Мужской взгляд. Дневник охотника за приключениями

В деревенском клубе выступает настоящий гипнотизер. В зале – яблоку некуда упасть. Поселковые сидят буквально на плечах друг у друга, чтобы увидеть чудеса, творящиеся на сцене. Гипнотизер – низенький мужичок с черной бородой и густым голосом – полностью оправдывает надежды, возложенные на него жителями поселка Нивенское, и потрясает их воображение до самых основ.

Гипнотизер делает с нашими земляками все, что пожелает.

Вот он кладет Ваську Афанасьева на два обычных стула, причем Васька совершенно одеревенел, так что гипнотизер свободно сидит на нем, как на садовой скамейке. Потом он заставляет Ваську раздеться до трусов и изображать купание в реке и сбор грибов на лесной поляне.

Когда Васька окончательно выдыхается, гипнотизер вызывает на сцену сразу десять человек и начинает проделывать с ними кое-что похлеще. Наши поселковые изображают народных артистов, поют и пляшут, рвут цветы, гребут на веслах, «летают по небу», смеются безо всякой видимой причины, и все это на сцене, публично, но с такой непринужденностью, как будто им не впервой выступать перед огромной аудиторией.

В конце концов гипнотизер делает что-то такое с нашей старшеклассницей и круглой отличницей Ладкой Гуляевой, что самая красивая девушка школы бросается ему на шею, обнимает, целует и называет мамой под потрясенное молчание мужской части аудитории. Гипнотизер торжествует. Мы завидуем ему черной завистью: перед каждым из нас открываются несомненные преимущества этой диковинной профессии. Но и этого гипнотизеру мало. Он объявляет, что сейчас загипнотизирует вообще всех!

– Все поднимите руки вверх! Сцепите пальцы рук в замок! Вы чувствуете, как ваши руки наливаются тяжестью! – бубнит в микрофон со сцены приезжий бородач. – Ваши руки становятся все тяжелее и тяжелее. Они наливаются теплом! Они становятся все горячее! Выше! Поднимите руки выше! Чувствуете? Вы чувствуете, что не можете разорвать переплетенные пальцы рук?

Зал чувствует. В зале начинается легкая паника, поскольку то здесь, то там сидят поселковые с круглыми от страха глазами и безуспешно пытаются высвободить собственные пальцы. Но гипнотизер не дремлет!

– Ничего не предпринимайте! Не пытайтесь освободиться самостоятельно! – звучит его зычный голос. – Вы сделаете себе только хуже. Выходите все на сцену, я вам сейчас помогу! Все, у кого заклинило пальцы, поднимайтесь ко мне.

Половина зала поднимается на ноги и покорно лезет на свет огней рампы. Вот уже сцена наполнена заколдованными нивенцами до отказа, мой отец и брат стоят с потрясенным видом в рядах сомнамбул, а я все еще боюсь проверить, сработал на меня этот чертов гипноз или нет. Наконец, я опускаю руки на уровень глаз, осторожно пытаюсь развести их в стороны и – оп! Я на свободе! «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали!» – делаю зарядку и победно смотрю на окружающих. Меня не загипнотизировали!

– А те, кого я не смог загипнотизировать, – пророкотал бородач, словно читая мои мысли, – пеняйте на себя. Если гипноз не действует, значит, вы сами виноваты! Сопротивляетесь. Не могу же я уговорить что-то сделать, если вы крутитесь на месте и повторяете про себя: «Не спать, не спать, не спать».

Шел 1985 год. Жизнь казалась монотонной и серой, как дождливое прибалтийское небо. Учеба – спорт, учеба – спорт. Из развлечений – только дискотека по выходным и телевизор с его двумя программами. Да еще концерты лилипутов, выступления гипнотизеров да инструкторов райкома ВЛКСМ, послушать которых собирались всем поселком, за неимением других развлечений.

Слава Богу, вскоре появился «Прожектор Перестройки», Гласность и Ускорение, благодаря которым наш комсомольский инструктор разочаровался в идеалах социализма, переквалифицировался в пономаря и научился звонить в колокола и петь псалмы. Вслед за ним потянулись прочие «новоинакомыслящие», которые прозрели и поняли, что их «всю жизнь обманывали», и принялись публично палить партбилеты, читать журнал «Слово» и ходить на демонстрации.

