Держава том 2

Агитаторы времени зря не теряли и подняли прокатчиков. Те тоже подали докладную записку Зеленцову.

На этот раз, внимательно читая её, он не смеялся: «Мы, рабочие большого прокатного цеха, прекратим работу в случае невыполнения наших требований… Мы просим: 1). ввести в расчётные книжки все права и преимущества, предоставленные положением 8 марта 1861 года без последующих и могущих последовать изменений. 2). изъять из книжек правила из закона 11 марта 1902 года, как применимые к фабрично-заводской промышленности, а не к казённым горным заводам».

– Не в моей компетенции выполнить ваши требования, – горячился начальник горного округа. – Циркуляр спущен сверху, – тыкал пальцем в потолок, – и нужно время, дабы во всём разобраться.

На этот раз во главе пришедшей делегации стояли Шотман с Василием Северьяновым.

– Не удовлетворите требования, станем бастовать, – нагло глядя в глаза Зеленцову, произнёс Шотман.

– О ваших требованиях я извещу директора горного департамента, – холодно глянув на делегацию, поднялся из-за стола Зеленцов. – А вас, юноша, прошу мне не угрожать… Молоды вы для этого. Приказываю немедленно приступать к работе, – стукнул по столу кулаком.

К работе не приступили.

Мало того, даже тех, кто хотел работать, активисты силой выталкивали из цехов на улицу. Дело доходило до избиений.

Рабочему, что ушёл от компании охотников, какой-то доброхот проломил голову, и его увезли в горнозаводскую больницу.

Обстановка накалялась…

– Опыт Обуховской обороны имеем, – хлопал по плечу Василия Шотман. – Полицию без труда разгоним…

– Главное, поболе народа из цехов вывести, – поддерживал его друг.

11 марта завод не работал.

Толпы рабочих ходили по улицам и собирались у заводоуправления.

Зеленцов направил рапорт главному начальнику Уральских горных заводов Баклевскому: «Рабочие Златоуста продолжают отказываться от новых книжек утверждённого образца. Разъяснений, убеждений было достаточно».

«Это обыкновенная провокация», – размышлял горный начальник.

Утром 12-го, Зеленцов принялся звонить исправнику и командиру расквартированного в Златоусте Мокшанского батальона:

– С целью ограждения безопасности рабочих, желающих продолжать трудиться, и для целости казённого имущества, прошу прислать хотя бы две роты. Ведь у нас в арсенале полно оружия. Хорошего мало будет, коли бунтовщики до него доберутся.

Следом принялся звонить губернатору.

Узнав о беспорядках в Златоусте, Уфимский губернатор Николай Модестович Богданович тут же телефонировал жандармскому полковнику и губернскому прокурору.

Вечером губернское начальство, в сопровождении небольшого количества жандармов, прибыло в Златоуст.

Выслушав от Зеленцова подоплеку событий, приняли приглашение остановиться в его доме.

– В гостинице вам так удобно не будет, – уговаривал он их.

В связи с прибытием высокого начальства, подсуетился и местный жандармский ротмистр, лично наведавшийся с группой поддержки сначала к Филимошкину, у которого от неприятных предчувствий кусок зайчатины встал поперёк горла, а затем и к заводскому пугалу – Симонову.

Через час оба рабочих уже сидели в тюрьме на шконках.

Один с подбитым глазом: не хрен на жандармов пасть разевать. Другой и вовсе с основательно разлохмаченной причёской, в которой отсутствовало приличное количество волос.

Утром 13-го, оружейный завод полностью остановился.

Огромная толпа собралась перед домом горного начальника.

– Освободите наших товарищей, – задал направление требований Шотман.

– Свободу арестованным! – заорал Северьянов.

– Свободу! Свободу! – скандировала разгорячённая толпа.

– Да кого задержали? – вышел к рабочим губернатор, а за ним и Зеленцов с полковником и прокурором.

Подбежавший ротмистр, взяв под козырёк, доложил о ночном аресте смутьянов.

– Немедленно освободить! Немедленно, – едва сдерживая гнев, приказал жандармскому полковнику губернатор. – И так горит, а вы своими действиями керосин в огонь подливаете…

– Ротмистр. Доставьте сюда арестованных, – велел полковник.

Но сделать это с каждой секундой становилось всё труднее и труднее.

Оттеснив немногочисленных жандармов, толпа стала окружать Зеленцова с гостями.

Растолкав рабочих, к губернатору выбежала крепкая женщина с растрёпанными волосами из-под съехавшего на плечи платка. За руки она держала двух детей.

– Мужа посади-и-ли, – в истерике завопила она. – Кто детей кормить-поить будет, – трясла ребятишек, то толкая их в сторону начальства, то прижимая к себе.

К ней присоединилась другая расхристанная тётка с ребёнком на руках, и стала совать его губернатору.

– Кормильца в тюрьму отправили-и… Накось, корми его и одевай-обувай…

Толпа со всех сторон сжимала приезжих.

– Господа рабочие, я уже велел освободить арестованных, – стараясь сохранять выдержку, бросал в толпу слова Богданович.

– Вот! Уже господами стали, – язвил торчавший неподалёку от начальства Шотман.

–… Сейчас губернский прокурор с полковником лично съездят за ними и доставят сюда, – успокаивал толпу губернатор. – И с расчётными книжками разберёмся.., – он видел, что слова его подействовали, и народ начал успокаиваться.

Даже скандальные бабы перестали визжать дурными голосами, с надеждой глядя на важного чиновника.

Жандармский офицер с прокурором, раздвигая плечами толпу, направились к саням, чтоб ехать в тюрьму за арестованными.

– Так всё сорваться может, – шепнул Северьянову Шотман. – Народ у нас простодушный и отходчивый, потому его и легко задурить… – Братцы-ы, – дурным голосом заблажил он. – Нас хотят обмануть, а арестованных увезут на санях в Уфу-у,– бросился к полковнику и оттолкнул его от саней.

Не ожидающий грубого насилия жандарм потянулся к кобуре.

– Я тебе сейчас потолкаюсь, мерзавец.