Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

– Завидую вам, Вадим Петрович. Мало, что у нас в отличниках числитесь, так и историю параллельных миров назубок. Я бы тоже книги оттуда почитал…

– Закончим дело, назначим вас старшим военным советником при тамошнем начальнике Генштаба. Вот уж начитаетесь… – как бы в шутку, но и с вполне прозрачным намёком сказал Ляхов, действительно считая, что вариант этот вполне приемлемый. В бывшей Советской, а ныне Российской армии давненько природных русских немцев на высоких постах не бывало. После умершего в 1950 году в тюрьме адмирала Галлера – кажется, ни одного. А зря. Как раз на штабной работе немцы себя хорошо зарекомендовали.

Ферзен намёк пропустил мимо ушей.

– Из ваших слов следует, что вы всё же считаете, несмотря на все гарантии, австрийский вариант вполне вероятным?

– Убивать их Президента точно не будем. А в остальном – отчего же нет? – удивился Ляхов. – Конвергенция почти неизбежна, без всякого насилия. Чтобы не утомлять вас плохой школьной латынью, скажу по-русски: «Благо народа – высший закон!» Мы и «лучшие люди» с той стороны настроены одинаково, я надеюсь. Мало кто упрётся исключительно из «чистых принципов». А что каждый свои идеалы и интересы станет отстаивать жёстко – нет сомнений. Наменять на грош пятаков в России всегда стремились, независимо из какой она альтернативы.

Но я о другом сейчас думаю, – сказал Ляхов, рассеянно глядя в окно. – О степени реализуемости наших проектов. На мой взгляд, начиная разыгрывать великокняжескую карту, вы находились в зоне гораздо большей неопределённости: правовой, психологической, юридической, военной, наконец. Я, честно сказать, в успех реставрации монархии долго не верил, да вы помните… Сейчас, в сравнении с тем временем, – всё достаточно прозрачно и просто. Вообразите, мы с вами – команда консультантов вельтмейстера перед решающей партией на мировом турнире. Противник известен, стиль его игры, теоретические предпочтения, темперамент. Мы с вами знаем наизусть сотни его партий, вошедших в учебники. Всего и делов – угадать, какими домашними заготовками парировать его седьмой, пятнадцатый и двадцать третий ход…

Ферзен понял, что он имеет в виду.

– У вас столь обширный объём разведданных? Вы имеете своих людей в окружении их Президента?

– Разведданные, естественно, есть, куда ж без этого? Вы аналитик, я разведчик «пар экселленс»[34 - По преимуществу (лат.).]. Только психологию и замыслы противника придётся отслеживать «по факту», не шахматы у нас могут получиться, а классическое фехтование на шпагах без «пуандаре»[35 - Пуандаре – предохраняющий от травм наконечник на острие колющего оружия (франц.).], – ответил Ляхов, маскируя невольную усмешку поднесённой к губам рюмкой. Совершенно ни к чему говорить, что аггрианский шар позволял проиграть десятки вариантов поведения партнёра, выбрать из них наиболее вероятные по любому из заданных критериев, заготовить контрдоводы и антитезисы на любое президентское предложение или возражение.

«Туман войны»[36 - «Туман войны» – введённый Клаузевицем термин, означающий все те факторы, которые полководец не в состоянии знать и просчитать при подготовке сражения. От резкого изменения погоды до «насморка Наполеона».] затенял не более пятнадцати процентов поля предстоящего боя и распространялся лишь на непрояснённые глубины психики «противника» и спонтанные, вызванные неожиданными изменениями текущей обстановки реакции. Ну и пресловутое «трение» тоже предусмотреть было невозможно. Всё же остальное… Как говорил Остап: «На такие шансы можно ловить».

– Мы ведь с вами, Фёдор Фёдорович, последнее время несколько отдалились…

– Не по моей вине, – тут же вставил барон.

– О какой вине речь – исключительно стечение обстоятельств и пресловутый расклад. А сейчас наступил момент очередного сближения. Сие знаменует гармонию природы. Мне помнится, генеральские погоны в тридцать или около того лет вы считали непременным признаком состоявшейся карьеры. Теперь к этой цели мы близки, как никогда. Олег с определённостью обещал и мне, и всем причастным. Со свитскими аксельбантами причём.

Похоже, он Ферзена не слишком удивил.

– Да и странно, если б иначе. Скобелев в тридцать пять уже полного генерала получил. Получится у нас – это ж поболее, чем какой-нибудь Туркестан для Империи завоевать.

