Нагуаль

– Думаешь? – вяло пожала плечом я.

– Простит, – с уверенностью кивнул он и положил ладонь на мое обнаженное колено. – Если будешь такой, как сейчас.

Неосознанный жест, невинный знак поддержки, но как много он значил для меня! Закрыв глаза, я могла бы читать Джеймса на языке прикосновений. Вот его рука хватает меня: «Молчи!» А вот дразняще трогает: «Ну как тебе, детка?» А теперь он просто безмолвно говорил: «Я рядом». У меня в голове не укладывалась мысль, что когда-то Фэй добровольно разрушила это все.

– А тебе нравится, какая я сейчас? – спросила я, вглядываясь в лицо Джеймса, в малейшие оттенки его эмоций так же, как несколько минут назад впивалась глазами в родное крыльцо.

Да, я прекрасно понимала, чем занимаюсь. Я склеивала разбитые замки обратно вопреки всем доводам здравого смысла. Тщательно, высунув кончик языка, как в детстве, мазала клеем и присоединяла кусочек к кусочку. И очень надеялась, что они не рухнут вновь.

Джеймс долго и очень спокойно смотрел на совершенно пустую, не требующую пристального внимания дорогу. Мне некстати подумалось, захотел бы он склеить те свои замки, которые разбила Фэй?

– Нет, – отозвался он наконец. – Как сейчас мне не нравится. Так хуже.

– Хуже?! – не поверила своим ушам я. – Почему?!

Но Джеймс предпочел оставить вопрос без ответа. Я совершенно перестала понимать мужчин. Неужели ему снова хочется видеть рядом с собой капризную, неверную, взбалмошную Фэй? Ему скучно без постоянной тревоги за свой бизнес? Нравится постоянно ревновать к брату? Адреналинчика в крови не хватает?

– Можно влюбиться, – произнес он вдруг так тихо, что я не была уверена, что не ослышалась.

Холодная волна тут же пронеслась по моему позвоночнику сверху вниз. Сердце подпрыгнуло и глухо стукнулось о ребра, будто канарейка шмякнулась о прутья клетки в попытке взлететь.

«Так влюбись! – рвалось с языка. – Доверься мне! Я не умею играть и не разобью тебе сердце!» Но это породило бы бесконечный разговор на уже избитую вдоль и поперек тему, поэтому я лишь вздохнула и спросила:

– Так куда мы едем?

– Для начала поужинаем, – ответил он как ни в чем не бывало, словно только что не звенели между нами натянутой струной взаимное недоверчивое напряжение, страх уже испытанной, проверенной, повторной боли от ожога, – потом переночуем. Завтра с утра ты сможешь посетить колумбарий и попрощаться с мамой. – Он помолчал и добавил с огромной неохотой: – Я подумал, тебе нужно это сделать, особенно, если ты только сейчас все вспомнила. А мотаться два раза туда-обратно из Карлстауна непрактично, раз уж мы и так здесь. Лэптоп у меня с собой, так что без дела не останусь.

В изумлении я уставилась на него и не могла вымолвить ни слова. Да, мне хотелось, мне чертовски хотелось остаться и отдать маме свой последний дочерний долг! Но я не ожидала, что Джеймс подумает об этом! Представлял ли он, какой это огромный и благородный шаг с его стороны? Он мог бы уже силой везти меня обратно, запирать, приковывать, требовать объяснений, но поступил иначе. Он подумал о моих чувствах и желаниях, подумал обо мне. Звон моих вновь обретенных хрустальных замков достиг небывалой силы.

– Не смотри так на меня, Фэй, – произнес Джеймс, не отрывая взгляда от дороги, – не смотри, пожалуйста. А то я чувствую себя сраным Бэтменом, который переводит через дорогу старушек.

Я только покачала головой и послушно отвернулась к окну. Даже обращение «Фэй» исправлять не стала.

«Можно влюбиться, – без конца крутилось в моей голове. – Можно влюбиться. И что делать, если пока нельзя, но уже очень хочется?»

В это время мы оставили позади жилой квартал и выехали на небольшой пригорок, под которым нежно заблестело в угасающих лучах солнца продолговатое озеро, полное воды, синей, как губы мертвеца. На самом деле, это была даже цепь озер. Если пролетать над Гринхиллз на вертолете, то сверху они хорошо видны: одно главное, побольше, и несколько мелких, россыпью, как капли росы в складках мясистого листа, разбросанных между зелеными, напоенными влагой холмами. Считалось, что все они связаны между собой системой подводных течений и питаются от одной реки, бегущей практически под землей. Сама я на вертолетах над озерами, конечно, не летала, лишь видела кадры, снятые для местной научно-популярной передачи, да и холодная, похожая на зеркальную гладь вода вообще не манила даже в жару, но многие жители и гости Гринхиллз проводили время на этих берегах с удовольствием.

С дороги открывалось только большое озеро. По правую руку раскинулся небольшой песчаный пляж, там и сям берега покрывал кустарник и плакучие ивы, а вот слева, там, где проезжая часть, изгибаясь, обрамляла водоем, вдалеке примостился уютный ресторанчик в баварском стиле. Его белые стенки с темными перекрещенными балками и увитые цветами балконы, нависающие прямо над водой, так и притягивали восхищенный взор.

– Недавно построили? – догадалась я.

– Пару лет назад, – кивнул Джеймс.

На моей памяти этого ресторана не существовало.

– Подожди, ты хочешь идти туда в таком виде? – спохватилась я, оглядывая голый торс мужа и его собственную рубашку на мне.

– Можем вернуться, заглянуть в какой-нибудь магазинчик на площади, – предложил он, – правда, ничего новомодного не обещаю.

