Багровый рассвет

Багровый рассвет
Виталий Винтер

Несколько десятилетий прошло с тех пор, как внезапное таяние полярных льдов кардинально изменило карту планеты Земля. Весь привычный мир рухнул и над обломками того, что называли цивилизацией, сомкнулись соленые волны – равнодушно бьющиеся о новые, ставшие еще теснее для многих берега.

Подхорунжий Вовка Щербаков коренной островитянин острова Крым и его напарник, беженец с материка, младший урядник Саша Заставский просто пытались выжить и выполнить долг защиты своего скудного клочка земли. Надеясь только на себя и далекую искорку имперской орбитальной платформы. В гуще этой земной каши внезапно оказывается пилот и орбитальной станции, сбитой неведомыми пришельцам, капитан Анатолий Ледов.

Старого мира больше нет, а жить и пытаться строить будущее нужно сейчас… Смогут ли пройти обычные люди сквозь плен и огонь бесконечных сражений, в которых враг может оказаться совсем не тем, с кем они сражались…

Драйвовый постапокалипсис. Динамичное повествование в духе блокбастеров насыщено подробными описаниями боевой работы пехоты, флота, и космических войск.

Виталий Винтер

Багровый рассвет

Глава 1

Жара сводила с ума, а раскалённый жёлтый мяч солнца, словно сговорившись с облаками, нестерпимо сиял в полуденном безоблачном небе. Подхорунжий Вовка Щербаков вытер рукавом затёртой камуфляжной куртки мокрое лицо, попытался осторожно перевалиться на другой бок и тут же зашипел не хуже яйца на сковородке. Пыльная, выжженная земля вокруг, похоже, раскалилась, как та самая сковорода, только вместо яиц на ней жарилась побелевшая от зноя трава да высушенные до желтизны колючки вперемешку с толстыми стеблями амброзии, а в качестве желтков подгорала пара погранцов Тмутараканского войска.

Вовка с надеждой обвёл взглядом спокойную и словно стеклянную поверхность моря, на которой играли золотые блики солнечных лучей, наслаждающихся отсутствием волн. Бриза, который развеял бы тягучую жару, к сожалению, не предвиделось. А из безоблачных светло-голубых небес смотрели вниз, на его страдания, не мигая, неподвижные искорки имперских спутников и орбитальной платформы. Запроливная империя была единственным союзником островной Республики, да и то только потому, что ей было выгоднее поддерживать их, чем пытаться договориться с Чёрным Халифатом. У имперцев западные рубежи северного средиземноморья считались спокойными – почти что курортом. Не то что ядерный рубеж с Поднебесной, возникший в самом начале этого безумия после оккупации Дальнего Востока ханьцами. Теперь по кордонной линии восточнее Новосибирска раскинулись обширные ядерные пустоши, отсёкшие захваченные территории от имперской метрополии. Туда без надобности ни те, ни другие не суются. Болтают, что Камчатку, ставшую также очередным островом, Поднебесная захватить не успела – те смогли договориться и перейти под руку британско-амерской Федерации. А переоценивать свои возможности, окружая себя со всех сторон врагами, в очередной реинкарнации Поднебесной, видимо, не стремились и спустили потерю лакомого куска, вытянутого прямо из пасти, на тормозах – заключив до поры до времени договоры о замирении с наглыми северными янки. И так отхватили порядочный кусок – включая затопленные территории.

Вовка вновь оглядел пустынные воды перед собой. Возле берега вода казалась особенно тёмной от обилия разросшихся в последнее время водорослей, занявших огромные площади. Поговаривали, что во многих местах возле берега они создали ковёр, который поглощает солнечный свет. Из-за этого рыба почти пропала, а на винтах ходить в море стало довольно проблематично. В последнее время всё стало проблематичным, что поделаешь – три десятка лет назад, во времена Потопа, цивилизация рухнула на колени, а сейчас, похоже, окончательно ложится в полузатопленную могилу. Всего стало не хватать: начиная с медикаментов и заканчивая водой, продовольствием. Да уж, но другой жизни подхорунжий, если честно, и не помнил даже. Ему, как и многим, с самого детства приходилось бороться, чтобы выжить.

