Постановления Европейского Суда по правам человека, использованные в постановлениях и обзорах Верховного Суда Российской Федерации (2010–2015 гг.)

Применительно к обстоятельствам данного дела Европейский Суд отметил, «что адвокат первого заявителя Ч. отсутствовал на судебном заседании 17 октября 2000 г., на котором прокурор ходатайствовал об избрании ему меры пресечения в виде заключения под стражу на время судебного разбирательства, однако первый заявитель на заседании присутствовал. Последующее заседание 9 ноября 2000 г. проходило в отсутствие первого заявителя, но там присутствовал его адвокат Ч., прокурор и потерпевший…»

Таким образом, Европейский Суд пришел к выводу, что «у первого заявителя не было возможности пользоваться юридической помощью ни одного из своих адвокатов – Р. и Ч. – до того, как эти вопросы стали предметом дискуссии перед судом в том заседании, что конечно же поставило его в уязвимое положение перед стороной обвинения в данном судебном разбирательстве».

Европейский Суд подчеркнул, «что рассматриваемое дело относилось к разбирательствам о решении вопроса о заключении под стражу… Такие разбирательства требуют особой оперативности, и судья вправе принять решение и не ждать, когда обвиняемый реализует свое право на получение юридической помощи… В данных обстоятельствах имеет значение не то, присутствовал ли адвокат первого заявителя на первоначальном судебном разбирательстве, где рассматривался вопрос о его заключении под стражу, а что более важно, имел ли возможность первый заявитель должным образом представить свои возражения на последующем разбирательстве по пересмотру вынесенного решения». Первый заявитель не присутствовал на кассационном разбирательстве, его интересы представлял адвокат Ч. «Учитывая указанную уязвимость первого заявителя на первоначальном судебном разбирательстве и отсутствие объяснения причины, по которой он лично не был доставлен на заседание, с учетом того, что суд кассационной инстанции выносил определения по фактическим и правовым вопросам, таким, как оценка его личности и поведения во время следствия и суда, что требовало личного присутствия первого заявителя, Суд заключает, что присутствие адвоката не было достаточным само по себе для гарантии соответствия производства принципам состязательности и равенства сторон».

(Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за 3 квартал 2012 года, утв. Президиумом Верховного Суда РФ 26 декабря 2012 г. (с изм. и доп.))

В постановлении от 10 января 2012 г. по делу «Ананьев и другие против России» (Аnanyev and Others v. Russia) (жалобы № 42525/07, 60800/08) Европейский Суд признал нарушение российскими властями ст. 3 и 13 Конвенции, а также констатировал наличие в Российской Федерации структурной проблемы бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания в следственных изоляторах, а также отсутствие эффективных национальных средств правовой защиты от соответствующих нарушений.

Обстоятельства дела. Заявитель Ананьев содержался в следственном изоляторе с 20 января по 23 марта 2007 г. в камере площадью 15 кв. м на 13 спальных мест. Количество лиц, содержащихся в камере, достигало 21 человека. Европейский Суд установил, что Ананьев имел менее 1,25 кв. м личного пространства и что количество лиц, содержащихся в камере, превышало количество доступных спальных мест.

Баширов содержался в следственном изоляторе с 3 мая 2005 г. по 21 мая 2008 г. в пяти разных камерах. Камеры имели площадь от 23 до 25 кв. м, оборудованы спальными местами на 10–12 человек. Европейский Суд принял во внимание доводы Баширова о фактическом количестве лиц, содержащихся одновременно с ним в камерах, существенно превышающем количество спальных мест, и пришел к выводу, что Баширову предоставлялось менее 2 кв. м личного пространства.

Позиция Европейского Суда. «Установлено, что заявителям Ананьеву и Баширову предоставлялось менее трех квадратных метров личного пространства. Они оставались в камере все время, за исключением одного часа, в течение которого они совершали прогулку на свежем воздухе, и были вынуждены принимать пищу и справлять естественные нужды в условиях тесноты. Что касается Баширова, то следует отметить, что в таких условиях он провел более трех лет. Таким образом, Суд считает, что заявители Ананьев и Баширов подверглись бесчеловечному и унижающему достоинство обращению в нарушение статьи 3 Конвенции».

