Смерть планеты

Вершины башен соединялись огромным металлическим мостом, представлявшим собой пристань, возле которой, прикрепленное летучими мостиками, качалось что-то похожее на колоссальную змею.

Действительно, воздушный поезд походил на змею. Голова, казалось, разевала гигантскую пасть, внутри которой ревел, меча искры, огромный электрический аппарат; под брюхом воздушного чудовища висели сотни шаров, а на спине красовалось что-то вроде прозрачных и подвижных крыльев.

По одному из переходных мостиков путешественники наши во главе с Ниварой вошли в поезд и бегло осмотрели его, прежде чем занять свое купе.

Коридор, проходивший вдоль вагонов, – если можно назвать их этим именем, был достаточно широк, чтобы вместить где полки с книгами, а где буфеты.

Дешевые купе были малы, на два или четыре места. Дорогие же имели по два отделения, более или менее просторных: залу и спальню. Одно из таких, наибольшего размера, заняли Дахир, Супрамати и Нарайяна.

Все было устроено с удобствами и изысканной роскошью.

– Недурно в общем. Но советую вам, друзья, выйти в коридор, поглядеть на дамские туалеты, – предложил Нарайяна, все осмотревший с видом знатока.

Дахир и Супрамати не могли удержаться от хохота и предложили ему взять в проводники для изысканий Нивару; но тот не хотел ничего слушать и почти силой увел всех с собой.

Только что они остановились около одного буфета, как туда же подошли две дамы и при помощи автомата налили себе по стакану какой-то шипучки вроде сельтерской воды.

Обе были молоды и красивы; но костюмы их Супрамати нашел и неприличными, и неграциозными.

На одной, высокой черноглазой брюнетке, было розовое трико, производившее впечатление нагого тела; поверх было одето нечто вроде кимоно с широкими рукавами из розовой, вышитой серебром материи и на белой подкладке. На черных, восхитительно причесанных волосах красовался розовый бархатный берет с бриллиантовой пряжкой.

На второй, хорошенькой среднего роста блондинке трико было черное и черное же кимоно на голубой подкладке, а на голове голубой берет с белыми цветами.

– Тоже недурно, но уж слишком откровенно, – заметил Нарайяна с чуть заметной насмешкой, когда путешественницы отошли.

– Да, прежние платья совершенно изгнаны, – сказал Нивара, когда они входили в свое купе.

– А неужели и старухи носят такой же смешной и противный костюм? – осведомился Супрамати, садясь у окна.

– Старухи?! Да ни старух, ни стариков больше нет; наука совершенно упразднила старость. Одно из последних изобретений сделало совсем не нужными искусственные зубы; потому что, как только зуб изнашивается, на его место выращивают другой…

Теперь также устроены электрические ванны с разного рода втираниями, уничтожающими морщины. Что касается волос, то их тоже выращивают, как траву и любого цвета, по желанию, – пояснил Нивара.

– Черт возьми! Да эти люди в лучших условиях, чем мы; они наслаждаются вечной молодостью, без этой каторги быть бессмертными! – воскликнул, смеясь от души, Дахир.

– У медали есть и оборотная сторона. Вся эта искусственная ультраинтеллигентная мнимая молодежь – слабая, хилая и нервная – подвержена тяжким болезням. Вообще, это – осужденное, приговоренное поколение, – ответил, вздыхая, Нивара.

– Увы! Грустное время, жалкое человечество, – заметил Супрамати. – Да и может ли оно быть иным в этом мире, без Бога, без церкви, без законов, без правды; в мире, где царит лишь поклонение «животному». Кстати, Нивара, Нарайяна описал нам чудо Лурда и сказал, что остались еще христиане, словом, верующие. Много ли их?

– О, нет, очень мало; христиане составляют лишь очень бедную и гонимую секту. Живут они по уединенным, разоренным землетрясениями местам, да на заброшенных островах или в подземельях; словом, почти в пустынях, где «баловни» нашего времени не согласились бы и дня пробыть. Селятся они поблизости от древних святых мест или у тайников, где скрывают мощи, а не то чудотворную, особо чтимую икону.