Всё-таки, набравшись смелости, Вовка осторожно перевалился на бок и оглянулся, не скрывая раздражения, на выжженную жёлтую степь, начинавшуюся позади их позиций. Она раскинулась до горизонта – тая в вязком душном тумане, словно мираж, захламлённая ажурными, ржавыми столбами электропередач и парой ветряков с неподвижными, густо посечёнными осколками лопастями. Всё стояло на своих местах. Не хватало только одного – самого главного. Вот уже пятые сутки Щербаков и его напарник Сашка загорали на этом берегу, а по плану их ещё вчера до полудня должны были сменить. Однако БМП со сменщиками так и не появлялась. Облизав потрескавшиеся губы, он осторожно подёргал прицепленную на ремне флягу. Та слабо булькнула – развеяв его наивные мечты о лишнем глотке воды. Воды осталось на самом донышке, всего на пару глотков, и их придётся экономить – достать ещё можно было только на базе. Хотя, казалось бы, море рядом – воды завались, но опреснительные таблетки – дорого, а копать колодец без толку – кругом одни солончаки. Потому до самых гор никто и не селится – пустыня.

Вовка тяжело вздохнул и снова уставился в сторону моря. Было просто невыносимо жарко, скучно, и зверски хотелось курить. Только табак запретили больше года назад… Ставка очередного гетмана чудила по полной – выдавая идиотские приказы один за другим. Так и в этот раз – курение объявили не модным, ухудшающим и без того хлипкую экосистему, пороком, усугубляющим выбросами углекислого газа парниковый эффект и растапливающим остатки ледников. Типа они в такую жару ещё где-то остались. Да ещё напарник достался… Вовка криво посмотрел на своего соседа по несчастью и ещё острее почувствовал жизненную несправедливость, просто заскворчавшую где-то у него внутри от палящего со всех сторон жара. Напарник сладко посапывал метрах в пяти под дистрофически сморщенными жёлтыми кустиками, устроив голову на тубусе реактивного пехотного огнемёта «Шмель».

Они были совершенно разные с виду, худой и быстрый, загорелый дочерна, общительный Сашка и высокий, мускулистый и кареглазый Вовка, отлично ладили и понимали друг друга с полуслова.

«Всё-таки пофигистический народ эти с материка, – подумал подхорунжий. – Дрыхнет без задних ног, и нет ему дела до пропавшей смены и оставшихся паре глотков воды». Сам он родился на Острове и был местным, что, в принципе, не играло в Войске никакой роли, но у него было всё же какое-то особое чувство гордости за свою непокорённую землю.

Он ещё раз тяжело вздохнул, проглатывая несправедливость. Задумался и устало улыбнулся. Тоже мне расстройство и проблема. Правда, если вдуматься, и проблемой это было назвать трудно – просто мелкие неприятности. Много лет прошло с тех пор, как всё рухнуло, и над обломками того, что называли цивилизацией, сомкнулись солёные волны – равнодушно бьющиеся о новые, ставшие ещё теснее для многих берега. После того как растаяли ледники, уровень моря поднялся, и оно затопило половину городов, а устье Днепра до Днепрогэса стало чуть ли не морским заливом. Исчезли, а если точнее, опустились на дно Чёрного и Азовского морей бывшие Херсонская, Запорожская и Николаевская области, часть Донецкой и Одесской областей. Новая Одесса возродилась на обновлённом побережье, но и перенос не смог помочь ей возродить свободный и богатый город-порт. И ныне она лежит в руинах после череды десантов и попеременного захвата враждующими государствами. Остров тоже потерял часть низменных территорий: ушла на дно низменность к северу, исчезла лежавшая за Керченским проливом Кубань, Ростов ушёл на дно, словно его и не было, а устье Дона, разлившись, соединилось с Каспийским морем, увеличившимся вдвое и раскинувшим, словно жадные руки, новообразованные заливы, бывшие не так давно руслами крупных рек. Да, кто ещё помнит такие города, как Лондон и Венеция, а также полностью исчезнувшую Данию с Голландией? Все эти названия и ему самому, за неполных три десятка прошедших лет, почти ничего не говорили – только равнодушные строки в истрёпанных, вдвое, а то и втрое старших его самого учебниках, да невнятные и тревожные детские воспоминания. Старого мира больше нет, а жить нужно сейчас… Или хотя бы попробовать жить дальше, как они тут на Острове пытаются не одно десятилетие. Правда, кто им даст в мире и спокойствии жить дальше?! В сошедшем с ума и жаждущем крови мире?!