Относительно жалобы заявителей на нарушения ст. 13 Конвенции Европейский Суд, проанализировав существующие в Российской Федерации внутригосударственные средства правовой защиты, как то возможность подачи жалобы: администрации места содержания под стражей (ст. 17 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений»); прокурору (ст. 17, 51 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», гл. 4 Федерального закона от 17 января 1992 г. № 2202-I «О прокуратуре Российской Федерации»); Уполномоченному по правам человека (Федеральный конституционный закон от 26 февраля 1997 г. № 1-ФКЗ «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации»); в суд (положения гл. 25 ГПК РФ), пришел к выводу о том, что «в настоящее время существующая российская правовая система не располагает эффективным средством правовой защиты, которое могло бы использоваться для устранения или предотвращения указанного нарушения, а также предоставить заявителю разумную и достаточную компенсацию в связи с жалобой на неудовлетворительные условия содержания под стражей».

С учетом повторяющегося и устойчивого характера проблемы, касающейся бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания в российских следственных изоляторах, большого количества лиц, которых она уже затронула или еще может затронуть, и необходимости в безотлагательном предоставлении им достаточного возмещения на национальном уровне Европейский Суд посчитал целесообразным применить в настоящем деле процедуру пилотного постановления, позволяющую ему прямо указать на существование структурных проблем, составляющих основу нарушений, и указать конкретные меры или действия, которые следует принять государству-ответчику для их устранения.

Европейским Судом обозначены две основные проблемы, которые должны быть рассмотрены властями Российской Федерации, а именно «вопрос… о тесной взаимосвязи между проблемой переполненности, которая должна рассматриваться в соответствии со статьей 3 Конвенции, и чрезмерной длительности досудебного содержания под стражей, которая, как было установлено Судом, является нарушением другого положения Конвенции, а именно статьи 5, в столь же значительном количестве дел против Российской Федерации. Второй, тесно связанный с первым, вопрос касается возможных дополнительных способов борьбы с переполненностью путем предварительных договоренностей и гарантий, касающихся помещения заключенных в переполненные следственные изоляторы».

Развивая первый из обозначенных вопросов, Европейский Суд указал, что «презумпция во всех случаях должна быть в пользу освобождения и что содержание под стражей должно быть исключительной мерой, а не нормой. До вынесения обвинительного приговора обвиняемый должен считаться невиновным и может быть взят под стражу, только если было убедительно доказано со ссылкой на конкретные факты и показания, собранные обвинением, что (i) имеется обоснованное подозрение, что он совершил преступление, (ii) существует значительный риск побега, повторного совершения преступления, препятствования отправлению правосудия или угрозы общественному порядку и (iii) эти риски не могут быть значительно снижены за счет использования освобождения под залог или путем применения любых других мер пресечения, не связанных с лишением свободы…»

В качестве временных мер для предотвращения и борьбы с переполненностью мест содержания под стражей Европейским Судом предложено «установить максимальную вместимость (numerus clausus) для каждого следственного изолятора путем определения минимальной площади и объема в расчете на одного заключенного, которые по крайней мере соответствовали бы современным требованиям закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» и периодически пересматривались с учетом развивающихся пенитенциарных стандартов. Кроме того, может быть определена функциональная вместимость, отличная от максимальной вместимости и основанная на возможности управления, безопасности и надлежащем функционировании режима с целью обеспечения беспрепятственного перемещения заключенных и перевода их в другие помещения в случае проведения частичного ремонта или других непредвиденных обстоятельств.

В целях обеспечения более строгого соблюдения правил, изложенных в законе, необходимо пересмотреть полномочия и обязанности администрации следственных изоляторов. В настоящее время администрация следственного изолятора не имеет возможности отказать в приеме заключенного в случае переполненности изолятора. Ситуация может быть улучшена путем создания такой возможности посредством введения правила о максимальной вместимости согласно описанию в предыдущем пункте, чтобы обеспечить возможность превышения функциональной вместимости следственных изоляторов только при строго определенных и исключительных обстоятельствах.

Тем не менее закон может предусматривать специальные переходные меры, которые могут применяться в ходе общего улучшения условий содержания под стражей в следственных изоляторах.

Важнейшими элементами специальных переходных мер должны быть: (i) короткий и определенный срок; (ii) судебный надзор; (iii) возможность получения компенсации…

Закон должен также давать исчерпывающее определение ситуаций, в которых суд может назначить временное размещение лица, заключенного под стражу, в переполненном учреждении. И наконец, важно создать определенную форму компенсации за такое временное размещение в виде денежной выплаты, продления времени пребывания на открытом воздухе, расширения доступа к отдыху и активности вне камеры или сочетания вышеперечисленных форм компенсации».

