Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть четвертая
– Полагаю, что да. – Баата и не такие услуги оказывал! Конечно, в Кагете графов нет, только казароны, ну так это живые, а покойного Арамону запросто можно произвести, скажем, в казаронги и сказать, что это герцог на кагетский лад. – Казар очень любезный молодой человек, но просьбу Алвы он выполнит с особым удовольствием. Однако мы еще не прояснили…
Беседовать с девицей Арамона можно было и просто для души, но Марселю удалось собрать немало винограда, из которого оставалось получить вино. Скорее всего, «Дурную кровь», хотя могла выйти и «Змеиная». Когда собеседница отправилась тормошить окончательно поникшего брата, виконт почти не огорчился, поскольку услышанное требовалось переварить. По возможности быстро. Валме рассеянно созерцал белую, оживленную редкими черными росчерками дорогу, пытаясь разобраться в приключениях рэя Кальперадо и пока незнакомого хромого полковника, воспитавшего препротивную дочку.
Началось всё просто и печально. Рэй Герард собрался пожертвовать собой, чтобы переговоры с дриксенскими бесноватыми обернулись поводом для немедленного сражения. Сам Герард тропами Холода прежде не ходил, с покойным папенькой последний раз общался в Октавианскую ночь и нечисть без подсказки не распознавал. Селина сразу же примечала отсутствие тени, дружила с Зоей и умудрялась вертеть отцом-выходцем. Обожравшихся скверной подонков юная красавица бесила заметно сильнее брата, при этом людям приличным, к которым виконт не без удовольствия причислил и себя, девушка очень нравилась. Кроме того, Селина чуяла неискренность и умудрялась с ходу делать диковинные выводы, в которых, однако, было разумное зерно. Катарина и старший Савиньяк вызывали у нее полное доверие, как и его величество Хайнрих, пообещавший не укрывать убийцу королевы. Валме нашел это правильным, но в том, что медведь изловит беглого кабанчика, усомнился. Чтобы из Олларии добраться до Гаунау, требовались не абы какие мозги и еще больше не абы какое везение. Скорее всего, удравший юнец нашел свою смерть на каком-нибудь постоялом дворе, где сдуру принялся трясти золотом или грубить.
Марселя судьба поганца особо не занимала, но для Эпинэ и Ларака-Надорэа было бы лучше, если б Окделл так и сгинул. При этом Роберу хватило бы ненужности суда, но Лараку для успокоения требовалась могилка, на которую можно носить цветочки. Устроить таковую было по силам Салигану, благо свободный дукс стал обладателем кучи окделлских одежек, а подходящих трупов в Олларии пруд пруди… Впрочем, сам труп не очень-то и нужен, главное – место подобрать. Где-нибудь за Фебидами, в овражке… Нет, овраги у Робера будят и без того настырную совесть, пусть будет перелесок или бережок. Да, именно так! Добрые люди по весне найдут, опознают по сапогам и цацкам, быстренько зароют, даже отслужат, и всё! Не выкапывать же.
– Сударь, – возглавлявший отряд Леблан коснулся лохматой шапки, – встретили… драгун савиньяковых. До ставки ихней рысцой часа полтора трюхать.
– Очаровательно. – И к кошкам могилы, тем более пустые! – Вы не осведомились об исходе минувшей баталии?
– А… Сударь, чего?
– Дрались вчера, твою кавалерию, или нет?
– Еще как! «Гуси», даром что бесноватые, зубы об своих… которые теперь наши, пообломали, да и мы славно саданули. Маршала… который второй Савиньяк… только слегка подпортили, ну так до свадьбы заживет.
– Несомненно, – с чувством согласился Валме, – а кто у нас теперь командует? Монсеньор?
– Он! Мы-то, сударь, как теперь? Едем или сворачиваем? Драгуны говорят, тут неподалеку обозик стоит. Теньенту б вашему лечь бы…
Мысль была разумной и привлекательной, а сражение – и кто бы мог подумать? – выигранным. Валме погладил ставшую за день несколько роднее лошадь.