Не поддержав эту посылку, Ляхов продолжил:

– Только ведь тут, милейший барон, главное – не ошибиться в выборе приоритетов…

– Вы намекаете, Вадим Петрович, что главным в кампании предпочитаете видеть себя, а я и все другие-прочие должны на вас ориентироваться, считая Императора вторичной фигурой?

Ферзен всегда отличался проницательностью, развитым аналитическим умом и немецкой, остзейской конкретностью, сопряжённой с жёсткой практичностью и непреклонностью в достижении цели, несмотря на свою благодушную, обломовскую внешность, совсем не соответствующую облику предков, мрачных рыцарей Ливонского ордена.

– Не попали, Фёдор Фёдорович. Упаси вас бог завтра подобным образом промазать. Как говорят в артиллерии – на два лаптя влево…

Барон вдруг привстал, перегнулся через стол и почти прошептал, хотя их и так никто не мог услышать:

– Вадим Петрович, ну признайся – ты ведь сам «оттуда»? Очень всё хорошо в таком случае в схему укладывается. Прямо зеркально. И твоё внезапное появление у нас, и благоволение Императора, и твои способности. Не говорю уже про московские прошлогодние дела. Заслан ты к нам, чтобы завтрашний день подготовить! Диссидент ты тамошний. Допустим, вроде нашего Агеева. Своими силами не удалось у себя порядок навести, решили к нам обратиться?

Ферзен, отодвинув рюмку, налил себе и Вадиму сразу в фужеры. Уж очень ему показалась своя идея остроумной и сразу всё объясняющей.

Ляхов выпил и тут же рассмеялся искренне, от души. Больно забавно барон извратил доступные ему факты. Распространённая в философии и логике ошибка. Вывод, обращённый к посылке.

– Умный ты человек, Фёдор Фёдорович, а промазал сейчас крепко. Как некоторые, что не только в «десятку», в воздух не попадают. Если я «оттуда», зачем всё, сопутствующее моей здесь жизнедеятельности? Прежде всего, ничего бы не стоило придумать легенду, не требующую трёхлетнего, крайне трудоёмкого внедрения, связанного с массой рисков без всякой гарантии успеха. Далеко ходить не будем. Ваш заговор, попытки до сих пор неустановленных сил не допустить воцарения Олега, Московский путч, Берендеевка и Корниловская дивизия. Мы её сюда перебросили из третьей по отношению к нам и вам реальности, использовали, чтобы спасти Императора, втереться к нему в доверие и так далее, вплоть до сегодняшнего нашего вечера, а также и завтрашнего дня? Да ты пей, пей, Федя, я от тебя не отстану, чёрт знает, как хочется напиться по-настоящему, чтобы хоть один вечер не думать о «проклятых вопросах». А ведь приходится!

Дальше – будь я тем, что тебе вообразилось, с теми возможностями, что ты мне приписываешь, минуя десяток ходов и позиций, ввёл бы не одну дивизию, а три, весь добровольческий корпус, в «соседнюю» Москву, посадил на престол своего человека. Хотя бы и самого Лавра Георгиевича Корнилова, ему там едва пятьдесят пять исполнилось, юноша по нынешним понятиям для политика. Он бы навёл и справедливый, и демократический порядок, причём переместившись только вдоль временно?го потока, совсем не поперёк. И к чему в подобном случае такие сложные вариации, как ты себе вообразил?

Берендеевка – идеальная точка исторической развилки. Ты там не был, так у Миллера спроси. Я видел, как у войскового старшины слезы на глаза навернулись, когда корниловцы строевым шагом по плацу ударили. А ещё лучше тебе Уваров всё обрисует. Тот уж душой не покривит. Ты хороший штабист, Фёдор, но вообразить не можешь, что значит – с остатками роты безнадёжно оборонять последний рубеж, глупо надеясь, что хоть взвод ему Миллер подкинет. И вдруг увидеть за спиной выходящую из леса цепями дивизию, которая штыковым ударом опрокинула и уничтожила врага, которому четверти часа не хватило, чтобы разобраться и с остатками наших войск, и с Олегом Константиновичем лично…

В этих условиях кто помешал бы генералу Берестину, герою Каховского сражения, и мне, разумеется, совершить прямо там государственный переворот или мирную передачу власти кому заблагорассудится? – Ляхов прервался, закурил, раза три подряд молча затянулся. Потом спросил: – Что, Фёдор Фёдорович? Не один ты умеешь неудобные вопросы задавать. Некая кавалерственная дама, там присутствовавшая, мне потом излагала свои дамские чувства. «Когда я увидела генерала Берестина, чеканящего шаг навстречу Олегу, я подумала: «С таким лицом и манерами идут убивать!» Через полчаса она сменила мнение на прямо противоположное.

