Без Веры…

Наслюнявленными носовыми платками оттирается кровь и грязь, а воины-победители из Третьей гимназии обсуждают битву.

– … а я ему ка-ак врезал!

– … с копыт!

– … видал?

А потом прозвучал-таки вопрос Федьки Янчевского, не забывающего ничего по-настоящему важного.

– Ряба, так ты где голову рассадил?

– А… – скромно отмахиваюсь рукой, – ничего серьёзного! С террористом столкнулся!

– Врёшь!? – выпалил Севка Марченко, блестя глазами и ожидая Истории…

… и вот он, миг триумфа!

– С чего бы? – я само воплощение скромности, – С Мясницой свернул, через дворы срезать, а тут он! Я влево, и он влево! Я вправо, и он вправо! А потом плечом в меня – н-на! И вот…

Показываю всем желающим рассечённую голову.

… – револьвером.

– Да ну?! – в глаза уже ни тени сомнения, – А ты?

– А что я… – снова жму плечами, но не рассказывать же всем, как было стыдно за свой страх?! И… не стыдно уже, да и не страшно! Это что же… подобное подобным? Отпустило?

– Кепку поднял, – дёргаю плечом, – отряхнул да и пошёл.

– Драться? – восхитился Бескудников, – С рассечённой башкой?

– А что такого? – делаю вид, что не понимаю и с удовольствием слышу шепотки. Я крут! Я мега крут! Я берсерк!

Я очень надеюсь, что это событие, поданное под нужным углом, повлияет на мою Судьбу сугубо положительным образом… Не знаю, войду ли я в Легенды гимназии, но что запомнят меня, это факт!

А это – социальные связи и возможность обратиться к кому-то через годы и десятилетия.

С другой стороны – в революционном лихолетье слава такого рода может аукнуться неприятными сюрпризами. Как повезёт…

Постояв так несколько минут, начали расходиться, не дожидаясь, пока лопнет терпение дворника, стоящего с суровым видом чуть поодаль, и готового свистеть, вызывая полицию и коллег для разгона "фулюганов".

– Так что уроки-то? – поинтересовался Бескудников, увязавшийся с нами за компанию.

– Даю, – киваю я.

– И сейчас? – не отстаёт он, – Ты вот так вот уверен в своих силах?

– Ну… – чуть задумываюсь, – в сочинении могу ошибку допустить или кляксу посадить, а языки и математика – вообще ерунда.

Он хмыкает было, но вспоминает, что зарабатываю я в том числе переводами!

– Ага… а математика? – интересуется он, – Также хорошо, как языки?

– В пределах гимназического курса, – поправляю его. Всё… он раздавлен и поражён.

– И… – ребята переглядываются, – почём?

– Хм… – плату со своих брать не то чтобы совсем нельзя, но нежелательно. Да и не хочется мне брать на себя такие проблемы… – с шести до восьми по вечерам могу подтянуть всех желающих по математике. Бесплатно, разумеется.

Желающие, что характерно, нашлись сразу, н-да… Ну ничего! Социальные связи, они так и нарабатываются! Да и домой я буду приходить только вечером…

Глава 11

Самый лучший Лёшенька в мире

Проснувшись, я некоторое время лежал на мокрых от пота простынях, понемногу приходя в себя. Снилась всякая фрагментарная гадость, оставляющая после себя чувство тоски и безнадёги. Собственно, уже почти ничего из приснившегося не упомню, но депрессивное состояние не спешит покидать меня. Да ещё и мигрень…

К сожалению, такого рода сны приходят с удручающей регулярностью, и для этого полно как объективных, так и субъективных причин. В прошлом осталось всё то, что я ценю и чего добился сам, а настоящее хотя и нельзя назвать вовсе уж безрадостным, но сильно гнетёт приближающаяся катастрофа.

Начерно я давно уже распланировал пути отхода через Финляндию, Черноморские порты, западные границы Российской Империи, в Желтороссию et cetera[37 - Et cetera – латинское выражение, означающее «и другие», «и тому подобное», «и так далее».]. С настоящим паспортом и фальшивым, с сёстрами и без…

Но Дьявол, как известно, кроется в деталях, и все мои выкладки могут отправиться в помойку просто по несчастливому стечению обстоятельств. Что, как легко догадаться не прибавляет мне жизнерадостности, а вместе с доставшимся мне в этой жизни несколько меланхолическим характером и склонностью к депрессиям, даёт иногда такой результат, что просто не хочется вставать с кровати и появляются мысли решить все свои проблемы цианидом или пулей.

С тяжким вздохом сев на кровати, помассировал виски, так что на некоторое время мигрень отступила на заранее подготовленные позиции. Нашарив ногами тапки, сходил в туалет и размялся еле-еле, морщась при каждом резковатом движении и сдерживая накатывающую дурноту.

– Сделать што, Алексей Юрьевич? – тихонечко поскреблась в дверь проснувшаяся Глафира, глядящая на меня с тем сопереживанием, которого я нечасто видел от сестёр.

– Чаю поставь… – снова растираю виски, – с травами своими. Да, сухарики и сушки есть?

– Как не быть?! – всплеснула та руками, – Ещё может што? Омлетика? С одним иичком?

– Н-нет… – с трудом давлю тошноту, и служанка, закивав понимающе, исчезла на кухне.

Через несколько минут, ополоснувшись под душем и одевшись, я уже сидел за столом на кухне и пил чай. Головная боль не то чтобы отступила, но сделалась привычной, так что я немного пришёл в себя.

– Всё, – решительно отставляю чашку, – благодарю.

– Да што ж вы, Алексей Юрьевич! Две сушки всево и один сухарик! – расстроилась Глафира.

– Всё, – я в такие дни раздражителен и служанка уже знает… по опыту. Извинялся потом, и стыдно до сих пор за ту выволочку на ровном фактически месте, но до сих пор помнит!

Время совсем ещё раннее, на часах всего начало шестого утра, но я уже оделся и вышел бродить по улочкам Москвы. На улицах пока ещё не жарко, но уже понятно, что сегодня будет погодка, более пристойная для Средней Азии.

Забрёл-таки на Сухарёвку, по-видимому, машинально. Даже и не думал работать, но поди ж ты… Что значит – привычный маршрут.

Работать, впрочем, и не стал. Так… зашёл на книжные развалы, поздоровался со знакомцами и пожаловался на мигрень, выслушав сочувственные советы. Некоторые, к слову, вполне рабочие и приносят небольшое облегчение.

Откровения такого рода не от недостатка общения. Как я уже говорил, в этой жизни я несколько меланхоличный и замкнутый, да к тому же, мне вполне хватает общения с учениками и их родителями.