Он вспомнил детство и рассказы тех, кто пережил кошмар Потопа и десятилетий непрекращающихся, до сегодняшнего дня, войн. Жизнь на Острове чаще всего коротка и бесшабашна. Люди, умудрившись пережить очередную стычку, каких всегда случалось немало, становились сызмальства словно существами особой породы – привыкая не бояться ни Бога, ни Дьявола и жить только сегодняшним днём. Если остались руки-ноги целыми, а голова ещё на плечах – о чём можно мечтать?! Что-то изменить в завтрашнем дне всё равно не суждено. Многие пытались что-то изменить, но жить при этом просто забывали и уходили в небытие. Остров превратился в один монолитный клан – войсковое братство, подчиняющееся в отношении тех, кто приходил извне, только одному правилу: если есть сомнения – следует уничтожить. Целей сам будешь, а уж потом прав был или нет – на небесах разберут.

Как-то быстро всё пошло ко дну – неизбежно и монотонно, как течение самого времени. После скорого развала экономики и агрохозяйства начались волнения. Череда войн и конфликтов между Новороссийской Федерацией и обеими Незалежными друг от друга и здравого смысла Украинами унесли куда больше народа, чем сама климатическая катастрофа. Вовкин напарник был откуда-то из-за залива. Спрашивать, от какой из враждующих сторон явилось пополнение, в Островной Республике было не принято. Главное – беженцы шли охотно в Войско и помогали отбиваться от бесконечных десантов Чёрного Халифата. Но и без того было понятно, с кем он бился там. Теперь-то за заливом вроде стало поспокойней, но только после того, как «чёрные» надавали обоим западным гособразованиям по полной программе у Новой Одессы – перетопив оставшийся флот и высадив десант. Чтобы выбить окопавшийся там десант, пришлось, скрепя сердце, договариваться друг с другом и – о кощунство! – просить помощи у злых имперцев, а те просто-напросто попросили посодействовать своих союзников – федералов с востока. Но ничего с того хорошего не вышло. После помощи сразу стали орать, что имперцы с союзниками только о том и мечтают, как захапать соседские проблемы и территории в свой рвущийся от них карман. И всё началось сызнова, хотя, по правде говоря, и не прекращалось уже который десяток лет.

За проливом к западу расстилались земли, как было принято величать их на Острове, – «несостоявшихся государств». Которые, как говорил его сотник: «И дать людям жить не способны, и умереть никак не могут», – всё время, цепляясь за образы разнообразных внешних врагов, не дающих им нормально существовать. Напарник Сашка был ещё менее многословным, но как-то раз коротко сказал ему: «Нельзя оживить то, чего никогда и не было». Единственные союзные Острову и имперцам территории лежали за проливом на востоке, словно буфер между коронной имперской территорией и поражёнными словно массовой болезнью идиотизма и ненависти к соседям и братьям в прошлом западными гособразованиями.

Щербаков отбросил закипевшие в раскалившейся голове мысли и, осторожно вдохнув полной грудью обжигающий воздух, приподнял тяжёлый приклад снайперской ОСВ-96. Припал, поморщившись, к снайперскому прицелу – резина окуляра обожгла кожу словно раскалённым железом. Привычно устроив приклад на плече, он повёл толстым стволом, увенчанным пламегасителем, медленно просеивая, сквозь приближение оптики, пустынную черноморскую гладь. Безветрие превратило море в подобие огромной линзы. Эта линза ослепительно отражала жар, и горизонт почти исчезал, растворяясь в расплывавшейся дымке миражей. Насколько можно было судить – горизонт был чист. Впрочем, как и все последние пять дней…

Напарник зашевелился и, потянувшись, издал протяжный рёв хорошо отдохнувшего человека – вполне довольного жизнью.

– Младший урядник Заставский! Попрошу не демаскировать нашу позицию! – сказал подхорунжий, откровенно обрадовавшийся проснувшемуся собеседнику.

У напарника было загорелое до черноты и небритое, заспанное лицо с весело сверкавшими серыми глазами.