«Кроме того, Суд отмечает, что было бы целесообразно, если бы прокуроры и администрация следственных изоляторов могли использовать дополнительное время, полученное в результате применения переходных мер, и изучить возможности для освобождения мест в следственных изоляторах, что обеспечило бы надлежащие условия содержания под стражей. Сотрудничая друг с другом, они смогли бы должным образом установить, для каких заключенных срок содержания под стражей подходит к концу, а также выявить заключенных, в отношении которых нет необходимости применять меру пресечения в виде содержания под стражей, и внести соответствующие предложения в судебные органы или в прокуратуру относительно их немедленного освобождения. Такие согласованные действия администраций мест содержания под стражей и органов прокуратуры являются важным элементом для снижения уровня переполненности и обеспечения надлежащих материальных условий содержания под стражей».

Относительно предотвращения нарушений, возникающих в результате ненадлежащих условий содержания под стражей, Европейский Суд отметил необходимость создания как превентивных, так и компенсационных средств правовой защиты.

В отношении превентивных мер Европейским Судом указано, что «подача жалобы в орган, контролирующий содержание под стражей, как правило, является более действенным и быстрым способом работы с жалобами, чем разбирательства в судах. Соответствующие органы власти должны иметь полномочия на осуществление наблюдения в отношении нарушения прав заключенных».

С учетом того, что в российской правовой системе такая роль возложена на прокуратуру, Европейский Суд указал, что «для того, чтобы процедура рассмотрения жалобы надзирающим прокурором была совместима с такими требованиями, заявителю по меньшей мере должна быть предоставлена возможность высказывать свои замечания в отношении фактических замечаний администрации места содержания под стражей, представленных по запросу прокуратуры, задавать вопросы и направлять в прокуратуру дополнительные материалы. Рассмотрение жалобы не должно быть публичным или инициировать какое-либо устное разбирательство, но на прокурора должно возлагаться правовое обязательство по вынесению решения по жалобе в разумно короткие сроки».

Обращаясь к возможности подачи жалобы в суд общей юрисдикции на нарушения прав и свобод в соответствии с положениями гл. 25 Гражданского процессуального кодекса РФ, Европейский Суд отметил, что «у данного вида жалоб имеется потенциал стать эффективным национальным средством правовой защиты, но при условии следующих оговорок… Суд считает, что жалоба, поданная в соответствии с гл. 25 ГПК РФ, должна предусматривать возможность предоставления компенсации в связи с теми нарушениями прав истца, которые уже имели место».

«Принимая во внимание широкое распространение и структурный характер проблемы переполненности мест предварительного содержания под стражей, необходимо уделить внимание предоставлению российским судам соответствующих правовых инструментов, позволяющих им рассматривать проблемы, лежащие в основе индивидуальных жалоб, и эффективно справляться с фактами массовых и одновременных нарушений прав заключенных ввиду ненадлежащих условий содержания в отдельно взятом следственном изоляторе».

Также отмечена важность мер, гарантирующих исполнение решений суда, принятых по обозначенным вопросам.

Относительно компенсационных средств правовой защиты Европейский Суд указал, что «при определенных условиях формой компенсации может быть смягчение наказания, предоставляемое обвиняемым в связи с нарушениями Конвенции, которые произошли во время привлечения их к уголовной ответственности… Национальные власти могут предоставить надлежащее возмещение, в частности, за счет сокращения срока наказания заявителя в явной и измеримой форме…»

Что касается возможности получения денежной компенсации за нарушение ст. 3 Конвенции, Европейский Суд указал, что на внутригосударственном уровне «денежная компенсация должна быть доступна любому лицу, подвергнувшемуся бесчеловечному или унижающему достоинство обращению в нарушение статьи 3 Конвенции и подавшему жалобу в этом отношении».

Также Суд подчеркнул, что «для того, чтобы быть по-настоящему эффективным и совместимым с принципом субсидиарности, компенсационное средство правовой защиты должно действовать ретроспективно и обеспечивать возмещение в отношении нарушений статьи 3 Конвенции, которые имели место до его введения, как в ситуациях, когда содержание под стражей уже закончилось либо освобождением задержанного, либо переводом его на другой режим содержания под стражей, так и в ситуациях, когда задержанный все еще содержится в условиях, которые не отвечают требованиям статьи 3 Конвенции».

(Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за 2 квартал 2012 года, утв. Президиумом Верховного Суда РФ 10 октября 2012 г.)

В постановлении от 17 июля 2014 г. по делу «Свинаренко и Сляднев против России» (Svinarenko and Slyadnev v. Russia) (жалобы № 32541/08, 43441/08) Европейский Суд установил нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции в связи с чрезмерно длительным рассмотрением уголовного дела в отношении А.С. Свинаренко и В.А. Сляднева, ст. 3 Конвенции в связи с содержанием заявителей в зале суда в ходе названного судебного разбирательства в месте, огороженном металлическими прутьями, с перекрытием из проволоки (далее – металлическая клетка).

