Дом окнами в полночь. Исповедальный роман

Дом окнами в полночь. Исповедальный роман
Валерий Морозов

Общеизвестно, любви покорны все возрасты. Но только первая любовь – всегда суть последняя. Как бы не удалялась она в бытийном пространстве, зеркало памяти цепко держит ее в своих границах. Первая любовь безжалостно, быстро оставляет нас, вскружив юную голову на ничтожно малый промежуток времени. А не хватает порой и всей жизни, чтобы ее забыть.

Дом окнами в полночь

Исповедальный роман

Валерий Морозов

© Валерий Морозов, 2021

ISBN 978-5-0055-8456-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДОМ ОКНАМИ В ПОЛНОЧЬ

(Исповедальный роман)

Часть первая

«Блюдите убо, како опасно ходите…»

    (Еф. 5:15).

По логике вещей, если хуже быть уже не может, дальше должно быть только лучше? Однако…

До конца не верилось, что из-за этакой малости он погонится за мной. Посмеётся, подосадует, да и махнёт рукой. Отбежав от злополучного кафе пару закоулков, я притёрся спиной к какому-то сараю и затаился перевести дух. Сердце, надорванное дальними пешими переходами, прерывисто бухало в левую пазуху. Убедившись в миновавшей, казалось бы, угрозе и шаркнув полупустым рюкзаком по нагретым доскам, сполз расслабленным телом на жухлую траву. Послеполуденное солнце успокоительно смежило мне веки. И тут!

Железной дланью он ухватил безвольную сущность мою за грудки, легко, словно рычагом манипулятора, оторвал от земли и притянул к своему лицу. От здоровенной лапищи, сжимавшей мой куцый пиджачишко под самое горло, несло соляркой.

– Ну что, бомжа вонючая, – почти шёпотом говорил этот праведник, – хорошо пообедал? Только вот беда, ты десерт забыл. А я не поленился – принёс! – И залепил свободной рукой такую оплеуху, что разбудил в голове пасхальный перезвон. – Как же, думаю, он без сладенького? Давай ешь, да не обляпайся, фря неумытая! – Да и! По второй скуле!

Удушающий рычаг впечатал меня затылком в гулкий сарай, и у того аж загудели дощатые стены. Манипулятор отряхнул ладони и накинул на плечо спадающую лямку комбинезона:

– Еле догнал ведь паразита! Экий пострел. А с виду доходяга…

В ушах гудел набатный рельс. Потускневшим взглядом я с усилием различал, как сквозь радужные разводы дня удаляется платформа спины моего обидчика, гордо уносящего с собой полноразмерную сатисфакцию.

«Господа секунданты, – хотелось воскликнуть ему вдогон, – господа, донесите этому бретёру, что есть право последнего выстрела. Это право остаётся за мной. Необходимо, чтобы он это знал! Чтобы с этим жил! Прошу вас, господа»!

Было ли мне унизительно? Пожалуй, нет. Да и кто всё это видел? Физическая боль? А мало ли пришлось принять её по жизни? Оскорбления, мат в мою сторону – это вообще, как от стенки горох. Теперь уже и не вспомнить, когда я позволил себе не возбуждаться по этому поводу, а то и просто не брать подобное в расчёт.

Воистину, если вода уже выше головы, то совсем не важно, насколько!

Но где-то в глубине путаных размышлений трепыхалась непонятная назойливая мерзость. Чем-то он достал меня, этот Железный Дровосек. Немного поднапрягшись, докопался. Теперь я эту мерзость не только понимал, но и обонял. Манипулятор прав – от меня пахло. Даже не пахло, а откровенно воняло, источая гадкое амбре.

Липкими носками в стоптанных ботинках и пропотевшей до соляных разводов рубахой. Немытым телом и пожелтевшим нижним бельём. Давно не знавшими ухода подмышками и паховой областью. Нечищеными зубами и отрыжкой от случайной бросовой еды… Внешне образ дополнялся спутанной шевелюрой, скрывавшей расчёсанную до коросты шею и засаленный воротник пиджака. Потасканными, забитыми дорожной пылью портами с пузырями на коленях и «бахромой» по низу брючин. Ведь умудрялся как-то не замечать всего этого. Свыкся. Пустому карману дыра не помеха?

Но если уж всё расставлять по своим местам, то справедливости ради нужно признать – ну да, виноват! И в праведном осуждении можете плюнуть мне на захватанный лацкан. А разобраться, равновесен ли мой проступок пошлому мордобою? Я зашёл в эту придорожную чайхану просто потому, что крайне устал и был невыразимо голоден. Запах пищи притянул, как магнитом. Но денег-то всё равно не было, значит, под вывеской харчевни можно лишь передохнуть в человеческих условиях, а не на земле. Сегодня ни одна собака не притормозила, чтобы подбросить усталого путника. Плечо аж занемело держать на весу руку, обозначая «автостоп». Да, собственно, кому захочется сажать незнакомого оборванца в кабину?

Наконец, выпрашивать милости надоело и я, понурив голову, всё же добил пешим аллюром двадцать километров ухабистой обочины, разделявшей эти достославные казахстанские городишки, названия которых не знал, да и знать не хотел. Мне важно было лишь держать верное направление. Наскребя по карманам последней медной чепухи, купил стакан чая, сел за столик у окна, накидал из вазочки сахара с «походом» и с наслаждением подогнул под сидение ноги.