– А не можешь ли сказать, Нивара, какие сохранились святые места помимо Лурда? – спросил Дахир.

– Храм Гроба Господня сохранился; но уцелел он благодаря чуду, еще более великому, чем в Лурде. Я должен описать вам это в высшей степени интересное явление. Вы понимаете, что святое место, где сотни лет скапливались молитвенные излучения, возбуждало ярую ненависть сатанистов. Этот очаг, так сказать, света и тепла, обновлявший и подкреплявший столько душ, не давал им покоя: особенно же приводили их в бешенство совершавшиеся там обращения к вере в Бога. И одно из таких обращений, особенно блестящее потому, что произошло с одним из их лагеря, обратившегося к покаянию, переполнило, как говорится, чашу.

На собрании главарей люциферианства вместе с неверующими ни в Бога, ни в сатану, но которых, однако, убедили, что это "гнездо фанатиков" заражает умы «обскурантизмом», было единогласно решено взорвать храм и Святой Гроб, а сколько тут было кощунства и всякого богохульства, так язык не поворачивается вам повторять.

Короче говоря, преступный план нашел множество сторонников, и целая армия, вооружившись бомбами и другими разрушительными средствами, с пением кощунственных песен, в подражание песнопениям священным, двинулась на Иерусалим.

По мере приближения, возбуждение озверелой толпы все росло. Во главе процессии несли статую Бафомета, а Царица шабаша исполняла впереди бесстыдную пляску; потому что, прежде чем уничтожить святое место, они намеревались осквернить его, справив там свой дьявольский шабаш.

Весть о приближении этого сатанинского полчища долетела до Иерусалима, вызвав среди верующих ужас и смятение. Собрались они в большом, сравнительно конечно, числе, так как готовились, по обычаю многих веков, праздновать Пасху. Они хорошо понимали, что кощунники умышленно избрали святую ночь для того, чтобы овладеть храмом и уничтожить его. А в то время епископом Иерусалимским был старец великого подвижничества, высокого благочестия и геройского мужества.

Известие о приближавшейся опасности не смутило его мужества и твердости духа. Проведя ночь на молитве у гроба Христа, он созвал верующих и красноречивым словом внушил им не трусить и не бежать, а защищать священное место по мере сил, положившись в остальном на волю Господню.

Слово его произвело желанное действие, и восторженное состояние осенило богомольцев. Они знали, что заплатят жизнью за верность Спасителю, но бодрость их не слабела; на коленях, с зажженными в руках свечами, пели они хором гимн воскресения, а вера их была так горяча, воззвание к Богу с мольбой о помощи и поддержке так сильно, что совместная молитва их восходила, как огненный столб, и обратилась над храмом в лучезарное облако. Весь храм положительно сверкал астральным светом; но верные, погруженные в глубокую молитву, не отдавали себе в том отчета, а сатанисты, само собой, не заметили великой невидимой силы, собравшейся вокруг святого места, которое они собрались уничтожить.

Наконец дьявольская рать подступила к храму, а крики их и бесстыдные песни слышались уже вблизи. Тогда верные запели "Христос Воскрес!", а маститый епископ с крестом в руках, подняв взор к небу, молился с восторженной верой.

И в ту минуту, когда Бафомет с Царицей шабаша чуть не очутились в ограде храма, небо точно воспламенилось, земля поколебалась и расселась, образовав огромные трещины, из которых вырывалось пламя и дым. Говорят, это было нечто ужасное; подземные удары вперемежку с раскатами грома были такие, каких никто от роду не слыхивал. Сатанинское воинство было буквально поглощено разверзшейся под ним бездной; казалось, что рушится сама гора, на которой стоял Иерусалим.

Следующий день осветил ужасную картину сошествия Божьего гнева.

Там, где возвышалась гора с Иерусалимом, образовалась глубокая долина, окруженная черными скалами и ущельями. Большой, пышный город был совершенно уничтожен землетрясением, а цветущие окрестности испепелены и являли собой дикую, бесплодную пустыню.

