Держава том 2

Аким, сложив руки на груди, смотрел на происходящее из дверей канцелярии.

– Половина роты вместо одеял, шинелями укрывается. Непорядок! – внушительно рявкнул он, вновь зашагав перед строем.

– Господин фельдфебель, дозвольте сказать, – щёлкнул каблуками сапог ефрейтор.

«Это тот, что сапожную щётку уронил и наряд не в очередь от Лебедева заработал в день первого моего дежурства», – вспомнил Рубанов, облокотившись плечом о косяк и скрестив ноги.

– Говори Сидоров, коли приспичило, – разрешил фельдфебель.

«Хорошая русская фамилия, – мысленно отметил Рубанов, – практически, как моя. Не какой-нибудь Нилус или Гороховодатсковский».

– Господин фельдфебель, а на покупку одеял денег-то от казны не отпущается… Одеяла ни к мундирным, ни к амуничным вещам не относятся. Я уже восемь лет служу и знаю, что нижним чинам от царя-батюшки полагается шинель, шапка, фуражка, мундир, – стал загибать пальцы ефрейтор, – шаровары, поясной и брючной ремни, подсумки для патронов, котелок, кружка, ложка, баклага…

– Молча-а-ть, ржавчина! – рыкнул фельдфебель.

От этого рыка рота вытянулась во фрунт, и даже Рубанов встал по стойке смирно, вспомнив, видимо, училищные времена. Но быстро исправился, выставив правую ногу вперёд и скрестив руки за спиной.

Пал Палыч остановился напротив бунтовщика, нахмурился, тоже убрал руки за спину и пару раз переместился с каблуков на носки сапог и обратно.

Покачавшись таким образом и успокоив этим нервную систему, спокойным уже голосом вымолвил:

– Я тоже не портянкой утираюсь и разумею, что нам от казны положено. И точно знаю, что в баклаге, которую ты всуе упомянул, вода должна булькать, а не винище, как у некоторых чересчур грамотных ефрейторов…

«Откуда знает? – перетрухнул Сидоров. – Ишь, телескопы выпучил».

– Ну, что на это скажешь, друг мой анисовый? – взяв пример с Рубанова, тоже выставил правую ногу вперёд. – Да и сейчас, кажись, винный градус в нутрах твоих бродит?!

– Никак нет, господин фельдфебель… То от портянок дух спиртной идёт. А раз в неделю и мухи веселятся, – рассмешил роту Сидоров.

– Му-у-хи веселя-я-ятся, – вновь повысил голос фельдфебель, видя, что рота на стороне ефрейтора. – Всего восемь лет назад репьи коровам из хвоста выдёргивал.., а тут разверз уста ефрейторские… Вот постоишь с полной выкладкой, да на морозе, у выгребной ямы, веселье-то мигом пройдёт. Неужто нам срамиться перед второй ротой и шинелями укрываться? – отошёл от поверженного ефрейтора. Надо мной уже не то что мухи, ихний фельдфебель от смеха лопается. И не раз в неделю а, почитай, кажный божий день, да ещё по два раза, – волком зыркнул на Сидорова. – Допрыгаешься у меня, – решил сравнять ефрейтора с сапожной щёткой. – Ишь, хлебальник расстегнул… Фельдфебелю ещё перечить вооружился… Чтоб было! – веско произнёс он. Всем ясно? Вопросы есть?

Роте всё стало ясно, и вопросов не было.

Зато они мухами роились в голове Рубанова.

– Пал Палыч, – обратился он к фельдфебелю, когда тот появился в канцелярии. – Вы, конечно, дольше меня служите, – констатировал неоспоримый факт, на что фельдфебель одобрительно хмыкнул. – Так объясните мне, на какие такие деньги нижние чины одеяла купят. Их жалованья разве ж хватит на это? Год копить будут и то не накопят, – стал развивать мысль Рубанов. – Из чего денежное довольствие у рядового складывается? – как давеча ефрейтор, стал загибать пальцы, решив блеснуть перед фельдфебелем офицерской эрудицией. – Собственно, из небольшого жалованья. Из наградных денег, которые даются на приобретение дополнительного нижнего белья, на пошив и ремонт сапог. Из караульных денег, за несение службы в карауле… Но это всё по 50, по 55 копеек. На одеяла явно не хватает… И без сапог нижний чин ходить не будет, коли на одеяло истратит…

«Э-эх, воробышек неоперившийся», – с неожиданной для себя лаской подумал фельдфебель.

– Ваше высокоблагородие, – как положено, обратился к офицеру Пал Палыч. – Правильно вы всё говорите. Однако, окромя всего прочего, деньги идут за все парады и смотры, учения и манёвры в Высочайшем присутствии проводимые. А это очень даже неплохо оплачивается. Рядовой гвардеец получает рубль. Ефрейтор Сидоров – полтора. Младший унтер, – тоже стал загибать пальцы, – трёшницу. Старший – пятишницу. Фельдфебель срочной службы – червончик, а сверхсрочной, целый четвертной от Его Величества. А деньги за вольные работы?! После лагерных сборов начальством на них предоставляется несколько недель. Занятий в это время не проводится, сами знаете. В казарме оставляют самую малость людей для караульной службы. Да неужто эти накопления пропить? Нехай лучше одеяла купят… Фельдфебель второй роты, Иванов Василий Егорыч, на этом настоял. Купили, черти. А ещё у них есть кот дрессированный, – тоскливо вздохнул Пал Палыч.