Обстоятельства дела. Заявители, проживающие в Магаданской области, жаловались на содержание их в зале судебных заседаний суда первой инстанции в металлической клетке, а также на чрезмерную длительность (более шести лет) судебного разбирательства по уголовным делам.

Позиция Европейского Суда. Применительно к нарушению ст. 3 Конвенции отклонены доводы российских властей о том, что «содержание заявителей в металлической клетке было направлено на предотвращение возможного побега, пресечение неправомерного поведения подсудимых и их защиту от потерпевших» (п. 121 Постановления). Обращено внимание на то, что «не было представлено доказательств наличия угрозы безопасности в судебном заседании, которая оправдывала бы содержание заявителей в металлической клетке, а также того, что суд вообще рассматривал вопрос о наличии такой угрозы и необходимости применения к заявителям соответствующей меры» (п. 137 Постановления).

С учетом изложенного сочтено, что «содержание А.С. Свинаренко и В.А. Сляднева на обозрении присяжных заседателей и общественности в металлической клетке на протяжении всего судебного разбирательства (более двух лет) явилось средством унижения заявителей, что оно подрывало их репутацию и вызывало у них чувство униженности, беспомощности, страха и собственной неполноценности» (п. 129 Постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что «в Российской Федерации применение металлической клетки носит повсеместный характер в отношении всех подсудимых, содержащихся под стражей, без учета их конкретной ситуации, на основании приказов МВД России, которые имеют гриф «для служебного пользования» и не опубликованы» (п. 123, 124 Постановления).

Вместе с тем, как отмечено, в большинстве других стран вместо металлических клеток при необходимости используются защитные светопрозрачные ограждения (с обеспечением надлежащих условий для участия подсудимых в процессе, в том числе достаточной площади светопрозрачного ограждения, наличия вентиляции и оборудования, позволяющего подсудимому конфиденциально общаться с защитником и обращаться к суду и присяжным заседателям, и т.д.) (п. 119 Постановления).

Наряду с этим установлено, что согласно практике Европейского Суда использование металлических клеток относится к вопросам справедливости судебного разбирательства, в том числе презумпции невиновности, права подсудимого на эффективное участие в судебном разбирательстве и получение им реальной и эффективной правовой помощи (п. 132 Постановления).

На основании изложенного сделан вывод о том, что «само по себе содержание подсудимого в металлической клетке в зале суда с учетом его объективно унизительного характера не соответствует нормам цивилизованного поведения в демократическом обществе, является унижением человеческого достоинства и нарушает ст. 3 Конвенции» (п. 138 Постановления).

Что касается чрезмерно длительного рассмотрения Магаданским областным судом уголовного дела в отношении А.С. Свинаренко и В.А. Сляднева, Европейский Суд установил, что у первого заявителя этот срок составил шесть лет и десять месяцев, а у второго – шесть с половиной лет при рассмотрении дела в двух инстанциях. Европейский Суд, приняв во внимание сложность дела и трудности, с которыми столкнулся областной суд, все же пришел к выводу, что длительность судебного разбирательства по уголовному делу заявителей не соответствовала требованию о рассмотрении дела в разумный срок (п. 144 Постановления).

(Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 1 (2014), утв. Президиумом Верховного Суда РФ 24 декабря 2014 г.)

В постановлении от 7 июля 2011 г. по делу «Шишкин против России» (Shishkin v. Russia) (жалоба № 18280/04) Европейский Суд, в частности, признал нарушение ст. 3 Конвенции в связи с непроведением эффективного расследования по факту применения к заявителю пыток.

Обстоятельства дела. Заявитель жаловался на основании ст. 2 и 3 Конвенции, что он был подвергнут пыткам в начале 2001 г. в районном отделе внутренних дел и что по факту его жалоб власти не провели эффективного расследования.

Позиция Европейского Суда. Европейским Судом сформулированы критерии эффективности расследования по жалобам на жестокое обращение, а именно «расследование по серьезным жалобам на жестокое обращение должно быть тщательным. Это означает, что государственные органы должны всегда предпринимать действенные попытки установить, что на самом деле произошло, и не должны полагаться на поспешные или необоснованные выводы при прекращении расследования либо принимать на их основе какие-либо решения…

Расследование… должно быть эффективным; лица, ответственные за осуществление расследования, должны быть независимыми от тех лиц, которые связаны с событиями. Независимость расследования предполагает не только отсутствие иерархической или институциональной связи, но и фактическую независимость…

Наконец, расследование должно быть безотлагательным».