Но удивительнее всего то, что скалы во время крушения образовали как бы стену, которая ограждала и защищала ту часть храма, где находился Святой Гроб; очевидно, весь храм опустился вместе с землею и, не считая ничтожных повреждений, отнюдь не пострадал.

Бывшие в храме верные потеряли сознание во время катастрофы; они упали, словно задохнувшись, и только спустя несколько часов многие из них очнулись.

Между ними был и старый епископ, который – едва вернулись к нему силы – отслужил благодарственный молебен. С тех пор в этой дикой долине собираются остатки христиан; там существуют даже две небольшие тайные общины, мужская и женская, которые проводят жизнь в посте и молитве. Но выходить из долины и за пределы церковной ограды они не смеют, потому что места этого избегают и страшатся люцифериане.

– Как глубоко, значит, укоренилось зло, если даже столь очевидное доказательство могущества и заступничества Божественного не обратило неверующих и не привело их к покаянию, – заметил Супрамати, поблагодарив Нивару за интересный рассказ.

Поговорив еще некоторое время, они узнали из беседы, что направляются в Царьград; затем Дахир, сославшись на усталость, ушел в свое отделение.

Но Супрамати удержал Нивару с Нарайяной, и они продолжали разговор о минувшем и грядущем.

До начала своей проповеди Супрамати предполагал посетить все места, где пребывали оставшиеся верными Богу; а предварительно все маги должны были присутствовать на общем совете, где соберутся посвященные, назначенные работать в тяжкое последнее время.

Маги не ласкали себя надеждами, зная, что борьба будет тяжелая и изнурительная, так как сатанисты были даже уверены в безнаказанности и не подозревали столь близкой кончины планеты. Изумительные открытия последних времен возбудили в человечестве безмерную гордость, а духи тьмы, овладевшие массами, убаюкивали их еще более блестящими надеждами.

Жизнь должна была быть, по их понятиям, сплошным бесконечным праздником, которого не нарушат ни старость, ни болезнь, ни смерть.

Ослепленное гордостью и безумной жаждой наслаждений, людское стадо, пировавшее на краю пропасти, не знало, что те, кто толкал его на преступления, кощунства и святотатства, предвкушали заранее исполинские гекатомбы, которые готовила кончина мира. Сколько трепещущего мяса людского, дымящейся крови, жизненного флюида послужит кормом мерзким гиенам пространства, питающимся падалью.

Нарайяна сделал по этому поводу замечание, а Нивара воскликнул:

– Ах, как счастливы мы, какая неоценимая награда за нашу работу – в возможности переселиться в новый мир и заслужить мирную кончину в свете высшей сферы, вместо того, чтобы нести страшное наказание и сделаться добычей адских вампиров.

– Да, – ответил Супрамати. – Милосердие Создателя равно Его мудрости, и чтобы доказать Ему нашу благодарность, нам надо хорошо поработать и спасти детей Христовых, подтвердив притчу о семи мудрых и семи неразумных девах. В настоящее время она исполняется буквально. Мудрые девы достойно вынесли испытания; любовь их к Богу не ослабла и они покорно ожидают страшного суда; а вера и молитва, как неугасимые лампады, горят в их душе. Девы же неразумные забыли свое божественное происхождение, отвергли своего Создателя, и тьма объяла их; они погасили огонь небесный, ведущий к Богу и озаряющий тернистый путь восхождения. Бедные слепцы! Тяжкое ждет их наказание и никакой свет не озарит души во время ужасного хаоса, который наступит, – закончил с грустью маг.

Некоторое время разговор еще шел на ту же тему, но Нарайяна заметил, что в купе душно, и потому пожалел, что нельзя открыть окно.

– В конце поезда около машины устроен крытый балкончик, я могу свести вас туда, – предложил Нивара.

Вскоре все трое стояли на узенькой галерейке с широким, открытым настежь окном, на которое они облокотились.

Надо было иметь очень крепкую голову, чтобы она не закружилась при взгляде наружу; ибо, насколько мог обозреть глаз, не видно было ничего, кроме неба и облачного океана, скрывавшего землю. Но бессмертные не знали ни страха, ни головокружения, и со спокойным любопытством любовались действительно захватывающим зрелищем, которое развертывалось перед ними.