– Я – офицер при особе, – со вздохом объявил он, – следовательно, я должен с оной особой воссоединиться. Короче, мы едем дальше, а Жакна выдержит, жакны выдерживают все.
2
Легкий, пропахший дымом и луком ветерок разносил песни и тепло расцветивших долину костров. Мелодии путались, как конские гривы, что-то Робер наверняка слышал, но разобрать в общем гуле знакомые слова не получалось. Попробуй разбери, когда вокруг хохочут и вспоминают вчерашнее.
– Так готово, други, – возвестил с чего-то красноглазый Коломан. – Сало вытопилось, закладывать пора.
– Идем, – Гашпар приобнял Робера за плечи, – говоришь, не едал еще нашей мешанки?
– Только слышал, – признался Иноходец, – хотя Осенний Излом и встречал с Балинтом по-алатски.
– Мешанка, то для витязей, – объяснил опекавший какие-то черные мешочки Дьердь. – Сами творим, женщин да чужих не пускаем.
– Как же их пускать? – хлюпнул носом Коломан. – Не можно женщинам на плачущих витязей глядеть! А без слез мешанку не закрутишь…
– Без слез не бывает, без тмина с кошачьим перцем тоже…
– Без тмина мешать, удачу шугать, мармалюк приваживать…
– Тмина братец не прихватил, – Гашпар откровенно веселился, – вот и пустил Излом коту рыжему под хвост.
– Ну нет! – вскинулся Эпинэ, вспоминая пляшущее в темном дворе лохматое пламя, огонь во рту и дальние зарницы. – Тмин не тмин, а встретили осень мы хорошо! Вот о чем Балинт жалел, так о скрипке.
– У нас скрипки, хвала Охотничкам, есть, – обрадовал Дьердь, – и цимбалы есть, и бубен. Как же на войну да без них? Только до чипетной чарки нельзя! Ну что, Гашпар, ты за господаря, тебе и выжарки убирать!
– Так и уберу! А ну с дороги, господарь по выжарки идет!
Витязи со смешками расступились, стал виден утвержденный над костром здоровенный таган. Гашпар ухватил какую-то штуковину и принялся что-то быстро выуживать из котла и ссыпать в довольно-таки внушительную миску, которую держал Дьердь. Управившись, Карои принял поданную чарку, выпил и провозгласил:
– Дозволяю!
– И тебе радости, – рявкнул, протискиваясь к костру, Коломан, которого почти сразу закрыла могучая даже для витязя спина.
– Выжарочная, гици!
Робер обернулся, сияющий Пишта держал в руках чарку, более похожую на стакан. Уже понимая, что его ждет, Эпинэ хлебнул. Да, это была тюрегвизе!
– Закуси, – вернувшийся Гашпар сунул в руку свернутую лепешку. Внутри оказалась зелень и еще немного огня. До невозможности вкусного.
– Лук пошел! – возвестили от котла. – Как есть пошел!
– Луковая, гици!..
Вторая чарка, и когда успели налить, уже ждала. Пришлось пить и закусывать все той же лепешкой, причем огонь внутри оказался пресловутой выжаркой, дополнительно приправленной на редкость злобным чесноком.
– Сладкая – моя! – длинный Гергей топнул ногой. Таким голосом объявляют о праве на поединок или о праве на любовь, но речь шла о том, кому бросать сладкий перец в дозревший до такого счастья лук.
– Тогда кошачья мне!
– Гостя, гостя не забудьте…
– Мясную ему!
– Лучше тминную…
– И то…
– После водяной передохнём, – утешил Балинт, – часика два, а там, глядишь, и Ворон подлетит!
– Сюда? – ухватился хоть за что-то понятное Эпинэ. – К вам?
– А с кем ему ночку коротать? Не с «гусями» же!
– Обойдет всех, да к нам.
– Пивопойцы тоже неплохи были!
– И «лиловые»!