Фон Ферзен задумался. Как положено немцу, думал долго. Вадиму даже стало надоедать смотреть на его глубокомысленное лицо. Но мешать он не собирался. По крайней мере, сигару можно выкурить спокойно. А сигары он использовал, чаще всего чтобы выглядеть солиднее и независимее и иметь возможность окутываться клубами ароматного, почти непроницаемого для посторонних взглядов дыма.

– Не имею возможности с тобой спорить, Вадим, – наконец произнёс барон. – Но ведь, если додумывать до конца, всё это бессмысленно, глупо, натянуто – как хочешь… Тебе лично я готов верить, как ты недавно поверил мне. Понимаешь – тебе лично. – Ферзен, то ли начиная проваливаться в глубины алкогольного любомудрствования, то ли имитируя это (что Ляхову казалось более достоверным), подскочил со своего места, пересел рядом с Вадимом и дружески обнял его за плечо. – Ну, вот давай ещё выпьем и договоримся – я твой верный паладин в любой предложенной ситуации…

Неужели барон настолько не понимает характера своего коллеги и якобы приятеля, что пытается так вот примитивно его подловить? Или действительно торопливо, не ожидая горячей закуски, принятые двести грамм так понесли боевого офицера? Непохоже. Даже среди своих начинаются игры? Ляхов поморщился.

– Федя! На какой хрен мне паладины? – Грубость в сочетании с лёгкой злостью в голосе – самое то. – Если, как ты вообразил, я способен повелевать мирами, воздвигать и рушить троны, перемещаться вдоль и поперёк времён – зачем мне ты, Олег, Чекменёв, вообще любой бессмысленно-смертный человек? Я вас могу даже не видеть среди туманных проявлений лишённой самосознания природы!

Сильно было сказано, как Вадиму показалось. И достаточно близко к истине. Но тут же он и смягчил посыл, после очередной рюмки водки, сноровисто налитой половым каждому из, на его взгляд, слишком раздражённых офицеров.

– Видишь, до чего договориться можно, если, вопреки уважаемому нами обоими монарху, начать бесконтрольно умножать сущности? И пить нам хватит – не для того ведь встретились. День завтра, как бы там ни было, обещает быть трудным.

…Переговоры с Сильвией Президент решил провести не в одной из своих резиденций, а на неприметной по нынешним временам даче в старомодно-уютном посёлке неподалёку от МКАД, принадлежащей Философу. Построенная в первые послевоенные годы для его деда по материнской линии, члена-корреспондента Академии медицинских наук, она наилучшим образом удовлетворяла требованиям конфиденциальности и безопасности. Именно тем, что ничем не выделялась из десятков подобных, расположенных на порядочном удалении друг от друга, с участками от гектара и больше, обнесённых не слишком высокими дощатыми заборами. В те времена развитого тоталитаризма проблемами безопасности творческие люди не слишком были обеспокоены – от «органов защиты пролетарской диктатуры» всё равно не спрячешься, если что, а бытовая преступность реальной опасности не представляла, поскольку посягательство на жизнь и имущество «государственных дачников» тянуло не на обычные год-другой, а на полновесную пятьдесят восьмую статью. Пункт – терроризм, от двадцати пяти лет до вышки, как прокурор взглянет. Оттого достаточно было держать сторожа-дворника-садовника в одном лице, калитку запирать на щеколду и вполне полагаться на участкового милиционера в старшинском звании.

Сейчас, естественно, меры безопасности были несколько усилены, но не до «рублёвских» масштабов. Само собрание тоже не должно было привлечь излишнего внимания. Соседи давно привыкли, что почти каждый выходной сюда съезжались многочисленные компании: летом купаться в речке и плавать на байдарках, зимой кататься на лыжах со склонов глубоких оврагов.

В этот раз несколько машин с неприметными номерами, подъезжавшие с утра до полудня, тоже никого в ближних окрестностях не заинтересовали. Если бы даже кто-то от скуки проявил любопытство, узнать главу государства в одном из десятка примерно одинаково одетых «по-походному» мужчин едва ли было возможно, просто из-за невероятности такого допущения.

Сильвия с Императором, Секондом, Фёстом и сопровождающими лицами прибыли на довольно потрёпанном внешне, но подготовленном «ин леге артис» микроавтобусе «Баргузин» и вместительном, но ничем не примечательном джипе. Чтобы в пути не случилось задержек и недоразумений с ДПС, на переднем сиденье ехал приглашённый Фёстом «для обеспечения» полковник Службы собственной безопасности МВД, член «Чёрной метки».