Аким с трудом сдержал улыбку, заметив чёрную зависть на лице несгибаемого сверхсрочнослужащего.

– Мы ведь царская рота, – уныло потряс головой царь и бог нижнего воинского контингента. – А у нас ни одеял, ни кота нет… – скрипнул он зубами.

– Зато в нашей роте патриотическое воспитание лучше ведётся, – неожиданно для себя обиделся за подразделение Рубанов. – И по стенам картины и щиты с георгиевскими кавалерами краше, чем во второй, у Василия Егоровича, – вышли они из канцелярии и стали разглядывать стены ротного помещения. – Вон, красота какая, – повёл рукой Рубанов. – Одни суворовские афоризмы, на карнизах художником выведенные, чего стоят. А картины батального содержания, – распалился Аким.

– Это да-а! – умильно глянул на молодого подпоручика Пал Палыч: «Толковый офицер из него выйдет», – подумал он. – Мне ещё духовного содержания картины ндравятся, – указал на висевшую над входом в канцелярию картину «Крещение Руси». – Очень душевно написана и в красивую раму забрана. Пойдёмте в мою каморку, ваше высокоблагородие, глянете работу того же художника. Вольнопёром у нас в полку служил. Потом, говорят, в академию рисовальную поступил…

«Наверное, в Императорскую академию художеств», – подумал Аким, входя в крохотное помещение из двух закутков, где жил фельдфебель.

– Вот! – гордо указал Пал Палыч.

– Хорошая картина! – похвалил Рубанов, вслух читая название: «Въезд на осляти».

– Я, когда напсихуюсь в роте, приду сюда, гляну на неё, и так покойно мне становится… Думаю, и с чего я воюю с людями… Да Бог с ними, со всеми… Даже и с ефрейторами вонючими.

Поднявшись в свою квартиру на третьем этаже казармы, Аким велел денщику подать чаю.

– Да не просто чай, – уточнил он, – ещё колбасы, сыру и булок. А то ты, Козлов, прямолинеен, как штык, – решил немного повоспитовать денщика. – Скажешь тебе – чаю… Один чай и несёшь. Плохо тебя фельдфебель уму-разуму учил, – сел за круглый стол, на котором валялись газеты, и вытащил из кипы одну.

«О-о! За рубежом, – стал читать заметку: «В английской официальной военной газете появился на днях приказ: « Строго воспрещается впредь господам офицерам ношение панталон…» В следующем номере появилась такая поправка: «… панталон с золотыми лампасами, как не соответствующих форме», – что до некоторой степени успокоило г. офицеров». Ха! Ежели бы у нас такое написали бы, и Козлов прочёл, сейчас бы подавал мне чай без штанов. Приказ есть приказ», – развеселился Аким.

– Да погоди ты со своим чаем, видишь, газеты читаю, – буркнул денщику, одетому по полной форме. «Та-а-к, какие ещё новости? – полистал газету. – Во. Реклама: «Красивые усы», – полюбовался кучерявым лохматым брюнетом с загнутыми вверх чёрными усищами: «Мечта всякого юноши», – прочёл он. – И подпоручика Буданова, следовало дописать. Так, чего там: «При употреблении Перуина-Пето, через удивительно короткое время вырастают длинные пышные усы и борода. Успех поразительный». С. Пет. Караванная, 16. – Вот куда Буданову следует наведаться, – отложил газету. – Как полезно, оказывается, читать. Но не Льва Толстого, конечно… Так. Из московского уезда. Чего там случилось? Ага!»

– Козлов! «Как там у фельдфебеля… Муха ржавая… Или ещё как». – Слушай сюда. Да поставь самовар на стол. Чего с ним обнялся: « В местности за Дорогомиловской заставой, из запертой кладовой отставного унтер-офицера Лобанова», – не знаешь такого? – обратился к денщику.

– Никак нет, вашевысокосковородие, – скороговоркой доложил тот.

– Говори, не части. Слушай дальше: «… неизвестно кем, посредством взлома, похищено 4 пуда ветчины и 3 уздечки, всего на сумму 26 рублей 50 копеек». – Уяснил, Козлов. Ох, гляди у меня, коли 4 пуда колбасы неизвестные похитят, – развеселился Рубанов. – А где 3 уздечки?

– Какие уздечки? – перепугался денщик.