Применительно к обстоятельствам данного дела Суд отметил, что «в своем ходатайстве о возбуждении уголовного дела, поданном 14 марта 2001 г. в прокуратуру… заявитель жаловался на факт жестокого обращения с ним. На момент рассматриваемых событий результаты его медицинского освидетельствования были уже известны, и поэтому его утверждения следовало считать «обоснованной жалобой», которая обязывала национальные власти провести тщательное и эффективное расследование, которое позволило бы привести к установлению и наказанию виновных лиц».

Между тем «предварительная проверка обстоятельств дела была начата прокуратурой несколькими месяцами позднее и ограничилась допросом некоторых сотрудников милиции, опознанных заявителем. Уголовное дело в конечном итоге было возбуждено в октябре 2001 г., спустя восемь месяцев после подачи заявителем первой жалобы по факту жестокого обращения. По мнению Суда, несвоевременное возбуждение уголовного дела привело в результате к потере ценного времени, что оказало отрицательное воздействие на успех расследования…»

Европейский Суд также отметил, что «расследование продвигалось медленно и продолжалось три года… следственные действия были проведены несвоевременно и бессистемно. Дальнейшие задержки продолжались на стадии судебного разбирательства, которое началось в марте 2005 года и продолжалось более двух лет. В результате таких задержек сотрудники милиции не были осуждены и приговорены вплоть до июня 2008 года, т.е. спустя более чем семь лет после их противоправных действий. Этот подход, по мнению Суда, является неприемлемым, учитывая серьезность преступления, совершенного сотрудниками милиции и, таким образом, требующего незамедлительной реакции со стороны властей…»

Что касается приговора, вынесенного сотрудникам милиции, Европейский Суд указал, что «в то время, когда нет абсолютного обязательства, чтобы любое уголовное расследование приводило к вынесению приговора или конкретному наказанию, тем не менее национальные суды ни при каких обстоятельствах не должны оставлять жестокое обращение безнаказанным. Это является существенным в целях поддержания доверия общества, обеспечения верховенства права и исключения какого-либо попустительства или участия в противоправных действиях… Важным вопросом для рассмотрения Судом, следовательно, является то, приняли ли и в какой степени национальные власти все возможные меры для проведения уголовного расследования и наказания сотрудников милиции, виновных в жестоком обращении, и является ли избранное властями в отношении сотрудников наказание адекватным и предотвращающим совершение новых преступлений. По этой причине хотя Суд признает роль национальных судов в избрании соответствующих наказаний за жестокое обращение со стороны представителей государственных органов, тем не менее Суд должен в определенной степени произвести оценку и вмешаться в тех случаях, когда тяжесть деяния явно не соответствует избранному наказанию. Если бы было иначе, то обязанность государства провести эффективное расследование потеряла бы бо?льшую часть своего смысла, и право, закрепленное ст. 3, несмотря на его фундаментальную важность, было бы на практике неэффективным…»

Отмечая, что «Уголовный кодекс Российской Федерации предусматривал наказание в виде лишения свободы сроком от трех до десяти лет за совершение преступления сотрудниками милиции… национальные суды избрали меру наказания сотрудников милиции, которая находилась ниже низшего предела, и в отношении четырех сотрудников назначили условное наказание. Единственной причиной смягчения наказаний явился тот факт, что данные сотрудники милиции были награждены медалями за отличную работу в милиции и имели положительные отзывы вышестоящего руководства… Суд тем не менее не может принять эти доводы в качестве оправдания для вынесения мягких приговоров сотрудникам милиции, которые были признаны виновными в совершении тяжкого преступления, выразившегося в длительном причинении пыток. Таким образом, приговоры, вынесенные сотрудникам милиции, должны рассматриваться как явно несоразмерные серьезности совершенных ими деяний. Вынося сотрудникам милиции мягкие приговоры спустя более чем семь лет после совершения ими преступлений, государство фактически поощрило «чувство безнаказанности» сотрудников правоохранительных органов вместо того, чтобы показать им, как требовалось, что такие действия никоим образом недопустимы…»

С учетом изложенного Европейский Суд пришел к выводу, что власти не провели эффективного уголовного расследования по факту жестокого обращения с заявителем, допустив нарушение ст. 3 Конвенции в ее материально-правовом и процессуальном аспектах.

(Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за 1 квартал 2012 года, утв. Президиумом Верховного Суда РФ 20 июня 2012 г.)