Самым большим впечатлением после многолюдных крестных ходов для меня стал Ельцин на БТР и защитники Белого дома на баррикадах. На третий день после бесславного провала ГКЧП даже в нашем захолустье появились значки «Защитник Белого дома» и нашлись люди, которые эти значки с гордостью носили.

Потом этот же Белый дом, который так недавно и самоотверженно защищали, расстреляли из танков, при этом нашлось неимоверное количество сторонников крутых мер в политике, и эти сторонники размахивали флагами и говорили о свободе.

Не успели мы привыкнуть к свободе, как пришлось привыкать к «вертикали власти» и к той мысли, что без власти сильной и партии правильной – жить совершенно невозможно. И миллионам людей тут же срочно потребовалось выйти на улицу и громко прокричать об этом в каком-нибудь «Марше». Проявить, так сказать, свою гражданскую позицию.

А у меня все по-прежнему монотонно – работа, работа, работа. По выходным – телевизор, в котором показывают то крестные ходы, то многолюдные марши, то представительные заседания. А когда я смотрю на вздетые повыше и аплодирующие звонко ладони, мне все кажется, что пальцы делегатов вот-вот сейчас переплетутся, запутаются, и заклинит живой замок, и невозможно будет его разорвать.

И чтобы отогнать это наваждение, я потихоньку повторяю про себя: «Не спать, не спать, не спать»…

ДАВАЙ ПОКУРИМ

Нет ничего отвратительнее, чем целоваться с курящей девицей. Наверное, если облизывать пепельницу, ощущения будут такими же. С пепельницами не пробовал, скажу прямо, а эмансипированных девушек в моей жизни было достаточно, чтобы в конце концов задуматься над простым вопросом: «А если я и сам начну курить, может быть, неприятные ощущения от поцелуев станут не такими уж неприятными?».

Решив подороже продать свое здоровье, я отправился в специальный магазин на Ленпроспекте и купил себе трубку вишневого дерева с латунным фильтром, специальную металлическую ковырялку, которую впоследствии прозвал «гинекологом», и пакет ароматизированного табака «Клан».

Явившись на свидание к фонтану у памятника Шиллеру за час до назначенной встречи, я принялся «раскочегаривать» свою новую игрушку, не жалея своих молодых легких. Дым с запахом изюма и чернослива струился из меня, как из вулкана, и обволакивал незадачливого курильщика плотным облаком. Так что когда девица все же явилась на свидание, я оказался неспособен даже встать со скамейки. Меня рвало и «штормило», ноги мои стали ватными, а голова пустой и гулкой, как воздушный шар, и про поцелуи мне пришлось на время забыть.

Несмотря на этот явный провал, я не собирался сдаваться хотя бы потому, что за трубку с причиндалами были заплачены деньги, немалые для студента-очника. А кроме того, я заметил в глазах окружающих девиц пристальный интерес к моей новой манере самовыражения. Поэтому в комплект к курительным принадлежностям я купил фетровую шляпу марки «Старт», шерстяное пальто производства Советской швейной фабрики и принялся нещадно форсить.

Наловчившись курить трубку так, чтобы не вдыхать в себя дым, а просто пускать его в глаза собеседнику, я перестал терять ориентацию в пространстве после каждой выкуренной трубки, но с каждым разом мне хотелось затянуться все глубже и глубже… Через год я дымил, как заправский капитан дальнего плавания, во всю ширину моих легких. А на срочную службу я уходил с твердой уверенностью в том, что буду стоять на вахте у штурвала с трубкой в зубах, в бескозырке со звездой и пронзительно вглядываться в ночной мрак за стеклом иллюминатора.

– Эй, боец! А ты в курсе, что в нашей части салагам курить запрещено? – процедил сквозь редкие зубы огромный дембель.

Откуда же мне знать? В книжках про дедовщину на службе почти ничего внятного не написано. А кроме того, в каждой части, на каждом корабле у старослужащих существуют свои собственные взгляды на поведение новобранцев.

