Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть четвертая
– Трон лучше поднять на помост, необязательно постоянный, проще обойтись дощатым, правда, потребуются ковры или хотя бы черное сукно.
– Поверь, я ценю твою тактичность, но я договорю. Окажись я права, я бы сделала все возможное, чтобы поддержать вашу ложь хотя бы до осени, ведь известие о гибели Ворона окрылило бы наших врагов. Ну и все эти перестановки с наследованием пришлись бы страшно не вовремя.
– Зачем пугать себя задним числом? – «не поняла» Арлетта. – У тебя и так уйма дел, ты хотя бы представляешь, сколько Лучших Людей придется принимать?
– Примерно, – герцогиня задумчиво приоткрыла одну из четырех дверей. – Ты права, лучшей тронной не найти. Мы выходим из личных комнат, регентский совет и самых заслуженных устраиваем справа и слева от возвышения, остальные прекрасно встают в первой комнате анфилады… Арлина, я была на тебя страшно обижена за маму, но теперь понимаю: это я тебя оскорбила своим недоверием. Ты всего лишь ответила, пусть и зло. Очень зло, Арлина.
– Мне жаль, но мне в самом деле пришла в голову такая мысль. Другое дело, что, не выведи ты меня из себя, я бы сдержалась. Все-таки я слегка разучилась быть Рафиано, а хоронить Рокэ после всего, что на него свалилось… Нет, я знаю, что это добрая примета, но мне она не нравится.
– И мне. Ты меня прощаешь? Ведь я тебя простила.
– Разумеется. – Алиса обожала примирения и извинения из-за мелочей. Зло покрупнее, или то, что она считала таковым, королева не забывала никогда. – Увы, пролитое вино в бокал не вернуть. Чем дольше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что королева решила пожертвовать ничтожным королем. Во имя королевства и немного во имя любви. Я тогда не обращала внимания на взрослые дела, но как нам читали Лахузу, запомнила… «Ничтожество отбрасывает тень, в которой прирастают ядом жабы». С моего места, а сидела я рядом с Одеттой, августейшая семья была видна отлично. Взгляд, брошенный при этих словах ее величеством на супруга, мне в память просто врезался.
– Я не хочу в это верить, Арлина! Не хочу, но смерть отца Талиг в самом деле пережил безболезненно, это заговор против законного регента породил два мятежа и то безумие, которое мы сейчас останавливаем, мама бы такого не допустила. Были бы живы все – и твой Арно, и несчастные Эпинэ, даже глупышка Одетта… Ты ведь знаешь, что с ней случилось?
– Нет.
– Нет? Хотя, конечно… Тебя всю жизнь оберегали от неприятных известий.
– Что случилось с Одеттой?
– Она пыталась защищать память Катарины, ее утопили, так жаль…
– Да, очень. – Вот так и бывает… Рыданья над дохлыми птичками, кудахтанье над внучкой – и поступок, на который не всякий рыцарь отважится. – Может быть, вернемся к нашему разговору?
– Ты бываешь удивительно бесчувственной, но как хочешь. То, что Алва жив, заметно улучшает наше положение и дает какое-то время, но союз, подлинный союз севера и юга, необходим по-прежнему. Я могу повторить свои доводы.
– Не надо.
– Рудольф думает так же, как и я, но он прежде всего жалеет Фриду. Он жалел ее и в первый раз, а теперь винит себя в несчастье дочери и хочет видеть её счастливой. Ты не думай, он крайне высоко ценит Лионеля, он даже был готов, если бы Рокэ не вернулся, передать ему Талиг, но не Фриду. Видишь, как я откровенна.
– Вижу. Ты не оставила мне выбора. Я против этого брака, Геора. Подобный союз должен заключаться либо по взаимной любви, либо по взаимному равнодушию. Когда любовь сталкивается с равнодушием, летят искры, а поджигать Талиг сейчас даже опасней, чем год назад.
– О какой любви ты говоришь?
– С уверенностью я могу сказать лишь о ревности. Урфриду я едва знаю, но она неожиданно прислала мне письмо, по большому счету пустое. За одним исключением – тогда еще маркграфиня предостерегала меня против матери и дочери Арамона. Я провела в их обществе довольно времени, чтобы понять: обвинения беспочвенны. Единственным разумным объяснением для этого письма является сплетня, возникшая после дуэли Лионеля с сыном Манрика. Урфрида ревнует, а значит, она никогда не уживется с человеком, который, по мнению баронессы Капуль-Гизайль, не имеет сердца.