Я только поморщилась. Почему-то в последнее время у меня стремительно развивалась адская аллергия на слово «новомодное». Да и вообще, когда Джеймс сказал, что мы поужинаем и переночуем, я почему-то решила, что отыщем какую-нибудь крохотную местную гостиницу и закажем ужин в номер.

И тут же, как мерзкие болотные черви, в голове закопошились сомнения. Да это же проверка, милая. Даже ты за два дня уже выучила, что Фэй слишком идеальна, чтобы появляться на людях приболевшей, в неправильно подобранной одежде, без прически и макияжа. После пробежки по лесу и бурного секса идти в ресторан – с ума сойти можно! И Джеймсу очень интересно посмотреть, как будешь из ситуации выкручиваться. Он проверяет тебя, предлагает навестить могилу матери, руку на коленочку кладет, а сам внимательно наблюдает за реакцией. И там, на могиле, тоже будет наблюдать, оценивать степень твоего горя и искренность переживаний. Так же пристально, как делал это, когда ты отдалась ему в первый раз. Джеймс – не романтический герой, не пылкий влюбленный. Он – взрослый мужчина, преследующий свою вполне конкретную цель.

А я – глупая дура.

– Не надо в магазинчик, – проворчала я. – Просто остановись. Ну притормози, пожалуйста, клянусь я не стану больше выпрыгивать и убегать!

Он фыркнул и плавно свернул к обочине, оставив мотор работать на холостых оборотах. Вещи, которые я собирала, намереваясь пару дней пожить у родителей, и с которыми мысленно простилась, бросив все и удирая по лесу от мужа, слегка помялись, но оставались в сумке на своих местах. Я выудила вполне приличную на вид блузку, встряхнула ее, решительно переоделась на его глазах. Расцарапанную кожу все еще пощипывало, но я постаралась отрешиться от этих ощущений. После рубашки Джеймса на мне все равно остался его запах, и хотелось схватить большую губку, с пенным мылом содрать его с себя, закрыть глаза и уши, не видеть ничего, не ощущать. Не искать в каждом поступке мужа крупицу доверия. Нет этой крупицы. Есть деньги, большие деньги и бизнес, который стоит на кону. И я – как связующая ниточка к его возвращению.

На парковке ресторана он вышел из машины первым, на ходу застегивая манжеты рукавов: сильный, уверенный в себе, ослепительный мистер Уорнот. Полы рубашки свободно лежали поверх пояса джинсов, он небрежно заправил их одной рукой. Я отчаянно старалась смотреть на холодную, как чешуя мокрой рыбы, озерную воду, которая плескалась в двух шагах от нас.

Не на него.

– Искупаться хочешь? – шепнул он мне на ухо, взяв под локоть. Заботливый жест супруга, только пальцы казались хуже стальных оков.

Я всерьез начала сомневаться, что у меня получится что-то ему доказать.

Ресторанчик мне понравился. Было в нем что-то уютное, семейное, домашнее. Джеймса здесь знали, и даже мой общий странный вид никого не смутил. Персонал был достаточно вышколен, чтобы с одинаковым вниманием обслуживать любых клиентов. Хозяин, маленький пожилой юркий человечек, вышел, чтобы лично пожать ему руку, проводить на лучшие места на веранде, ко мне он обращался с милой улыбкой и, как выяснилось, был знаком с папой. Народу оказалось немного, по наличию фотоаппаратов и обрывкам диалогов я поняла, что все – сплошь отдыхающие, приехавшие приятно провести солнечный денек у водоемов.

Нас усадили на мягкие диванчики у края балкона, отсюда открывался шикарный вид на озеро, но я, поеживаясь от вечерней сырости, тут же попросила плед. Его незамедлительно принесли. Джеймс откинулся на спинку, закурил, молча наблюдая за мной, на вопрос официанта о заказе ответил: «Как обычно».

– Часто здесь бываешь? – поинтересовалась я.

Он пожал плечом, глядя на меня сквозь густые клубы дыма.

– Один-два раза в месяц, когда приезжаю навестить Николая. Он любит это место.

Я растерянно покачала головой.

– Зачем, Джеймс? Зачем ты навещаешь моего папу? За что ты так добр к нему? Он рассказал, что ты очень помог с мамиными…

«Похоронами» я так и не смогла выговорить, только досадливо сглотнула. Где-то в глубине подсознания мне все еще казалось, что на самом деле мама жива, и подобные слова резали слух. На лице Джеймса мелькнуло легкое удивление.

– Потому что Николай – часть семьи. Он остался совсем один на старости лет и нуждался в помощи.

Да, так все и было. Мой отец нуждался, а бездушная Фэй ему отказала даже в самой малой поддержке. Мне было больно и стыдно думать об этом. Вспомнились слова Мадам о том, что ее сын никогда не прощает тех, кто нанес урон его семье. Насколько он великодушен, чтобы включить в это понятие моих родителей? И в какой момент из этого понятия он вычеркнул саму Фэй? Или все же не вычеркнул?

– Спасибо, ты очень добрый человек, – от всей души сказала я.

Джеймс усмехнулся, всем видом показывая, что не нуждается в моих благодарностях, перевел взгляд на озеро, нахмурился. Резко затушил окурок в пепельнице, на скулах заиграли желваки.

– Что случилось?! – удивилась я, не понимая причину смены его настроения. Пейзаж выглядел вполне мирным: все так же плескалась вода, розовело вечернее небо, на противоположной стороне, на песчаном пляже, у кромки берега с визгом резвилась детвора.

– Здесь нельзя купаться, – глухим голосом отозвался Джеймс. Что-то причиняло ему невыносимое беспокойство.

– Почему? – я повернула голову и увидела, куда смотрел он: парочка детишек наперегонки преодолевала водную дистанцию.

Джеймс взглянул на меня, как на сумасшедшую.