Дети Ишима. Книга 3. Океан

К временам «марсианского» периода моей жизни я уже намеревался вернуться давно, этот период вызывает у меня повышенный интерес в связи с некоторыми загадочными обстоятельствами своей жизни и тех, кто с ним связан. Появление «марсианки» на моем пути тоже вызывает у меня интерес и желание докопаться до истинных причин ее появления, и не только до этого…

Вспоминаю о дельфинах и интересуюсь у «Закрывающей собой солнце», не проспал ли я появления этих удивительных «человеко-рыб?»

– Нет еще, – отвечает она, – ты и спал то не больше часа, а сейчас полдень. До вечера далеко, можешь дремать дальше.

Но я поднимаюсь и говорю ей:

– До вечера далеко, поэтому вот сейчас сплаваю подальше к концу волнорезов, позову их, и мы встретимся, как говорится, – здесь и сейчас!

Читаю на ее лице недоверие к моим словам. Потом продолжаю:

– Что-то долго ждать до вечера, дельфины это же не поезда, которые двигаются по расписанию. Могут прибыть и пораньше, вон, сколько мне пришлось их ждать…

Я не уточняю, с какого времени их поджидаю, но по тону она понимает, что давно… Я обвязываю голову, на всякий случай, красным платком, чтобы я был заметен издали для спасателей, направляюсь к воде и ныряю. Выныриваю я далеко, моя подруга беспокойства по этому поводу не выказывает, она знает, что-что, а ныряю я хорошо. Я выныриваю, поворачиваюсь лицом к берегу, машу рукой, оставшимся на берегу, а затем ложусь курсом бейдевинд в сторону моря.

Добравшись за волнорезы, я делаю хороший вдох и ныряю опять, чтобы выяснить какая в этом месте глубина. Погружаюсь медленно и долго, до дна так и не дохожу, возвращаюсь наверх. «Мало ли» – думаю я, – «при возвращении с глубины могут возникнуть проблемы с кислородом». Пытаюсь отдышаться. Потом набираю полные легкие, погружаюсь с головой под воду и произношу несколько раз под водой, как и на воздухе:

– Дельфинчики, ко мне! На помощь!

И опять появляюсь над поверхностью воды. Потом без опаски ныряю еще несколько раз, выныриваю, смотрю в сторону моря, где ничего интересного не происходит, и поворачиваю к берегу.

Примерно на полпути вижу, как с берега моя подруга машет руками, как будто что-то собирается сказать или предупредить. На всякий случай оборачиваюсь назад и вижу, как три дельфина, периодически ныряя и поблескивая своими спинами, свернули со своего традиционного маршрута мимо волнорезов и направляются в мою сторону, а один из них уже находится от меня на расстоянии метров двадцати. В этот момент до меня начинает доходить, что вблизи они выглядят несколько иначе, чем в телевизоре или в описаниях мореплавателей.

Ходили слухи, которые утверждали, что будто эти славные «пескари» размером в обхват, спасают утопающих или играют с ними.

– Однако кто их знает, что у них на уме? – думаю я про себя, и при этом с все большим энтузиазмом, размахивая руками, направляюсь к берегу.

– Быть может, эти дикие пловцы еще не побывали в руках дрессировщиков и не окончили школу спасателей? Может быть, они ничего плохого против меня и не замышляют, может у них на уме желание поиграть со мной в какие-нибудь «нырялки.

Наверное, читатель помнит старинную игру малышни, когда в воде собиралось больше двух человек. Называлась игра «Баба сеяла горох и сказала, – Ох!». При этом все участники игры должны были одновременно погрузиться в воду. Выигрывал тот, кто последним выныривал из-за недостатка воздуха.

Слышал я, что дельфины, забавы ради, могут ухватить пловца за трусы и, играя с ним, нырнуть на глубину. Вот тут-то с ныряльщиком и может приключиться «горох». Сразу и выявится слабость в подготовке ныряльщика на задержку дыхания, поскольку эти тренировки наш «мореплаватель» оставил давно, начал курить, пить ром и всякие другие вкусные напитки, кроме полезного кефира. Кроме того, бесчинствовал без меры, а это все ослабляет здоровье, что может прийтись не по вкусу морским обитателям. Впрочем, «мореплаватель» в своей жизни уже встречался с сухопутным видом разумных и трудолюбивых существ таких, как и пчелы. Не дай бог, пчелы учуют посторонний запах полезных напитков или там какого-нибудь одеколона, пиши – пропало, они наваливаются всей гурьбой, и тут уже не спасают даже защитные средства, с этим автору пришлось познакомиться не понаслышке.