– И ты с этим согласна?
– В известном смысле. Лионель никогда не свяжет себя с ревнивицей. К счастью для нее.
– Спасибо, Арлина! Спасибо за откровенность… Я не знала об этом письме, и я думала о Талиге и о том, что наши дети смогли бы взвалить на себя эту ношу, не став при этом несчастными. Дам Арамона взялся опекать Эрвин, он не знал, что у них уже есть покровители.
– Разумеется, – позволила себе удивиться Арлетта. – Рокэ не имеет обыкновения бросать на произвол судьбы тех, кто оправдал его ожидания, а Луиза Арамона сделала много больше, чем от нее ждали.
5
…найти хорошего человека, – заключила в последний миг вспомнившая о дочкиной подружке Луиза и выдернула онемевшую руку из не заметившего этого озера. Капитанша попыталась достать из кармана плаща платок, и тут до нее наконец дошло, что у корячащейся на обледеневшем валуне дуры шансов утонуть побольше, чем было по осени у графини Борн.
Пожелав себе под нос поумнеть хоть на старости лет, госпожа Арамона огляделась. Кругом, как и следовало ожидать, было пусто и морозно. Сидеть и ждать, пока о ней спохватятся, и пока до кого-то допрет проверить следы в парке, можно было долго, куда дольше, чем позволял усиленный влагой холод. У отправленных на поиски слуг будут все шансы обнаружить еще один труп, но множить число жертв лабиринта капитанша не собиралась. Как и выказывать себя полной дурой.
Кое-как обтерев негнущуюся руку, Луиза торопливо сунула ее в перчатку, и неудачно – растревоженная ранка отозвалась резкой болью, от чего стало еще страшней и обидней. Чудом не взвыв в голос, женщина попыталась встать, но колени и спина не слушались, а подошвы и перчатки так и норовили соскользнуть со словно бы сжавшегося валуна. Пляшущие по телу камня голубоватые блики больше не манили, они пугали, но нужно было выбираться, и чем скорее, тем лучше. Вторая попытка встать чудом не закончилась падением, теперь госпожа Арамона знала точно, что случилось с сестрой Ирэны, наверняка тоже полезшей загадывать… Урожденная герцогиня Придд не позволит себе подоткнуть юбку, встать на четвереньки и поползти к берегу, даже если ее видит лишь пара уток. Урожденная герцогиня Придд изящно оступится и утонет, не погрешив ни на волос против приличий, но Луиза Арамона хочет жить, и пусть на нее пялится вся местная нечисть! Капитанша выпуталась из плаща, подоткнула изрядно подмокшее платье вместе с зимней рубашкой и попыталась развернуться. Одна нога поскользнулась, но вторая и руки не подвели, теперь Луиза смотрела на берег, к счастью или наоборот, по-прежнему пустой. Двигаться было страшно, но холод торопил не хуже шпор. Женщина выдохнула облачко пара и поползла, старательно ощупывая дорогу; она не имела права на ошибку, она не ошиблась, оставалось подняться и шагнуть на берег или… слезть в ледяную воду. Горячка тоже убивает, но разбитая голова делает это верней, к тому же простуду можно спугнуть, если хорошо растереться и выпить горячего вина с медом. Осторожно сев на ледяной камень, Луиза спустила ногу в воду и тут же нащупала дно, вот теперь рывком встать – и к берегу, тут три шага, не больше!
Плеснула, выпуская жертву, вода, заскрипел снежок, капитанша наскоро вылила из сапог воду, расправила одежду и ринулась к выходу, даже не глянув на брошенный плащ. Подгоняемая стужей и страхом уже перед горячкой, она не смотрела ни под ноги, ни вокруг и, разумеется, свернула не туда. Тростники везде одинаковы, но на голубоватом снегу не было ни единого следа!
Ошибка была бы ерундовой и легко поправимой, если б не мокрые ноги и юбка. Все тропинки сходятся у озера, все они связаны друг с другом, нужно добраться до поворота и свернуть направо… Или налево? Ведь помнила же! Ирэна объясняла, как устроен лабиринт, все было понятно, а теперь остается лишь вернуться по своим следам, главное – быстро. Госпожа Арамона бросилась назад, благо ошибиться было невозможно. То ли от волнения, то ли от бега холод отступил, а потом стало просто жарко, Луиза мчалась между солнечных стен, а впереди спорили двое, мужчина и женщина.