– А кто говорит, что плохи? Ладных обойдет, у лучших останется!
– Обычай то, – Коломан продолжал опекать приглянувшегося его драгоценному Ховирашу талигойца. – Старший после хорошей драки котлы обходит, то с побратимов, Алонсо с Балинтом, повелось.
– Я помню, – в самом деле вспомнил Эпинэ, – хороший обычай.
Алонсо Алва с Рене Эпинэ и впрямь завели манеру после сражений обходить отличившиеся части, что давало повод для сотен пари и закладов, которыми испокон веку развлекаются победители. Маршалы, генералы, полковники продолжали пить с подчиненными и тогда, когда кончились большие победы.
В Торке талигойцы воевали неплохо даже при Алисе, а после Малетты поводов поднять чарку и вовсе прибавилось. Робер не забыл, как после удачной вылазки к их костру пришел старший Фажетти… Если б не дурь с мятежом, теньент Эпинэ через пару месяцев получил бы орден, не довелось. Будь оно проклято, это «если бы»! Заодно с памятью. Ведь можно же молча сидеть у огня, пить, смотреть на веселье…
– Что не так? – алаты лупили задумчивых друзей по спине ничуть не хуже кагетов. – Помочь можно?
– Вспомнилось, – не стал выкручиваться Иноходец. – Как дед нас всех угробил… Почти всех – я-то уцелел.
– Так радуйся! – прикрикнул Карои. – Жив и при деле, а что один пока, так не ты первый. Хоть Балинта Старого возьми, какая семьища была, одна девчушка осталась!
– Балинт отплатил, –так говорила Матильда, так Карои поймет. – Слушай, Гашпар, давно узнать хотел…
Спрашивать, чтобы не отвечать самому, учил мэтр Инголс, но о чем спросить, Робер толком не знал, ему просто не хотелось продолжать им же самим начатый разговор. Выручил подскочивший Гергё.
– Господарь, – заорал он еще издали. – Золотится, скоро гореть начнет!
– Заболтались! – Гашпар ухватил Эпинэ за локоть и поволок к котлу. – После водяной спросишь, а сейчас дело есть. Подсобишь?
– Конечно.
– Ой, гици, скорей, буреть начинает!
– Кто? – не понял Иноходец.
– Да лук же! Сладкого ждет…
Понять, что ему предстоит бросить в котел тмин, но не сейчас, а между двумя перцами, сладким и горьким, кошачьим, Эпинэ как-то сумел. Аромат жареного лука мешался с запахом дыма, трещали поленья, шкворчал котел, над которым высился длинный Гергей. Взмыло красноватое даже в свете костра облачко, оглушительно чихнул Коломан, и тут же следом Гашпар. Робер удержался, но он и стоял дальше. Длинный навалился на что-то вроде весла, размешивая дождавшийся своего счастья лук. Порученцы приволокли «сладкую», которую заедали все теми же хрустящими выжарками.
– Сейчас твоя, – объяснил Карои, – потом горькая и через песню мясная.
– Я готов.
– Не гони, – хохотнул Гашпар. –Шла Мариша вечерком за водою, а к Маришке тощий Цып лип смолою…
– Что обходишь ты меня стороною, – громовым басом подхватил Коломан, – мы ж кабанчика уже закололи…
Теперь пели все, мелодия шла бойко, а вроде знакомые слова складывались в полупонятную веселую чушь. Мариша замуж за Цыпа не желала, голова кружилась, и, самое страшное, Эпинэ не представлял, где брать тмин и как его сыпать в эту самую мешанку.