– Ещё скажи, шо тута наша погранзастава или, ещё лучше, таможенный пост, – весело осклабился из своего куста Сашка.

– Ага, и чёрные контрабандисты придут. Увидят тебя и дадут нам на лапу чёрных и экологически чистых динаров.

– Да уж, эти дадут… – протянул напарник.

Он, нагнув выбеленную солнцем голову, пошарил в жёлтой траве.

– Смотри, шо нашёл! – загоревшая до черноты рука Сашки сжимала изодранный разноцветный газетный лист. – Лежит тут, наверное, лет десять, с самого Потопа, если не больше. Слушай, почитаю тебе международные новости.

Он затараторил, фальшиво серьёзным тоном:

– Правительство Голландии сообщает об успешном выполнении очередного проекта, отобравшего у моря пятнадцать квадратных километров, пригодных для рекультивации земель. Западно-Амстердамская дамба стала одним из крупнейших проектов, реализованных в пятом десятилетии двадцать первого века…

Вовка устало перебил его:

– Нету больше ни Голландии, ни Амстердама! Одними из первых булькнули, – медленно сказал он, пытаясь найти хоть какое-то подобие тени за дистрофическими кустиками и одновременно, безнадёжно, гоняя горячий воздух потрескавшимся листком клёна, неизвестно, каким образом очутившимся в переплетении травы. – Не помогли эти дамбы, когда океан на пару десятков метров подпрыгнул. – И, помолчав, с презрением оглядев кленовый листок, кинул тот вниз с крутого ската берега к воде и добавил: – Перед самым развалом вроде говорили, что дёрнули они все в Африку. В бывших колониях своих, небось, дамбы опять строят…

– Если им дадут что-то там строить, как и нам тут. Глянь в свою оптику, – вдруг совершенно другим голосом сказал Сашка. – Вроде на горизонте что-то объявилось…

Мгновенно подобравшись и вскинувшись, Вовка припал к раскалённой резинке прицела. Вдали появилась чёрная расплывчатая точка. Уже можно было разглядеть, как она стремительно двигалась в их сторону, оставляя белый пенный след за собой. Через несколько секунд она выскочила из марева миражей и подхорунжий разглядел, что это катер на воздушной подушке. Он нёсся, полускрывшись в облаке поднятой винтами водяной взвеси, сверкающей в солнечном свете. Два винта на корме толкали катер вперёд, бешено вращаясь, превратившись в сверкающие круги. Через минуту стало ясно, что катер нацелился прямо на их участок пляжа. Вовка приготовился – защёлкнул в паз винтовки полный магазин красноголовых бронебойных пуль. Шум моторов стал уже отчётливо слышен на берегу. Катер, сбросив обороты, повернул параллельно берегу и направил в его сторону носовую башню, словно осторожная ищейка принюхиваясь к безмолвному пляжу, стволом автоматической пушки, увенчанным хищным пламегасителем. Теперь катер отделяло от них не более полуверсты, и можно было определить его тип. Вовка, пошевелив губами, припоминал полустёртые в голове уроки в учебке их коша. Похоже, это был малый разведкатер типа «Синоп». Подушка, два винта, полусфера башни на носу с тридцатисемимиллиметровым артавтоматом и горбик надстройки в середине над мечущимися во встречных порывах ветра радиоантеннами. Венчал всё это безобразие чёрный флаг с полумесяцем – символом Халифата. Минимум брони, дизельные двигатели, рассчитанные на небольшой радиус действия. Лёгкий и дешёвый скаут. Видимо, удостоверившись в необитаемости берега, катер резко вильнул и направился прямиком к песчаному пляжу. Винты тихо шуршали, на экономичном ходу, не поднимая больше туч морской воды за кормой.

Напарник, без слов, уже скрылся где-то в зарослях жёлтых, дистрофичных кустов в пятидесяти метрах от их лёжки.

До берега оставалось метров двести, когда боковой люк надстройки откинулся и на тесную палубу вылезли шестеро в бледных жёлто-серых полосатых маскхалатах. За ними вылез ещё один в чёрной униформе с тускло блеснувшими серебром нашивками на рукавах. Чёрный был, видимо, из команды катера, а остальные – разведгруппа. Да не просто разведгруппа – Вовка чуть не присвистнул от удивления, – а, судя по украшавшим всех усам и сбритым бородам, это были янычары. Всё понятно, за одним исключением: очередная ли это террор-группа «чёрных» либо первая ласточка большого десанта. Одно было точно – катер спустили с более крупной посудины неподалёку. Сам добраться сюда от Трапезунда он точно был не в состоянии.