А что же дельфины? Отплыв на повышенной скорости от места, когда береговыми наблюдателями было обнаружено их появление, догадываюсь оглянуться. Вижу, что погони за мной нет, иначе бы они уже давно догнали. Немного успокаиваюсь, а дельфины все еще продолжают крутиться на том месте, где «утопающий» подал им крик о помощи. Потом видно поняли, что к чему, – повернули в открытое море и скрылись из вида.

«Утопающий» довольно резво выбрался на берег и полюбопытствовал у зрителей, как бы между прочим, вызвало ли импровизированное представление с дельфинами у них хоть какой-нибудь интерес? Маленькая девочка захлопала в ладоши, а потом спрашивает:

– Дядя, а почему ты на них не покатался верхом?

– Видишь ли, детка, – говорю я ей, – сегодня дельфины утомились. У них был трудный день. С самого утра охотились на мелкую рыбешку. Это же сколько нужно поплавать, пока наловишь себе этой мелюзги на завтрак. Поэтому договорился с ними о прогулке верхом в другой раз, может на завтра ближе к вечеру.

А своей спутнице поклялся, что впредь звать на помощь дельфинов буду только в том случае, если действительно буду тонуть и когда предварительно запасусь достаточным количеством вспомогательных средств или памперсов.

– Наталь, а ты не догадалась снять эти исторические кадры моей встречи с дельфинами? – спрашиваю я ее.

– Вик, – говорит она мне, – все было так неожиданно, что пока я спохватилась, они уже скрылись за волнорез. Сделала несколько кадров. Только успела снять одного, как он улепетывал в море и запечатлеть твой выход на берег из моря после встречи с ними. Ты там получился как Нептун, но без трезубца.

– Ладно, – говорю я ей, – и так для памяти сойдет. Хорошо, что трезубец потерял, а не что-то другое.

Она так и не поверила, что дельфины поспешили ко мне на помощь по моей же просьбе. Посчитала, что я ее разыграл. Иногда с ней я и это люблю делать. Она доверчива, как дитя.

– Ну и как же ты их звал? – спрашивает она меня.

– Да очень просто, – отвечаю я, – нырнул на глубину, и прокричал: – Дельфины! Ко мне на помощь! И все! Ты, кстати заметила, сегодня они прибыли не по расписанию, – говорю я ей.

– А когда под водой кричал – вода в рот не попадала? – удивляется она.

Ну, какой простодушный ребенок эта Наталья, прямо, как маленькая девочка с косичками и бантом!

– Вода не только в рот не попадает, когда беседуешь под водой, – говорю я ей, – но и в глаза, когда открываешь их под водой. Попробуй, в следующий раз сама, – говорю я ей, – только на мелководье, для тренировки.

К несчастью, ночью небо затянуло плотными тучами, и пошел дождь, который не прерывался несколько суток. Поэтому запланированной на завтра встречи с дельфинами не получилось. Делать было абсолютно нечего, и мы в номере находились почти как в тюрьме. Наталья вязала. Она всегда что-то вяжет, где-бы ни оказалась.

Ходят слухи, что уже видели вяжущих женщин за рулем автомобиля на ходу и, глядя со стороны на свою подругу, я им охотно верю. Что касается меня, то у меня свои предпочтения – я натягиваю на голову наушники, включаю музыку, и тут уже ни какой дождь и даже тюрьма мне не страшна.

Таким простым образом с наушниками на голове, я погружаюсь на дно Океана и оказываюсь в затонувшей неизвестно где и сколько лет назад Атлантиде.

Атлантида

Атлантида

Ливень (день первый)

Joachim Raff – Symphony No. 5 Lenora

Последние годы я замечаю, что возвращаясь в прошлое, я как-бы погружаюсь в глубины океана, мысленно смываю не нужных мне людей, которые встречались мне на дорогах жизни. Стираю все то, о чем бы мне ни хотелось вспоминать, и меня не покидает ощущение, что я вроде как обновляюсь или возрождаюсь заново. Способность удалять грязь, накопившуюся на душе или отбрасывать негативное, что происходило, считаю наилучшим свойством своей памяти и характера. Так я почти не вспоминаю годы, проведенные мной в зоне Чернобыля, результатом чего впоследствии, из моей жизни были вычеркнуты семь лет еще неплохих для жизни лет, которые я провел в клиниках и больницах.

Я погружаюсь в прошлое, как в глубину океана, где царит вечное спокойствие, напоминающее мне панораму затонувшей Атлантиды. А наверху, на поверхности океана, в это же самое время, может бушевать штормовой ветер и неумолимо нести утлое суденышко моей жизни на рифы или скалы.