3
В Дриксен после успешного боя командующий собирает высших офицеров за своим столом. Это может быть замечательно, как в кают-компании «Ноордкроне» до появления эйнрехтских уродов, а может быть чинно и тошно, как у Бруно. Сейчас на фельдмаршальском столе красуются запасные сервизы, с которых отныне предстоит кушать уцелевшим генералам и полковникам. Фельсенбург тоже бы удостоился темно-синей с серебряной сеткой тарелки, но его спровадили к фрошерам. То ли фельдмаршала в самом деле волновало, о чем спьяну болтают ставшие союзниками враги, то ли старый бык опасался какой-нибудь выходки на собственном приеме, а опасаться было чего. Руппи до конца не отошел даже сейчас, и дело было отнюдь не в Вирстене и его ублюдках. Предателей следовало прикончить и закопать, не дав себя при этом уволочь в трясину… Белоглазые упиваются своей силой и чужими мучениями, значит, их самих надо истреблять, как бешеных собак – быстро, умело и равнодушно. Так равнодушно, чтобы ни одно выкрикнутое гадами оскорбление не получило ответа, с чумной дохлятиной не разговаривают, ее сбрасывают в яму с негашеной известью!
Морок, почуяв настроение хозяина, хрюкнул и навалился на повод – предложил подраться с идущим впереди жеребцом или хотя бы пробежаться, но узкая тропа вдоль обледеневшего оврага для драк и скачек не годилась, пусть луна и пыталась прорвать облачную пелену. Порой у нее почти выходило, но смутное пятно так и не превращалось в серебряный щит, оставаясь… фонарем в болотном тумане. Это раздражало, хотя вечер обещал кончиться лучше, чем можно было надеяться утром.
Добравшийся на закате до талигойской ставки Фельсенбург угодил аккурат между концом военного совета и началом генеральской пирушки, куда Алва его и затащил. Через полчаса выяснилось, что у фрошеров командующий на своей квартире поднимает лишь пару-другую бокалов, после чего начальство отправляется пить в войска. Если армию ведет кто-то вроде Рейфера, лучше не придумать, только в Дриксен командуют… командовали принцы. Докомандовались!
На сей раз мориск попробовал растащить, но Руперт справился сперва с конем, потом с собой. Он не считал, сколько и где успел выпить, однако пьяным себя не чувствовал, только все сильней тянуло поговорить. С Зеппом, Рейфером, отцом Луцианом, братом Орестом… Кого-то не было рядом, кого-то не было вообще нигде, а дура-луна продавливала тучи и никак не могла продавить. Лучше бы вовсе не бралась!
Луна обиделась и отстала, нет, это свернула кавалькада, уходя прочь от реки в бледно-серые снега. За длинным холмом Руппи таки послал Морока в галоп, догоняя Алву. Тот не обернулся, просто герцогская мориска пошла медленней, словно приглашая присоединиться. Почему кэналлиец сегодня выбрал кобылу? Серый Грато после вчерашнего уже должен был отойти, Морок же отошел…
– Тебя что-то волнует? – Ворон был верен себе. Он мог ввалиться в ставшую бойней столовую, ворочать пушки, поднимать бокалы, ехать сквозь ночь, на манере говорить это не сказывалось.
– Не знаю, волнение ли это…
– Значит, тебе что-то не нравится.
– Луна, – не стал отнекиваться Фельсенбург, – в тумане она похожа на фонарь. Мы с такими морочили у Эзелхарда китовников. Монсеньор, вчера я не спросил вас о двух вещах. Почему граф Савиньяк, я имею в виду Проэмперадора Севера, расстался со своей лошадью, и как вы поняли, что надо бить? Уилер сказал, вы ударили сразу, а Мики… мертвого адъютанта от самых ворот не видно, я проверял. Вы почуяли бесноватых, или тут что-то другое?
– Что в форте полно нечисти, я в самом деле почуял, хотя дело скорее было в тебе.
– Во мне?!
– Как выяснилось. Рядом кто-то огрызался, как я сам пятнадцать лет назад… Чувство, между нами говоря, не из приятных: ты подъезжаешь к форту и при этом уворачиваешься от летящего в тебя кинжала, теряешь оружие, загораживаешься покойником… Где дерутся, я сообразил сразу, часовые при таком раскладе не могли не быть в сговоре с убийцами, а объяснять, хоть бы и Уилеру, было дольше, чем прикончить троих увальней. Что до Грато, то он слишком приметен, Лионелю пришлось его временно оставить.
