся, – подвинулся на сброшенной с плеч фуфайке, – вот, семечку на, зажуй… – щедро предложил он.

Мишаня по-десантному – локоть параллельно земле, выплеснул в себя мутную жидкость, закусив её половинкой семе-

чки.

«Ну и обжора, – мысленно осудил его пастух. – Нам бы до обеда жрачки хватило».

Усевшись, Мишаня развернул записку и оглядел умирающих от любопытства алкоголиков, особенно гармониста. Казалось, чтоб скорее узнать написанное, он отдал бы самое дорогое, что у него есть, – полный стакан.

– Козел! – глянув в бумажку, произнес егерь.

Все задумчиво оглядели друг на друга. Дождавшись, когда стали глазеть на него, дочитал:

– Фиг найдешь свою гармонь…

– Как? Как? – поперхнулся дядька Кузьма, почесав щетину.

– А вот так! – со значением произнес чтец-декламатор, убирая в карман записку и наблюдая, как на ближайшую ветку усаживается кукушка и плотоядно смотрит на тёплую компанию.

«Фиг… найдешь… свою… гармонь…» – задумались мужики.

– Фиг, это, видать, кликуха… погоняло, по научному, –предположил Евсей, обозревая задумчивых мужиков.

– Не-е-е! – замотал башкой дядька Кузьма. – Кликуха – Козел! А “фиг” – это вывод! – поднял кверху грязный указательный палец.

Все уважительно поглядели на собутыльника.

– Прох-х-фессор! – похлопал его по плечу Евсей и, встав, громко щелкнул кнутом.

От звука, напоминающего разорвавшийся снаряд, у кукушки произошло головокружение, и, произнеся почему-то “кря-кря”, она впала в глубокую кому.

Успокоившись и сбросив стресс, пастух уселся на фуфайку, и как ни в чем не бывало, дернул следующую по порядку порцию. Чтоб не выбиться из графика, все единодушно поддержали своего другана.

– Но нашел я только башку. Остального организма в наличии не имеется, – подвел черту под сообщение Мишаня.

Замершие на секунду мужики стали шумно наполнять стаканы.

– Может, он где рядом, – пощелоктил носом Кузьма, – дух чтой-то пошел спе-фе-цический… – победно глянул на Мишаню.

Выпив еще по стакану, доели оставшиеся полсемечки.

– Парни! А давайте всего остального Митяя поищем?! Все-таки мы с ним почти эти были… – с надеждой глянул на Кузьму Мишаня.

Тот в задумчивости сморщил лоб.

Окружающие, затаив дыхание, ждали, что скажет грамотей.

– … Кал-леки!.. – с облегчением прохрипел Кузьма.

– … Коллеги!.. – неизвестно откуда вспомнил слово Мишаня.

Потрясенные слушатели выпили за бесплатное начальное образование.

– Ну-у, вы тут пейтя, а я, как человек интеллихентный, без закуси не могу… – поднялся несколько посрамленный дядька Кузьма. – Пойду лучше останки друга искать, – но с первым шагом тут же попал в продукт собачьего физиологического процесса и, поскользнувшись на нем, крепко припечатался лбом о дерево, чем развеселил компанию и знатно обнадежил пришедшую в себя кукушку.

Весело смеясь и переговариваясь, народ разбрелся по лесу, разыскивая безголовый труп безвременно ушедшего в трезвую жизнь собутыльника. Мишаня оказался в паре с дядькой Кузьмой. За ними плелся грустный Бобик, размышляющий о том, что есть специальные собаки. «Вот пусть они приходят с милиционерами и ищут… А наше дело – сон, еда, охота да сучки… На кой шут нам эти тухлые покойники?.. Мы их сами свежих настрелять могем…»

Бродили до обеда. И когда уже, потеряв надежду, доморощенные эмчеэсовцы возвращались назад, к родным самогонным аппаратам, возле которых дежурил пьяненький леший, вдруг унюхали знакомый запах носков Митяя.

– Стоп! – чихнув, поднял вверх руку дядька Кузьма. – Бьюсь об заклад, что в радиусе ста метров мы найдем искомое тело, – грамотно выразил мысль.

«Надо было вместе с кружкой и противогаз тиснуть», – пожалел о своей честности и недальновидности бывший десантник, мужественно направляясь в сторону вони.

Не пройдя и полсотни шагов, упал в обморок пастух Евсей. Еще через двадцать метров оставшиеся в живых увидели торчавшие из-под елки ноги в рваных носках.

– Во-о садюга-а! Чтоб к телу не подпустить – ботинки с него снял, – нелицеприятно высказался об убийце дядька Кузьма.

Рядом с ним, не выдержав, упал еще один собутыльник.

Лишь Мишаня держался из последних сил, бормоча что-то про непобедимый десант, который не вырубишь ни только ипритом, но даже и носками Митяя.

«Не такое видали… иприт с зарином на спор нюхали – и то ничего».

Рядом зашатался дядька Кузьма.

– Не бросай меня тут, – взмолился он.

«Пора отступать!» – решил егерь, по очереди вынося из-под действия носочного отравляющего газа боевых товарищей. У самогонных аппаратов все пришли в себя.