Тем временем столпившиеся на палубе янычары стали оживлённо совещаться. Точнее, общались, энергично показывая руками в сторону берега, только двое: чёрный и один из полосатых, видимо старший группы.

«Молодцы! Будет проще целиться», – мысленно похвалил их подхорунжий, поплотнее прижав приклад к плечу. Он прильнул к окуляру прицела, словно пытаясь срастись со своей винтовкой. Пора было ставить крупнокалиберную точку в оживлённом споре на катере. Попасть в цель с двухсот метров из его артиллерии было не так уж и сложно. Однако было одно «но» – целью был тонкий ствол, время от времени резко меняющий своё положение при повороте тускло отсвечивавшей поцарапанной башни. Помнится, ещё в учебке, они попадали с полутора километров в мишень сорок на сорок. Тут, правда, второго шанса ему вряд ли дадут.

Задержав дыхание, Вовка плавно нажал спусковую скобу, и жёсткая отдача ударила в плечо. Конический кусок металла калибра 12,7 с начинкой из обеднённого урана понёсся вперёд, разогнавшись до сверхзвуковой скорости. Через мгновение яркий сноп искр расцвёл на основании ствола орудия. Ствол, к сожалению, не перебило, но заметно согнуло. Ещё два выстрела разметали застывших с открытыми ртами десантников. Затем корпус катера исчез в облаке жёлтого пламени. Оно скрыло всё от глаз и ударило резким взрывом по ушам.

Когда облако опало, то на воде горел и дымился обугленный остов, который меньше всего походил на злонамеренного нарушителя тмутараканских границ. Один из уцелевших винтов всё ещё бешено вращался в переплетении погнутых стоек, кромсая покорёженными лопастями палубу на баке, дико визжа и искря. Второй же начисто срезало взрывом. Взрыв раскурочил рубку, и она вздулась, словно огромный бронированный пузырь, испускающий из выбитых глазниц узких иллюминаторов весёлые жёлтые языки пламени. Башня с носа катера исчезла – словно срезанная гигантским лезвием. Подхорунжий неспешно просеял воду поблизости пылающего остова, но чудес не бывает. Так что не стоило беспокоиться об оставшихся на палубе – выживших не было. После взрыва термобарической ракеты получается такая ударная волна пополам с избыточным давлением, что возле катера в радиусе пятидесяти метров и рыбы-то вряд ли выжили, если они тут ещё водились. Но лучше перестраховаться! Кто их, этих «чёрных», знает – поговаривают, что их там, за морем, всех поголовно генномодифицировали по военной надобности. Им теперь и море по… Ну по это самое. Но, как говорится, по теперешним временам – тот побеждает, у кого больше вёсел. Ну, а у «чёрных» – то гребцов с вёслами завались. А у нас, грустно пронеслось в голове, хоть и остров – флоту нету. Совсем, весь смодернизировали ещё перед Потопом под корень. Только и можем сейчас, что отбиваться из последних сил.

Тягучий чёрный дым, нагоняя тоску, поднимался над спокойно дрейфовавшей развалиной, и не думавшей тонуть, как все нормальные корабли её класса после попадания объёмного боезаряда. И предательски пушистый толстый столб дыма всё выше тянулся в чистое небо большим восклицательным знаком, где точкой стал всё сильнее разгорающийся пожар на бывшем нарушителе границ.

«Ну, что там может так гореть? – с печалью о премиальных подумал Щербаков. – Вроде ж рапсовый дизель так гореть не должен?!»

Из завядшего кустарника, метрах в тридцати от Вовки, появился с трубой на плече растерянный Сашка и выразительно пожал плечами. Подхорунжий закатил глаза к небу и показал пальцем сначала на него, затем ткнул себя в мокрый на груди камуфляж и выразительно провёл ладонью по горлу. Вот снайпер – это ж надо попасть прямо в открытый люк. Вот катер так и полыхает, а тонуть и не собирается. Плакали теперь их премиальные. За такое загрязнение атмосферы ещё и влетит по полной. Будь прокляты эти глупые правила, которые взялись вводить в столице с упорством, достойным другого применения. Безалаберные попытки спасти то, что уже погибло. Какое уж тут загрязнение атмосферы, когда с небес сыплются с завидным постоянством лазерные копья вперемешку с «облегчёнными» ядерными боеголовками?!