– Я своего тоже оставил… Когда отправился в Эйнрехт, хотя зачем вам это?
– Видимо, за тем же, зачем тебе граф Савиньяк и луна… Нас догоняют. Конский топот в ночи всегда загадочен, не находишь?
– Как-то не думал.
– Очаровательно.
– Что?
– Ночь, непонятные всадники и твое признание. Те, кто в самом деле не думает, ибо неспособен, вечно намекают на глубины своих размышлений. В юности такие господа меня изрядно бесили, теперь для этого слишком много войны. Что ж, подождем.
Луна решила так же: светящаяся тарелка вывалилась, наконец, из облачного одеяла и повисла перед глазами, живо напомнив бесславно погибший фельдмаршальский сервиз. Хорошо, что до Бруно полхорны и целая ночь! Скоро они доберутся до «лиловых», Алва выпьет с участниками боя у захваченной батареи и отправится дальше уже без Фельсенбурга. Жаль, и на алатов глянуть заманчиво, но лучше остаться со «спрутами». Вдруг Придд после можжевеловой сообразит, что же не так со всем миром и будущим братцем кесаря.
– Это нужно пережить хотя бы раз, – внезапно заметил Алва, – правда, одним разом ограничивается редко.
– Пережить? – не понял Руппи.
– Съесть, спеть и познать себя. Балинту удалось то, что так и не вышло у клириков: совместить парение духа с очень земной радостью… Валме опять угадал, где появиться, поразительное чутье. Впрочем, предоставлю-ка я ему выбор.
Вынырнувший из темноты всадник, видимо, упомянутый Валме, на офицера походил не слишком, но, судя по солидному конвою, таковым являлся. Умело осадив пегую мориску, вновь прибывший отточенным дворцовым жестом отпустил охрану и доложил:
– Офицер для особых поручений при особе явился в поисках если не оных, то хотя бы сносного ужина.
– Рыба, пиво и Катершванц у бергеров, – Ворон отнюдь не был удивлен странным приветствием. – Что подают у Придда, не представляю, но после мы с Рупертом в любом случае едем на мешанку. Руперт, перед тобой виконт Валме. Марсель, представляю тебе графа фок Фельсенбурга.
– Рад знакомству, – виконт немедленно протянул руку. – В вас явственно ощущается нечто кэналлийское. Я вынужден вам это сказать, поскольку в противном случае мне пришлось бы сказать Рокэ, что в нем ощущается нечто дриксенское, а для регента Талига сие непозволительно.
– Сегодня, – отмахнулся Алва. – Вчера я себе это позволил. Если ты предпочитаешь рыбу, от Приддов повернешь налево.
– После Обросшего яйца я предпочитаю мясо. Руперт, я слышал, что вы в дружбе с кошками, но в ряде случаев львиная собака незаменима. Готти, поздоровайся с будущим герцогом Фельсенбургом.
Словно соткавшееся из снега огромное мохнатое создание басовито гавкнуло и подпрыгнуло, что-то схватив на лету. Раздался радостный хруст, и Руппи осознал, что голоден, причем зверски.
Глава 4. Гельбе
1 год К. В. Ночь со 2-го на 3-й день Зимних Скал
1
«Дядька Пал, усы торчком, шапка алая с пером, – четвертый раз кряду жаловалась Мариша, – неужели пойду к церкви я с постылым женихом?»
Поначалу Робер не разобрался в Маришиных бедах: чужие песни, тем паче старинные, не команды, которые конник если и не поймет, то враз почует. Пришлось спрашивать, витязи ухмылялись и наперебой объяснили, что Цып с родней принуждали девушку к постылому замужеству, упирая на то, что кабанчика уже зарезали, кур ощипали, колбас навертели и перин понабивали. Честная Мариша растерялась, и быть бы ей за тощим Цыпом, если б дядька Пал в шляпе с пером не присоветовал цыповой мамаше продать мясо на базаре, а девушке – никогда не платить за то, чего она не просила.