То, что она больше не одна, до разогнавшейся капитанши дошло не сразу. Пришлось остановиться и наспех привести себя хоть в какой-то порядок, а голоса звучали уже совсем близко.
– Как вам будет угодно, – соглашался с чем-то неизвестный мужчина. – В вашей семье девицы получают отменное воспитание, мне нечего к нему добавить.
– Вы хотите сказать, больше нечего, – холодно уточнила женщина. – Все, что вы могли мне дать, вы дали, но взяли заметно больше. Тем не менее я вас не оставлю, клятва остается клятвой, как бы ни изменились наши чувства.
– Сожалею, сударыня, но я предупреждал вас.
– О да. Решение принимала я, и я не намерена перекладывать ответственность за него на вас. С вас довольно других решений. Удивительный парк…
– Видимо. Я не столь владею собой, чтобы отдавать должное мастерству здешних садовников.
– Вы? Жаль, нас не слышат в Олларии, ваши признания вызвали бы фурор.
– Несомненно, особенно если бы там услышали, что я всегда любил вас и буду любить. Мы потеряли друг друга, это так, но вы должны жить. Прошу вас остаться с дочерьми.
Кажется, они встали сразу за поворотом, перекрыв дорогу, впрочем, люди, говорящие так и о таком, как правило, слепы. Если кто-то скользнет мимо, держась кромки канала, они вряд ли заметят, Эйвон бы точно не заметил!
Госпожа Арамона высунулась из-за угла и увидела мужскую спину и женское плечо. Незнакомцы смотрели друг на друга, все остальное для них не существовало. Жаль, если они расстанутся, любовь всегда жаль.
– Госпожа Арамона!
– Что… что такое?
Графиня Ариго в зимней лиловой накидке, одна-одинешенька, стояла на берегу. К самым носкам ее сапожек подступала вода, за спиной синим пятном лежала короткая тень. Луиза опустила глаза, с ее собственной юбкой и сапогами все было в порядке, но на дальний камень она в самом деле забралась.
– Что-то случилось? Юлиана собралась наконец? Я сейчас…
– Осторожно, это место опасно.
– Ничего страшного. – Еще как опасно, но выбираться-то надо! Чем дольше будешь топтаться, тем страшнее будет, а чем страшнее, тем больше шансов свалиться. – Вас не затруднит отойти?
Графиня отошла, теперь вперед! Луиза как могла решительно шагнула с камня на камень, в глаза ударило солнце, и кто-то стройный, но сильный поддержал ее под локоть. Госпожа Арамона успела заметить черные волосы и шалую улыбку, под ногами радостно хрустнул ледок, и все пропало.
– Вы – отважная женщина, – графиня не то улыбалась, не то нет, – я бы так не рискнула.
– Вам сейчас и нельзя. – Выбралась! Выбралась, ничего не сломав и ничего не промочив. – Так что все же случилось?
– Ровным счетом ничего, просто мне захотелось послушать тростники. У вас не мерзнут руки?
– Немного. – Луиза полезла в карман плаща, перчатки были на месте. Когда капитанша натягивала левую, руку пронзила резкая боль. Пронзила и тут же отпустила.
Глава 6. Гельбе Талиг. Альт-Вельдер
1 год К.В. 3-й – 5-й день Зимних Скал
1
После унылого церемонного шадди Бруно выдворил всех своих подчиненных; Рокэ ответил любезностью на любезность, попросив виконта Валме рассказать генералу Рейферу о южных обычаях. Тема была обширной, и Марсель решил потихоньку двигаться от Фельпа на восток, однако Бакрия и даже Бордон своей очереди не дождались – ловко вклинившись в описание охоты на киркорелл, Рейфер поинтересовался одеждой регента Талига.
– Это алатское, – быстро объяснил виконт, на ходу изобретая очередной южный обычай. – Регент Талига, как вы знаете, еще и соберано Кэналлоа, а соберано после боя носят мундиры отличившихся полков, начиная с тех, в которых сражались лично.
– Любопытно, – оценил Рейфер. – Жаль, встреча состоялась лишь сегодня, я был бы рад увидеть герцога Алва в мундире кесарского артиллериста или рейтара.
– Вот как? – удивился Валме и пару раз стукнул пальцами по столешнице. Рейфер невесело усмехнулся, слегка напомнив Эпинэ.