– Ты же хочешь стать водолазом? Вот и береги легкие смолоду. А чтобы тебе неповадно было, мы тебя щас накажем. Закуривай!

Из всех экзотических издевательств над бойцами в нашей части борьба с курением была самой изуверской. Матросу предлагали закурить сигарету, а потом заставляли его отжиматься от брусьев до тех пор, пока он эту сигарету не выкурит. Мне, как вы понимаете, пришлось упражняться с трубкой в зубах. Это был второй раз, когда я терял сознание от передозировки никотина.

Этого урока мне хватило года на два. Но как только я оказался за воротами части, немедленно обменял наградные водолазные часы на вересковую трубку и жестянку первоклассного прессованного табачка.

И преспокойно курил еще пять лет, не обращая никакого внимания на «хрипунец», желтые зубы и ногти, перепачканную табачным пеплом одежду, приступы мучительного кашля после каждой выкуренной дозы табака.

Вот только трубки у меня время от времени терялись. А вы знаете, сколько стоит хорошая пенковая или вересковая трубка? А приличный табак? А кожаный кисет с отделениями для ершиков, сменных угольных фильтров и специальных прибамбасов? Не знаете? А то, что заядлому курильщику нужна целая коллекция трубок, тоже не знали? Курительные трубки, в отличие от нашего организма, отдыхать должны от огня и дыма. Вот так-то.

Потеряв в такси очередной кисет с трубкой, когда спешил на встречу с друзьями в кафешку на проспекте Мира, а это случилось в юбилейный, десятый, год моей трогательной дружбы с никотином, я вооружился блокнотом, калькулятором и вспомнил все свои потерянные трубки.

Странное дело. Я давно позабыл, как выглядела та девушка, из-за которой я начал дымить, но каждую свою трубочку я помнил «в лицо». И, конечно же, помнил, во сколько она мне обошлась.

Результаты этих вычислений меня просто ошеломили! Если бы все эти деньги, которые я в буквальном смысле этого слова пустил на ветер, можно было бы вернуть, этой суммы мне хватило бы на поездку в Кейптаун и на участие в сафари, о котором я грезил всю свою несознательную жизнь.

Не страх заработать рак легких, не постоянные замечания родных и близких по поводу исходящей от меня угрозы экологической безопасности для всей страны и не тот геноцид, которому повсеместно подвергаются все курильщики, вынужденные тайно «смолить» в вонючих туалетах общественных учреждений, холодных тамбурах поездов и специальных резервациях для курильщиков в аэропортах всего мира, заставили меня бросить курить. А элементарная жадность.

Мне до слез стало обидно за то, что из-за какой-то эмансипированной и позабытой давным-давно девицы с вонючей сигаретиной в зубах я, может быть, никогда не прогуляюсь по пустыне Калахари и не смогу убедиться на собственном опыте, действительно ли эти африканские львы такие свирепые, как о них говорят.

Потеряв последнюю свою трубку, я навсегда бросил курить. И принялся копить деньги на сафари.

И пусть на привале возле походного костра, сложенного темнокожими проводниками в самом сердце африканской пустыни, когда, прихлебывая горячий черный чай с коньяком и вслушиваясь в незнакомые, грозные, но совершенно завораживающие голоса дикой природы, я буду тосковать по терпкому и пьянящему запаху табачного дыма, я это как-нибудь переживу.

Потому что за все в жизни нам приходится чем-то платить.

И потому что счастье никогда не бывает полным.

БЕРЕГИТЕ МАТЬ ВАШУ

К десяти утра в крохотном вестибюле парадного подъезда дома №15, что по улице Поварской, не протолкнуться. Сюда, в Москву, в Верховный суд Российской Федерации, со всей страны едут люди в поисках правды. Здесь толпятся и наглые лощеные столичные адвокаты, громко орущие в телефон и препирающиеся с охранником, и робкие провинциальные юристы, пугающиеся каждого скрипа, а вот и сами истцы и ответчики, или «стороны», как они сами привыкли называть себя в ходе бесконечных судебных тяжб, – ничего не соображающие, целиком и полностью доверившиеся своим хитроумным представителям.