– Ладно. Вольно. Разойдись, – вновь принялся за газету, прихлёбывая чай: «Настоятель кронштадского Андреевского собора протоиерей Иоанн Ильич Сергеев проезжал по Знаменской улице. Лошади чего-то испугались и понесли, сломав дышло». Чего могут испугаться? – стал размышлять Аким. – Бутылку какой-нибудь студентишка швырнул в них, вот и испугались… «У Льва Толстого температура». – От церкви отлучили, вот и заболел. Ага. 30-я Передвижная выставка. Интересно. Следует с Натали посетить: «На 30-й Передвижной выставке, на днях открывшейся в Петербурге, наиболее сильные вещи принадлежат Репину и Васнецову. Репин, за последние годы снова примкнувший к передвижникам, выставил 7 вещей, из которых лучшая – поясной портрет А.П.Боткиной. Небольшой прочувственный пейзаж дал симпатичный В.Д.Поленов». – Ну чего пишут, не поймёшь, – отложил газету. – Кто из них симпатичный – пейзаж или Поленов? Так. Отправка каторжников… Это мне не надо. Вот! Интересно: «В 1901 году добыча нефти в России на Апшеронском полуострове составило количество, равное 675 млн. пуд., т.е. больше против прежнего года почти на 75 млн. Кроме того, в Грозном добыто около 30млн. пуд. Таким образом, по добыче нефти Россия занимает первое место в мире, стоит выше Соединённых Штатов, в которых в минувшем году добыто нефти лишь 406 млн. пуд.». – Молодцы. Следует отцу статью показать, – взял следующую газету. – Пьяный конокрад. Театр и музыка: «Славе А.Д.Вяльцевой стало тесно в полонённой ею Москве и очарованном ею Петербурге, и блестящая представительница рафинированной цыганщины предпринимает триумфальное шествие по России. Начиная с 4-го марта г-жа Вяльцева даёт длинный ряд концертов последовательно в Харькове, Николаеве, Елизаветограде, Кишинёве, Одессе, Киеве, Херсоне, Баку, Тифлисе, Батуми, Ростове-на-Дону. Словом, весь юг должен лечь к ногам дивы». – Это маме дам почитать: «7-го марта в С.-Петербурге концерт Л.В.Собинова». – Прекрасно. Вот куда Натали приглашу. Что ещё? «Мещанин М. продавал пышки, торговля не шла. Устроил лотерею. От народа не было отбоя. Препровождён в участок.» – Зарубежные новости: «Недавно, известный американский богач Вандербильд, наехал на своём автомобиле на мула, за поранение которого имел неосторожность заплатить 1000 рублей. С этого времени ему более невозможно ездить на моторе, т.к. при виде его, со всех сторон появляется множество мулов, очевидно, пригоняемых их владельцами, чтобы получить вознаграждение». – Это надо их под колёса кидать. Зерендорфу дам почитать. Далее, – полистал газету: «В Марьиной роще похищены чугунные ворота, весом 60 пудов. Ворота заканчивались в слесарной мастерской. Явился человек с санями, просил помочь сложить ворота и, приказав прислать счёт, увёз их». – Молодец. Вандербильд наоборот. Ну, хватит на сегодня», – отложил газету и отставил чашку.

Согласно газетной рекламе, 7-го марта пригласил Натали на концерт Собинова.

Концерт Акиму не понравился, зато Натали была от Собинова без ума.

«Этим женщинам лишь бы какой-нибудь знаменитостью восхищаться… Толстым, Чеховым или Собиновым, – критически глянул на подругу Рубанов. – Ну почему бы не восхищаться подпоручиком лейб-гвардии Павловского полка», – гордо выпятил грудь.

Он не понимал ещё, что любим. А любовь – выше восхищения. Восхищаться можно и горгульями на соборе Нотр-дам-де-Пари.

– Натали, газеты взахлёб расхваливают выставку Передвижников, – обедая у Бутенёвых, Аким решил показать себя культурным человеком. – Выставлены картины Репина, Васнецова и симпатичного Поленова, – чокнулся рюмкой с главой семейства. – Натали, ну чего ты вот сейчас фыркнула? – аккуратно поставив рюмку, стал выяснять Рубанов. – Так в газете написали: «Небольшой прочувственный пейзаж дал симпатичный Поленов», – попутно рассказал Бутенёву про унтера Лобанова.

– Это ж надо, – закусывая ветчинкой, смеялся отставной капитан. – Четыре пуда ветчины стащили… А чего там ещё пишут?

Выслушав про Вандербильда и от души повеселившись, Константин Александрович пришёл к выводу, что по-глупому разбрасываться деньгами негоже. В чём его полностью поддержала и супруга.

Похищенные чугунные ворота привели Бутенёва в полнейший восторг.

– Ну-у, змей, – промокал платком слезящиеся от смеха глаза. – Ну, учуди-и-л. Ещё и на сани помогли уложить… А вот у нас был случай…

Но рассказать не успел, раскашлялся и, приложив к губам платок, вышел из-за стола.

Вера Алексеевна бросилась вслед за мужем, а Рубанов, откланявшись, стал собираться домой.

____________________________________