– Мы – должники Кэналлийского Ворона, а меня уведомили о приезде «герцога Фельсенбурга» одним из первых. Согласен, что солдатам и офицерам об этом лучше знать поменьше, так что передайте герцогу Алва мою личную признательность за алатский плащ и кэналлийскую посадку. Поверьте, дело не только в гордости, сейчас армия должна доверять командованию как никогда прежде. Эти белоглазые – как выходцы… Они не просто убивают, они уводят!
– Не все выходцы одинаково вредоносны, – виконт, не скрываясь, вытащил часы. Рокэ сидел с Бруно всего сорок минут. – Время у нас есть; если вас не затруднит, объясните мне, что тут у вас сейчас происходит, только учтите, я не военный, а бывший посол.
– Граф фок Глауберозе долго был послом, но я не совсем понимаю, чего вы хотите.
– Я хочу в ближайшие пару недель, слушая генералов, не чувствовать себя болваном. Неприятное ощущение.
– Не могу не согласиться, но вы не похожи на болвана.
– Я говорил не о сходстве, а об ощущении, поверьте, оно есть.
– Вам виднее. Итак, по первым наблюдениям, эйнрехтцы и горники отступали по-разному. Фок Гетц, пусть и понес большие потери в последней попытке опрокинуть маршала Савиньяка, разгрома как такового избежал, вовремя начав отход. При этом он сохранил полный контроль над своей армией, отступив в относительном порядке. Мало того, горники сумели спасти значительную часть своего обоза. С нашей стороны за ними следили каданцы, сегодня утром они вернулись и были, на мой взгляд, полностью правы. «Щипать» фок Гетца – дело неблагодарное, большого ущерба не нанесешь, а огрызаются мерзавцы жестко.
– «Фульгаты» тоже вернулись, – решил выказать определенную осведомленность Валме. – Вы подаете спасение горниками обоза как немалый успех. Посол во мне делает вывод, что эйнрехтцам подобное не удалось.
– Мои поздравления господину послу. Да, фок Ило, к счастью для нас, показал себя заметно хуже Гетца – и опыта меньше, и, видимо, способностей – вот и выпустил поводья. Его армия отходила частями, как попало, без взаимного прикрытия и помощи, утратив в неразберихе большую часть припасов. Этим следовало воспользоваться, и мы воспользовались. Вы слышали о командующем нашей кавалерией генерале Хеллештерне?
– Граф Фельсенбург при мне вспоминал некоего Хеллештерна, кажется, Георга.
– Да, это он. Хеллештерн повел всех, кого смог поднять, вслед фок Ило.
– Опять-таки, если я понял правильно, потери вашей конницы накануне были весьма приличными, и среди людей, и особенно среди лошадей.
– Вы поняли правильно, из строя выбыло до трети из имевшихся кавалеристов. Тем не менее рейд вышел успешным, правда, самому Хеллештерну не повезло. Вчера вечером его привезли с дыркой в плече и вывихнутой лодыжкой.
– Прискорбно. Генерал Шарли, если узнает об этом, очень… расстроится.
– Вероятно, он уже расстроен; с Хеллештерном было некоторое количество не успевших вернуться к своим талигойцев. Расспросите их при случае.
– Зачем? Мой отец полагает, что у нас слишком мало времени, чтобы тратить его завтра на то, что проще узнать сегодня. Я, так или иначе, жду моего регента, вы – своего фельдмаршала, мы обменяемся нашими знаниями и, как следствие, завтра встанем на полчаса позже.
– Граф Глауберозе был самого высокого мнения о графе Валмоне. Что ж, рад вам сообщить, что на сегодня картина в целом ясна. Фок Ило, кое-как собрав свою армию, уводит ее к Лейне настолько быстро, насколько может, бросая по пути раненых и выбившихся из сил, горники же забирают к востоку, потихоньку удаляясь от эйнрехтцев. Всерьез помешать мерзавцам соединиться мы бы в нашем теперешнем состоянии не смогли, но пока подобных попыток не предпринималось.
– Если мне будет позволено заметить, – выказал дипломатичность Марсель, – не стоит мешать господину фок Гетцу… удаляться, ни всерьез, ни понарошку. О вражеских раненых прекрасно позаботится зима, а неприятные случайности, такие, как с командующим кавалерией, вам вряд ли нужны.
– Господин фельдмаршал счел так же и перед самым вашим приездом велел прекратить преследование, полагая, что ждать от отступающих сюрпризов не приходится.