– А знаешь, – внезапно признался Эпинэ, – меня ведь так же в оборот взяли. Не с перинами, конечно, но… Был словно бы должен за то, чего никогда не просил. Левий… покойный кардинал Талига еще пытался мне мозги вправить. И ведь видел же я, что он прав, а все равно… Жаль, не знал ты его высокопреосвященство!
– Почему не знал? Знал, хотя брат с дедом знали лучше. Левия нам в Черную Алати сватали, да не срослось. Хороший человек, не забыть бы помянуть, сейчас-то нельзя.
– Нельзя?
– Так мешанка ж! Стороннего пить нельзя, пока чипетки не кинем…
– Ясно, – кивнул на самом деле мало что понявший Робер, – а про дядьку Пала надо всё время петь? У вас же много песен.
– Много, только Балинт эту не просто так выбрал Когда сало вытопилось, лук или мясо дозрели – и так видно, зато пряности надо так разнести, чтоб они друг другу помогали, а то или в кучу собьются, или первая вторую ждать замается и выдохнется.
– Так Мариша у вас вроде часов?
– Точно! Ну и привет от Балинта Старого… Вроде он за нами приглядывает.
– Вторая перцовая! – завопили от костра. – Ох, хорошо идет…
– Ну все! – отдувающийся Дьердь уселся рядом. – Теперь до чипеток только девчонок вспоминать. Тебе-то есть кого?
– Кого вспоминать, есть. – Им он скажет, им можно. – Была девушка… Два года любил… Молча, она не знала ничего, потом всё как кровь в песок ушло. Только б и она беду свою забыть сумела! Смерть, вечная разлука, нелюбовь – это страшно, больно, но чистые раны заживают, а вот когда душа в язвах… Что-то я непраздничное несу.
– Правильное ты несешь, – сверкнул глазами витязь. – Не был бы маршалом, позвал бы я тебя в свой соколец. Вот сейчас бы и позвал!
– Сейчас? – слегка растерялся Эпинэ. – Почему сейчас?
– А то опять с Балинта повелось, – пришел на помощь Гашпар. – Не мог он к себе гнусь подпускать, особенно поначалу. За чаркой все соколы, а как до боя дойдет? А как отступать придется, да в горах зимовать? Тут один поганец всех загубить мог, вот Балинт и надумал тех, кто к нему шел, проверять. Для начала на паршивость… Чего уж проще, между чарками о прошлых подружках ненароком расспросить, а человек как на ладони. Кто добром вспоминает да над собой посмеивается, тот и дела доброго не предаст, а кто языком, как грязной метлой, машет, того в тычки. Брехло убогое, и везде таким будет.
– Гици! – на сей раз вопили не от костров. – Гици… Едут!
– Не успели, – насупился Коломан, – нащипать не успели!
– И что с того, зато есть кому съемную пить!
– До нее ж еще три…
– Так гици Рокэ один не заявится… Эх, чего ж со мной никто об заклад не бился, что Ворон до нас заедет!
– Так дурных нет! Хорошо ж рубились, ясно, что без чарки балинтовой не останемся. А вот с нами заночует или дальше поедет?
– Ясное дело, с нами, к кому ехать-то? Не к пивопойцам же? Дрянью желтой давиться.
– Ой не скажи… Бергеры лихо дрались…
– Да и «вороные» с «лиловыми…
– Хорошо-то хорошо, да мы все одно лучше!
– Эй вы там, чесночная идет! Пишта, где тебя мармалюца носит?
К котлу Робер со старшими витязями не помчался, потому и увидел, как Рокэ спрыгнул с Соны и забросил поводья за седельную луку. Кобыла тряхнула гривой и отошла, за ней увязался рослый незнакомый мориск. Его хозяин, высокий стройный парень, разглядывая алатский лагерь, озадаченно вертел головой, пока его не заслонил Валме. Виконт отвесил Гашпару, покинувшему для такого дела драгоценную мешанку, изысканный поклон и был незамедлительно обнят.