Когда я думаю о тайниках памяти океана или космоса, что в сущности одно и то же, в этот самый момент я люблю слушать музыку. Вообще-то не совсем точно выразился – ее я слушаю всегда. И когда пишу скучные научные трактаты, сухие отчеты и статьи, а также, когда что-нибудь строю или ломаю. Заметил давно, что с хорошей музыкой строится, ломается и пишется как-то легче и веселее. С музыкой я не утомляюсь от любой работы и ее продолжительности, мне кажется, в это самое время я как-бы раздваиваюсь и присутствую одновременно в двух разных мирах. Музыка пробуждает воспоминания и порождает живые образы и атмосферу, царящую в уже почти забытом прошлом.

Хорошей музыки в мире море. Я пытаюсь в его глубинах отыскать несправедливо забытых или полузабытых мастеров прошлого.

Ощущение бесконечного Океана у меня возникло с детства, хоть в тех местах, где мне пришлось жить, его не было и в помине. Там был безмерный Океан миров, простирающийся по ночам над моей головой. При любой минимальной возможности я убегал в сопки ночью, находил для себя уютное местечко и вглядывался оттуда в эту звездную бездну. А когда увидел настоящий Тихий океан, он очаровал меня тоже. Он оказался столь же разнообразным, как и «Океан» Антона Рубинштейна, 3-й В-мольный концерт Гуммеля или пятая симфония Иоахима Раффа с поэтическим названием «Леонора». Те, кто никогда не слышал этих произведений, связанных с морской тематикой, потерял многое. Перечисленные произведения от аналогичных, других, отличает то, что в них человек как бы стоит перед чем-то бесконечным и непостижимым и в силах лишь ощутить его величие. Я рекомендую слушать эту музыку всем. Так «Леонора» Раффа необыкновенно хороша по красоте звучания, а если из нее местами убрать некоторые бравурные фрагменты и уменьшить громкость литавр и барабанов, ей нет цены.

Эту ремарку можно отнести и к «Океану» Рубинштейна. Лишь Гуммелю, ученику великого Моцарта с его неподражаемым чутьем и тонкостью своего учителя, удалось передать величие, таинственность и красоту океана, не впадая в крайности. Он хорош и тем, что в нем практически отсутствуют мрачноватые сцены встречи человека с грозными обитателями моря или драматичные сцены крушений кораблей.

Но перейдем ближе к делу. А существо дела связано с «марсианским» периодом жизни автора тем, как он до него дожил, прожил, и что осталось от всего этого в остатке. И дело здесь совсем не в том, что автор желает сообщить миру нечто такое, что ему неизвестно. Скорее всего, ему самому захотелось припомнить, что же все-таки происходило с ним самим в прошлом, вспомнить людей, которые находились поблизости и оставили в душе автора нестираемый след. Постараться ответить себе на вопрос – является человек сам творцом своей судьбы или, все-таки, наша судьба преимущественно зависит от воли случая, или навязана нам сторонними силами, или судьбой. Ведь рано или поздно, каждый приходит к этому вопросу, и автор не является здесь исключением.

Пишет автор и еще это для того, что если кому случайно попадут в руки эти записки, чтобы они старались читать их под музыку, тогда и у них может появиться доверие к автору, и им будет легче поверить в те небылицы, которые он плетет ниже.

Гуру

Three Piano Concertos after J.C. Bach, K. 107

Я вообще считаю, чтобы человек не делал, важно, чтобы делал он это с увлечением и, чтобы по мере приближения к завершению всех своих главных дел, у него еще не пропало желание желать. Конечно, было бы лучше всего, каждый день этого оставшегося времени встречать так, как если бы он являлся первым в твоей жизни, а жизнь представлялась бесконечной. Хорошо было-бы, как и вначале пути, продолжать строить воздушные замки и планы на завтра и верить в то, что это завтра наступит, а не думать, что рано или поздно прозвучит финальный свисток. Хоть мы все понимаем, что финальный свисток может прозвучать в любое время.

Мне посчастливилось знать таких людей, которые жили по этому принципу, чем они мне и нравились. И не просто нравились, я бы сказал, что в них души не чаял. Не так давно я простился с одним из них, навестив его в одной из клиник в последние часы его жизни. На столе в больничной плате лежал лист бумаги, на котором была изображена некая схема генератора для возбуждения электрических разрядов. Причем схема была набросана часа за два до начала у него сложной операции, которую он так и не пережил. Ни я, ни те, кто с ним были знакомы, точно не знал, сколько ему было лет, какая у него была настоящая фамилия, которую ему по роду своих занятий пришлось сменить давно. На этот счет он не особенно любил распространяться, а мне это было не особенно важно. Было важно, что он был!