О том, что горные китовники поняли, что победители не в том виде, чтобы зимой, да после такой мясорубки, носиться по промерзлой степи, Рейфер умолчал. Марсель, как бывший посол, его не осудил, только заметил, что отступление в разные стороны внушает надежду на возникшие между фок Гетцем и фок Ило разногласия. Дрикс успел согласиться, и тут вплыл накрахмаленный свитский, увы, не Фельсенбург.
– Надеюсь, – заметил Валме, когда отозванный Рейфер вернулся к собеседнику, – мы, дипломаты, как вы, несомненно, заметили, постоянно на что-то надеемся – не произошло ничего дурного?
– Никоим образом, – удержал дипломатическое знамя генерал, – однако покинуть вас мне придется. Прощу простить.
– Послы не только надеются, но и прощают, – утешил Валме, и чем-то озабоченный «гусь» улетел. Марсель проводил его взглядом и вытянул ноги поближе к печи, чувствуя легкую досаду на внезапно кончившиеся неприятности. Блуждания, гонки и драки иссякли, все предвещало неспешное отползание на зимние квартиры и спячку.
Бруно не авантюрист, вслед эйнрехтцам с тем, что у него осталось, не кинется, а примется латать дыры. Рокэ к немедленной охоте тоже не расположен, да и устали все до полусмерти. Пусть от Аконы до Хербстхен не столь и далеко, зато средний Савиньяк скакал сюда как олень, а это даром не проходит. Нужно перевести дух, позаботиться о раненых с заболевшими и заняться, наконец, своими делами. Спятившие дриксы были просто помехой, камнем на пути, камень с дороги сдвинули, и ладно…
– Господин фок Валмон, – адъютант Бруно щелкнул каблуками и боднул вечер, – у вас есть какие-либо пожелания?
– Я хочу весну.
– Простите, я не совсем понял. Весну в каком смысле?
– Я пошутил, – объяснил Марсель, начиная подозревать, что перед ним дундук. Словцо это виконт узнал от Селины, и звучало оно просто замечательно, хотя точного определения девица дать не могла. «Вы его узнаете, – обещала она, – это получается само. Вы говорите с каким-нибудь господином о чем-нибудь очень простом, а он не понимает, хотя сам по себе может быть умным и порядочным. Чаще всего дундуки не понимают, что их не любят, а если их полюбить и выйти за них замуж, они не будут понимать, чего и когда жене не будет хотеться. От этого может стать очень плохо, поэтому лучше с ними дела не иметь…»
– Господин виконт, – предполагаемый дундук продолжал торчать над душой, – мне поручено предоставить вам все, что вы пожелаете.
– Предоставьте мне можжевеловой, и вот еще что… Вы ведь человек умный и порядочный? Вероятно, у вас есть невеста…
– Господин виконт фок Валмон, я вам глубоко признателен за оценку. Да, я люблю одну девицу и по возвращении из похода намерен просить ее руки.
– Благодарю вас, вы помогли мне понять одну вещь философического плана. Это было очень важно, настолько важно, что я отказываюсь от можжевеловой. Если вас не затруднит, пришлите мне пива.
Пива Марсель не терпел, но папенька, желая запомнить нечто малозначащее, выпивал или съедал какую-нибудь дрянь. Способ при всей своей простоте был довольно-таки действенным, могло пройти несколько лет, но граф Бертрам, даже будучи разбужен среди ночи, мог вспомнить день, когда он выпил свекольный сок или скушал без соли и приправ яйцо всмятку.
2
Шепчущая стена осталась позади, впереди играли с солнцем снежные поляны. Они были прекрасны, как была прекрасна цветущая сирень над Данаром, в котором Луиза смывала копоть и память о погромах… Почему это вспомнилось именно теперь, после стылых тростников?
– Госпожа Арамона, вы меня слышите?
– Конечно! – Слышать-то она слышала, но суть пропустила мимо ушей. – Простите, я залюбовалась на это… серебро!
– Да, средний парк очень красив. Когда выходишь из Лабиринта, это чувствуется особенно сильно. Иногда мне кажется, что ради этого ощущения здесь и… В нашем доме девочек обучали словесности, возможно, мне именно поэтому иногда не хватает слов. Как здесь появились каналы с тростниками? Я помню, что их выкопали, а вынутая земля пошла на верхние террасы, я сейчас вам об этом говорю, но сама в это не верю. Землекопы, тачки, счета агарийским архитекторам, которые я нашла в библиотеке, – все это даже не грубо, это лживо по самой своей сути.
– Вот-вот, – подхватила Луиза. – Мы с вами в этих тростниках уже гуляли, и не единожды, но я их так и не поняла.