На кафе, в общепринятом понимании, эта забегаловка с круглолицым чайханщиком за стойкой не тянула никак. В открытые окна несло подгоревшим мясом из самопального мангала и выхлопным смрадом от прибывающих и отъезжающих машин. Интерьер составляли шаткие колченогие столы, крытые цветастой клеёнкой, да металлические стулья, издающие противный скрежет трубчатыми ножками о плиточный пол. Под потолком мотались жёлтые спирали липкой ленты, густо обсиженные мухами и длинноногими комарами. Человек пять шофёров томились в очереди, с тоской обозревая пыльные ряды пивных бутылок за спиной у «бармена».

К моему столу, сосредоточенно глядя в поднос, заставленный едой, подошёл один из дальнобойщиков габаритами, не соврать, с трёхстворчатый платяной шкаф. Выставил тарелки и сел напротив, заняв локтями чуть не всю столешницу. Растёр громадные ладони в предвкушении трапезы, посмотрел на меня, улыбаясь, и стал есть.

Медленно проворачивая ложечкой в гранёном стакане семь или восемь кусков рафинада, я безучастно отвернулся в окно. Сосед перевёл взгляд туда же и вдруг забеспокоился – одна из машин мигала аварийными огнями. Он вскочил, оставив еду, и наддал к выходу, задевая визгливые стулья.

Что там случилось, мне было наплевать. В голове вдруг образовался едва различимый звон. Он постепенно усиливался, обволакивая меня волнующейся сферой, за границами которой не существовало буквально ничего. Весь мир сосредоточился внутри. Запах, источаемый пищей, разрывал обоняние. Я с ужасом глядел на чужую еду, расставленную прямо перед носом, ясно осознавая, что со свистом лечу в пропасть внутреннего грехопадения. В сомнамбулическом оцепенении взял его ложку и начал есть этот красный борщ с белой кляксой сметаны посередине. Таскал гущину, понимая затылком, что надо поспешать. Меня сейчас могли бы расстрелять, но заставить отказаться от котлеты, политой пряным соусом и сдобренной укропчиком, было абсолютно нереально. Заглотив её почти целиком, допил через край жидкие остатки борща и встал, попутно загрузив в карман пиджака нетронутый хлеб.

На крыльце мы почти бок о бок разминулись с моим «благодетелем». Тот шёл, нервно отирая ветошью свои громадные кулаки. Я нарочито медленно дошагал до угла, повернул и задал стрекача.

Сидя на тёплой земле и осмысливая происшедшее, нечаянно осознал некую странность. За прошедший день этот человек был единственным, кто вошёл со мной в общение. Пусть даже в такой вот, «контактной» форме. И теперь мне его недоставало! Нет, совсем не хотелось нарваться на «повторение пройденного». И вопреки всякой логике чувство мести внутри не разгоралось. За долгие дни изнурительного перехода одиночество выело меня изнутри. Я жаждал общения. Хотелось в разговоре с ним отыскать хоть какой-то оправдательный мотив моему поступку, уловить хотя бы толику сочувственного понимания… И почему-то казалось, что Дуэлянт на это способен. Ведь не рисовался же, верша экзекуцию. Не орал, чтобы привлечь внимание «общественности», не играл в поборника нравственности. Не избил ведь, а просто отхлестал негодяя по щекам. По коренной такой, мужицкой манере – не доставлять наглецам удовольствия пребывать в эйфории безнаказанности за свои проделки.

Отряхнувшись и внутренне встряхнувшись, я двинулся именно туда, откуда недавно трусливо бежал. Мазохистская какая-то потребность, может, скажете вы.

С грузовиком и вправду случился непорядок. Кабина откинута фарами в землю, а «продавец рыбного отдела», что бесплатно отвалил мне пару полновесных «лещей», самозабвенно ковырялся в этом сложном автомобильном нутре, путаясь в проводах и шлангах. Я, наблюдая, тихонько встал рядом. Ремонтёр скользнул по моей фигуре равнодушным взглядом и продолжил что-то там закручивать. Но тут же сел, вытаращив глаза:

– Во, блин, – сказал тихо. – Нахалюга. Ты чё, за добавкой пришёл?

Я в ответ молчал, понурившись. Какие вопросы вызвало моё молчаливое присутствие у этого богатыря, Бог весть. Но спешившись со своего мастодонта, он подошёл и, пригнувшись, заглянул мне в глаза. Может, почудилось, что я хлюпаю? Ничуть ни бывало. Просто становилось интересно, что из всего этого выйдет. Как он выкрутится? Погонит?

Тот помолчал, вытер тряпкой руки и взял меня за рукав:

– Давай-ка присядем, малый. – Щёлкнул выпуклым ногтем по сигаретной пачке, – закуришь?

– Да нет, благодарствуйте. Как-то вот не приучился.

Мы примостились у забора на изношенных до корда бесхозных колёсах. Молчали, казалось, долго, бросая друг на друга взгляды. Я – настороженно-любопытствующие, он – изучающе-пытливые.

– Как звать-то тебя, не забыл ещё? – Пустил он вбок дымную струю.

– Да нет, не забыл. Олег, если угодно.

– Меня Андрей. – Руки не подал. – Вид у тебя, как у библейского странника. Посоха только не хватает.

– Под меня сейчас все прозвища годятся: пустынножитель, бедуин, бродяга, дервиш, калика перехожий… и даже Вечный жид.

– А откуда шагаешь?

Я секунду размышлял, стоит ли откровенничать – кто, откуда и куда? В смысле, озвучивать ли «явки, имена и пароли»? Да ладно, как говорится, «…наша встреча случайной была»:

– Из Душанбе.

– Душанбе?! Вот это да! Я ведь тоже оттуда вёрсты нарезаю. А до Казахстана как же добрался? Неужели пешком?

В основном, да. «Одиннадцатым маршрутом», самым надёжным. Поскольку ни денег же, ни документов.