Олег Константинович всю дорогу после перехода в параллельную реальность неотрывно смотрел в окно, жадно впитывая детали и подробности здешней жизни. По выражению его лица трудно было судить о реакции на способ перемещения в «иной мир» и окружающую действительность, а от каких-либо вопросов и собственных оценок он пока воздерживался. По привычке географа и этнографа предпочитал составить собственное, незамутнённое представление о «неведомой стране», в которой довелось очутиться.

Одет он был, как и большинство пассажиров автобуса, в высокие десантные ботинки и выцветший камуфляж, весьма удобно для похода за грибами в окрестные, довольно влажные, а местами и заболоченные леса. На поясе универсальный нож с тридцатисантиметровым клинком, под курткой в наплечной кобуре пистолет, больше для самоуважения. Не пристало первому дворянину империи ходить без оружия.

Одна Сильвия выделялась в мужской компании голубыми джинсами, заправленными в высокие замшевые сапожки, и элегантной курткой того же материала и цвета.

В километре и трёхстах метрах от поворота к даче «гости», не останавливаясь, отметились на импровизированных контрольных постах – первом, организованном Фёстом, втором – президентском.

Погода стояла самая что ни на есть благоприятная. И для прогулок по лесным тропинкам, и для дружеского застолья на обширной веранде. Ярко-синее небо, покрытое редкими белоснежными облаками, температура около двадцати градусов, лёгкий ветерок, пахнущий нагретой сосновой смолой и хвоей, полевыми цветами и боровой сыростью, пение птиц и жужжание пчёл.

Умели люди выбирать подходящие для отдохновения места, если и через полвека с лишним вокруг незаметно никаких признаков цивилизации, за исключением электрических столбов.

На веранде, открытой в сторону солнечной лужайки, а с боков густо заплетённой хмелем, Президент со свитой встретили первую в истории делегацию из другого мира. Ну, не так чтобы действительно первую – встречу Кортеса с каким-нибудь Монтесумой или древних египтян с древними же китайцами тоже можно провести по этому разряду. Но всё равно подобного события не случалось очень давно.

Президент догадывался, что для переговоров с ним прибудет весьма высокопоставленное лицо из «Комитета по защите реальности», скорее всего, сам «Великий Магистр», или «Гроссмейстер», хотя таких титулов ни Сильвия, ни Фёст не упоминали. Вообще не проводили параллели между своей организацией и рыцарским орденом. Но такое ощущение у него сложилось, ничего не поделаешь. Считать того и другую «высшей инстанцией» у Президента не получалось.

Чтобы всё было естественно, приехавшие в разное время гости держались как обычно в подобных случаях. Знакомились, прогуливаясь по территории, до поры не упоминая должностей и чинов. Время от времени сосредотачивались у накрытого а-ля фуршет стола между тремя отдельно стоящими кряжистыми, не менее чем столетними соснами, обменивались мнениями о погоде и даче как таковой, благо было где прогуляться и на что посмотреть. Кое-кто, приняв по рюмочке крепкого или бокалу вина, заинтересовался великолепным бильярдным столом в специальной беседке. Тут же составилась партия в американку, просто так, чтобы размяться и блеснуть умением попасть кием по шару и шаром в лузу, что не каждому доступно, невзирая на чины и звания.

Здесь, кстати, великолепно проявил себя барон фон Ферзен, скромно представившийся просто Фёдором. Благоразумия и умения применяться к обстановке ему хватало, чтобы в совершенно новом для себя мире не произносить лишних слов, слушать, о чём и как говорят «местные жители», одновременно демонстрируя собственные способности.

Раз язык общения здесь тоже русский, пусть и не совсем правильный, то хорошо образованному немцу нетрудно вести изящную, моментами остроумно-двусмысленную светскую беседу, несмотря на очевидную разницу в культуре и менталитете. А предварительно извиняясь, загонять в лузы такие шары, на которые никто и внимания не обращал как на совсем бесперспективные – это у него получалось ещё лучше.

Кроме того, мужчины из другого мира, окружавшие его, барону нравились. Может быть – именно какой-то особенной непринуждённостью, пусть и находились они в присутствии своего «сюзерена». И, живя в стране, категорически барону не нравящейся по массе параметров (исходя только из документальных данных, естественно), оставались безусловно достойными внимания и общения. Более того – ощущал Фёдор Фёдорович исходящую от них непривычную силу. Это, впрочем, понять было можно. Если вокруг тебя жизнь, невыносимая для нормального человека, а ты в ней не только живёшь, но и достигаешь чего-то – то заслуживаешь даже больше, чем обычного уважения. Может быть – преклонения, как перед вернувшимся с войны солдатом, увенчанным полным Георгиевским бантом и кое-чем сверх того.