С моря подул слабый пока ещё ветерок, размазывая жирный столб дыма в сторону суши. А на западе, откуда прибыл незваный гость, горизонт потемнел – закрыв чёрными грозовыми тучами яркий шар солнца. Там засверкали молнии, а вместе с ними с неба ударили малиновые лучи орбитальных лазеров. Лучи резали расползшиеся веером, торопливо ползущие к берегу, десантные суда «чёрных». Но не только тяжёлые, набухшие влагой тучи смогли добраться до берега. С первыми тяжёлыми каплями, упавшими на обожжённую землю из низких долгожданных туч, упали и реактивные снаряды, подняв в воздух с узкой полоски пляжа тонны земли и песка. Впрочем, всё это быстро опало, прибитое начавшимся ливнем. Первым за последние пять лет. Дождь всё усиливался, скрывая за сплошной стеной дымящийся лунный пейзаж на берегу и две фигуры, быстро бегущие вдалеке по мокрой степи.

«А сменить нас так и не успели», – пронеслось у подхорунжего в голове, когда цепочка разрывов взметнулась прямо перед ними, раскрыв объятия грязно-красных лепестков фугасных цветков и погасив сознание ударом горячей волны скомканного воздуха.

…Сознание возвращалось к подхорунжему медленно и болезненно. Голова трещала и, казалось, разламывалась, как корпуса судов Старого флота, догнивающие там, где когда-то была Свевастопольская бухта. Приподнявшись на дрожащих локтях, подхорунжий со стоном привалился к шершавому дрожащему борту. В голове гудело. Руки были скованы ржавыми наручниками. Он попытался понять, где находится. Узкая два на два комната, а точнее каюта, освещалась бледными зеленоватыми лучами, проникающими через узкий, расположенный под самым потолком, круглый иллюминатор. Зеленоватым светом иллюминатор был обязан проносящемуся снаружи бесконечным потоком переплетению «чёрных» водорослей вперемешку с тонкими бусинками воздушных пузырей. Было тяжело дышать – спёртый, застоявшийся воздух вонял сыростью и сероводородом гниющих водорослей.

В оглушённом мозгу всплыла одна-единственная мысль: «плен». Затем его накрыло волной полного равнодушия к происходящему. Всё вокруг уже не имело никакого значения. Попасть в плен к «чёрным» – худшего нельзя было и представить. Его ожидали каторжные работы на одной из плавучих рыбных ферм возле Галлиполи или подводные рудники, а возможно и настоящий ад на одном из бесчисленного количества гнилых островов возле Истанбула или в заливе Грузинского Рога. В обоих случаях протянуть там больше пары месяцев не удастся, а уж о побеге и думать не стоило – кругом вода. Домой-то по теперешним временам пешком не дойдёшь. Но если его нашли на берегу, то они знали, кто он. И всё-таки забрали с собой, а янычары не брали в полон островников из Войска, и те отвечали им взаимностью. Зачем?! Затем…

Вовка сильно ударил затылком о стену, отозвавшуюся гулким эхом – амба.

Внезапно, в ровный перестук лениво молотящих где-то вдали дизелей и монотонный плеск волн за ржавым бортом ворвались торопливые шаги, приближавшиеся к его камере. Подхорунжий сглотнул и замер, ожидая неизбежного. Шаги замерли за дверью, сменившись скрежетом несмазанного замка. Изъеденная ржавыми потёками дверь резко отворилась, и оттуда, ослепив подхорунжего, хлынул поток яркого электрического света. В дверном проёме возникли три фигуры. Вовка, щурясь, различил на двух стоящих по бокам стандартный полосатый камуфляж. Воронёные стволы штурмвинтовок глядели в пол. Фигура в центре, в чёрном кителе с золотыми нашивками, шагнула вперёд в полумрак каюты.

«Секбанбаши корпуса янычар», – мрачно пронеслось в голове у Щербакова.