2
Ясным днем алаты наверняка выглядели бы еще шикарней, но луна и костры давали довольно света, чтобы Марсель оценил шнуры, галуны, усы и ослепительные улыбки. Витязи заразили радостью даже нашедшегося наконец Эпинэ.
– Радуйся, – Валме протянул Иноходцу руку. – Ты прекрасен. Как ты догадался соединить маршальский мундир с медвежьим плащом?
– Как что? – Робер распахивал глаза немногим хуже Жакны и девицы Арамона. – А-а… Мундир мне Эмиль одолжил, а плащ Гашпар надеть заставил… Когда в бой по реке шли, там такая карусель была… Это не доспех, конечно, но от ударов, что послабей, прикрывает.
– Вот и носи, – постановил Валме, любуясь праздником. – Тебе не кажется, что алаты напоминают кагетов?
– Даже не знаю… И те, и другие с саблями, но рубятся по-разному. Помнится, при мне Балинт… брат Гашпара, и Бурраз спор затеяли, как и чем лучше рубить. Хорошо, что меня не спросили, я бы растерялся, по крайней мере теперь.
– Тебе бы только о смертоубийстве, – со всей возможной кротостью упрекнул наследник Валмонов. – А я об общем стиле. Алаты сдержанней, видимо, это последствия неудачного брака с Агарией, и, к счастью для окружающих, не малюют на стенках птиц, но в остальном…
– Когда я жил в Сакаци, мне некоторые слова напоминали кагетские, хотя значения совсем другие. Слушай, кто это с Рокэ? Родственник?
– Сложный вопрос. Вообще-то это наследник Фельсенбургов, но вчера ему пришлось стать Рокэ сыном, вернее – наоборот. Это Рокэ пришлось стать его отцом и выиграть сражение в качестве дриксенского герцога. Бруно по этому поводу очень переживает.
– Ты серьезно?
– Клянусь великим Бакрой. Хочешь, сам спроси.
– Но они точно не родня?
– Кто их знает, в этом мире все так запутано. – Марсель ухватил озадаченного Эпинэ под руку и потащил к предмету его интереса. – Руперт, это герцог Эпинэ, Проэмперадор Олларии и маршал. Когда-то у него была очаровательная ручная крыса, но ушла.
– Почему? – не сплоховал Фельсенбург. – Герцог завел кошку?
– Увы, нет. Робер, я, конечно, бывший посол, но вы вполне способны друг друга понять и без сторонней помощи. Руперт, Эпинэ много знает про алатов. Робер, Фельсенбурга любят кошки. Радуйтесь.
Покидать Иноходца было не слишком красиво, к тому же беседа Эпинэ с Фельсенбургом обещала стать очаровательной, но, бросаясь вдогонку за Вороном, Марсель допустил непростительную глупость. Препоручив полудохлого Герарда с на удивление бодрой сестрицей штабным, виконт отыскал успевшую не просто отдохнуть, но и застояться кобылу и на радостях отказался от трапезы, полагая наверстать вместе с Алвой. Увы, отужинавший с генералами Ворон не ел, а пил. Марсель, ясное дело, не отставал, и после заездов к «спрутам» и «вороным» оказался в опасной близости от того, чтоб чуть ли не впервые в жизни напиться в хлам. Нет, его бы поняли и не бросили, но виконт предпочитал укладывать других, полагая неспособность самостоятельно стянуть сапоги дурным тоном.
Отступать было некуда, оставалось выпросить у хозяев что-нибудь вроде сала и спешно набить желудок, при этом идти к котлу было нельзя. Опыт, обретенный во время совместного с Алвой рывка через Черную Алати, подсказывал, что гостей от еды отделяет не меньше пары немалых стопок, и не чего-нибудь, а тюрегвизе. Остаться после этого на ногах в своем нынешнем состоянии виконт не рассчитывал, а посему, собрав волю в кулак, двинулся прочь от главного костра.