– И вы решили посмотреть на них в одиночестве?
– Да! – Как не ухватиться за приличествующее немолодой вдове объяснение? – Сама не знаю, что меня занесло на этот валун, он словно бы приглашал…
– И вас потянуло загадать желание, – графиня Ариго умела улыбаться, вроде бы и не улыбаясь. Катарине Ариго повезло, что сестра Придда похоронила себя в своих садах.
– Я попыталась, – не стала врать капитанша. – Оказалось, это трудно. Нет, я перечислила все, что нужно мне, моим детям и… людям, которым я желаю добра, я даже, как это ни нагло звучит, подумала о Талиге. У меня получилась какая-то опись, такие желания в сказках не выполняют.
– Просто вы слишком счастливы для сделок с… неведомым.
– Счастлива?
– Когда человек счастлив, он ничего по-настоящему не ненавидит и при этом не жаждет что-то прибавить к настоящему. Да, он может думать о новой лошади, если он конник, или об ожерелье, если речь идет о женщине, но без исступления. Пожалуй, было бы неплохо купить вот того мориска или унаследовать эти изумруды, но и без них придет утро и раскроются цветы… Госпожа Арамона, мне кажется, вы меня понимаете, но, если это не так, скажите. Наша семья производит странное впечатление, особенно когда мы начинаем доверять.
– Спасибо, – от души поблагодарила Луиза беременную красавицу. – Мне тоже кажется, что я вас понимаю, по крайней мере сейчас, хотя в моей жизни было слишком мало… цветов. Вы ничего не слышали перед тем, как меня нашли?
– Только тростники, но они шуршат всегда, а в чем дело?
– Мне кое-что почудилось… Неважно. Вы о чем-то говорили, а я задумалась.
– Я подводила, очень издалека, ведь я урожденная Придд, к одной просьбе.
– Вы хотели меня о чем-то попросить? Так в чем же дело, я только рада буду.
– Речь идет о кладе Манлия. Граф Савиньяк поручил отыскать его моему брату, но Валентин сейчас в армии. Отбывая в распоряжение графа фок Варзов, он написал мне и попросил подумать, кем могла быть дама, смерть которой открыла дорогу… вашему покойному супругу. В Альт-Вельдере очень неплохая библиотека, к тому же отец, предполагая… дурное, перевез сюда семейные хроники и наиболее ценные книги. Я пересмотрела все, что касается Лорио Слабого и его эпохи, но потерпела полную неудачу.
– Боюсь, – вздохнула Луиза, – от меня здесь немного проку. Что могла, я уже рассказала. Мне было дурно, я тревожилась за Сэль, да и мой… супруг с Зоей… отвлекали. Мы вывалились в какой-то подвал – низкий, сводчатый и почему-то без пыли. Золото лежит в чем-то вроде каменного пня и больше ничего там нет, только стены и потолок, кажется, кирпичный. Дверей я тоже не заметила; вот Селина, та видела убивающую себя ножом ду… даму в темно-красном с серебром платье. Вроде бы та была молодой и в самом деле одета, как мать Лорио Слабого.
– Ваша дочь смогла бы узнать самоубийцу на портрете?
– Я ее спрашивала, не сможет. Чудо, что она вообще что-то разглядела.
– Нам нужно это золото, – графиня придержала плащ, не давая в него вцепиться растрепанному кусту. – Талиг в жутком состоянии.
– У нас только один выход, – и как она об этом забыла?! А второй раз нечисть не просят… – уговорить моего супруга или его новую жену, только они куда-то пропали.
– Но, если я правильно понимаю, выходцы не знают человеческих дорог.
– Золото придется таскать нам с Сэль.
– Это опасно.
– А что делать?
Дочку от прогулок с выходцами даже не мутит, но почему? И что ждет девушку после троп Холода? Кого она родит, и родит ли вообще? А если Сэль однажды не вернется, если этот Холод ее сожрет?! Раньше она всем верила, влюбилась в Алву, мечтала, а сейчас голову мертвую ждет… Гаденыша прибить и в самом деле надо, но просить об этом чужого короля? При Савиньяке просить…
3
– А молодцы эти Фельсенбурги, – одобрил уверенный тенор, – что один, что другой…
– Ну, – откликнулся не менее уверенный бас рейтарского коновала, – от младшего другого ждать не приходится… отчаянный – жуть, ну и везет ему… Заговоренный прямо. Ты скотинку-то держи, а то ишь уши развесил, легавая обзавидуется!