Вестибюль отгорожен от громадного пятиэтажного и совершенно пустого атриума, где могла бы свободно расположиться на привал рота морской пехоты, рамкой металлоискателя, двумя полированными столами и старшим лейтенантом милиции с автоматом под мышкой. Когда до первого судебного заседания остается пятнадцать минут, в вестибюле начинается легкое волнение, но милиционер красноречиво берется за автоматный ремень и поясняет, что лично он никого не пропустит, потому что «за вами скоро спустится кто надо, и вас отведут куда положено».

В ожидании «кого надо» народ топчется на месте, и только сухонькая монашка в черных одеждах сохраняет спокойствие. Она расположилась на деревянной скамье в самом темном углу прихожей и, беззвучно шевеля губами, читает огромный ветхий Псалтырь.

За десять минут до начала заседания в вестибюле начинается уборка. Откуда-то появляется специально обученная женщина и, расталкивая посетителей, начинает возить мокрой тряпкой по полу, невнятно бормоча себе под нос обязательные для каждой русской поломойки заклинания: «Ходют тут, ходют, а ты убирай за ними целый день».

В девять пятьдесят пять появляется девушка, которая явно зарывает свой талант фотомодели на должности судебного секретаря, и разводит посетителей по местам. Ровно в десять звучит команда «Встать, суд идет!», после которой в помещение вплывают реально верховные судьи.

Да, такими я их себе и представлял. Особенно мне понравился председательствующий – седенький старичок с внимательными умными глазами. Судя по возрасту, он должен помнить еще адвоката Плевако, наверное. Судья немедленно приступил к рассмотрению дела, которое мы уже проиграли в Калининградском областном суде и теперь обжалуем в суде Верховном. Суть дела проста: в 2003 году в Калининграде был создан экологический благотворительный фонд, призванный решать вопросы, связанные охраной окружающей среды. Да, видно, не судьба ему была эти вопросы дорешать, поскольку государственный регистрирующий орган вдруг решил от этого фонда избавиться и подал иск в суд с требованием ликвидировать эту организацию экологов «за многочисленные и грубые нарушения закона». В Москву мы, собственно, приехали, чтобы понять, наконец, в чем заключались грубость и многочисленность этих «нарушений», поскольку от областного суда внятного ответа мы не добились, а любопытство наше было уже возбуждено до последней крайности. Судья зачитал материалы дела и попросил нас высказываться покороче и тезисно, потому что времени на рассмотрение дела в кассации отводится очень мало.

Пока мой представитель читал по бумажке приготовленную речь, я думал, с чего же начать свое выступление? Может быть, рассказать этому старичку с умными глазами о том, как в 2003 году мне позвонил приятель-пиарщик, на тот момент возглавлявший целый департамент в одной крупной организации, способной принести экологии региона вред больший, чем Вторая мировая война, и предложил возглавить отделение партии «Зеленые»? Как сказал приятель: «Первый председатель „Зеленых“ сбежал из области, второй умер, третьего посадили, четвертый под следствием, а пятым никто становиться не хочет. Может быть, ты рискнешь?».

Я рискнул и через пять месяцев пошел на выборы в Государственную Думу по «зеленым» спискам, вдвое увеличив численность калининградской партийной ячейки и зарегистрировав по ходу еще пять общественных организаций «прозеленого» толка. А еще через год был вынужден уйти из общероссийской экологической партии, поскольку то, чем занималась эта организация, ничего общего с охраной окружающей среды не имело.

Надо обязательно рассказать суду о том, что мне пришлось создать свой, калининградский экологический фонд, который не зависел бы ни от московских политиков, ни от местных бизнесменов, а потому одним своим существованием одинаково раздражающий и тех, и других.

Может быть, рассказать судье, что в Калининградской области, как нигде в России, требуется приложить силы неангажированным специалистам-экологам, поскольку область наша постепенно превращается в экологическую бомбу замедленного действия под боком Европейского союза. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы это понимать. Достаточно прокатиться по шоссе в сторону Балтийска и почувствовать ароматы, исходящие от открытого канализационного канала. Или прогуляться по пляжу в районе поселка Куликово, чтобы ощутить себя королем помойки.