Вампирские сюжеты. Рассказы, повести, стихи

Присутствуйте и примите

Сию жертву, предложенную мной.

Да будет оная достойна Самих Древних!

Иа Машмашти! Какамму! Селах!

Взывал он к ним, разводя руки ладонями вверх и водя вокруг, словно с пафосом и гордыней указывая на устроенную им резню. На целую компанию окровавленных, обнажённых и истерзанных трупов, валявшихся особо выставленными позами в лужках крови. Это была жертва, чтобы тело колдуна использовать, как проводник. Чтобы могучие древние силы дали ему достаточно энергии на свершение задуманного.

Пальцы мужчины опять складывались в знаки-мудры, чертя звёздные и планетарные символы. Он разучивал всё это долго и упорно, лишь после тщательной и трудоёмкой практики можно было бы достичь такого результата. После воззвания к Древним Богам Хаоса он зачем-то принялся использовать все эти ритуальные предметы – поднимал чашу, читая молитвы воды к Ундинам, поднимал зажженный скипетр, восхваляя мощь Саламандр, проделал тоже самое с кинжалом и монетой, упоминая Гмурров и Альвоф, однако смысл на кладбище среди ночи обращаться к стихийным сущностям посреди кровавого ритуала оставался по-прежнему не столько загадкой, сколько абсолютной глупостью, противоречащей самим канонам мироустройства.

И вот он задрал голову в сторону Луны. Начал очерчивать её видимый силуэт этими символами, а также чертить ими пятилучевую звезду уже остриём вверх, да так, чтобы в ровном пятиугольнике её центра было как раз идеально вписано полнолуние.

Естественно так это выглядело исключительно из глаз мужчины. Он ведь занимался колдовством и был сейчас нулевой точкой отсчёта координат в проводимом им ритуале. От себя измерял и от себя повелевал, сквозь себя пропускал и видел так, каково оно должно было быть.

Энергии крови собралось, впрочем, достаточно, чтобы его крупные ошибки пробивали мощные бреши для любых лявр, голодных сущностей и застрявших меж мирами вне времени и пространства.

Этот колдун ринулся рисовать символы куда более сложные, чем многоугольники и звёзды. Теперь начерченное в воздухе было особыми древними печатями врат, которые словесному описанию не поддаются, но содержат в себе обилие линий, точек, углов, окружностей, колец и прочих художественных элементов, объединяющих миры реальности чрез магию символов.

Сейчас я слышал голоса убиенных им молодых людей. Парни и девушки взывали к отмщению, желали его крови и мучительной медленной смерти. Они завещали самих себя тому, кто выполнит их просьбу. Они надеялись на великодушие того бога, который будет способен воплотить их месть, уничтожив бессердечного убийцу.

Их вой и вопли ласкали мою душу. Это было сравнимо с пением лесных волков, воющих в промёрзлых глухих лесах на мою ненаглядную Богиню. О да, всё громче и надрывистей! Эти стоны боли, эти звуки страданий и пережитого ужаса! Вот она! Настоящая музыка тьмы, леденящая душу, пробирающая до костей, впивающаяся морозными иглами, трепетно разливающаяся и внутри, и снаружи!

Они молили всех, а он в это время молился на Луну. Меня даже терзало некое чувство ревности от наглости колдуна вот так, с такой небрежностью и неточностями, сквозь обряд, полный постыдных нелепых ошибок, смевший, тем не менее, разговаривать в сияющим ликом небес.

– Дух Луны, помни! Нанна, Отец Звездных Богов, помни! – говорил он вновь так громко, как мог своим медным гулким тембром.

– Во имя Договора, подписанного меж Тобой и Родом Человечьим, Аз взываю к Тебе! Внемли мне и помни! Из Врат Земли аз взываю к Тебе! Из Четырех Врат Земли Ки аз молюсь Тебе! О, Владыка, Первый средь Богов, коего возносят как на небесах, так и на земле! Владыка Нанна из Рода Ану, Внемли мне! – он, несомненно, молился теперь конкретному лунному божеству.

Первейшему из них, которому не гнушались поклоняться ещё предки лемурийцев, дабы Луна светила им с неба. Эти верования дошли сквозь эпохи до Аккадии, сохранив огромное количество текстов и легенд. И по сей день их наследие живёт, а колдуны, шаманы и жрецы всё ещё пробуют проводить магические церемонии и ритуальные чародейства, взывая к старым богам.

– Владыка Нанна, окрещенный Син, Внемли мне! – взывал к Луне этот человек, – Владыка Нанна, Отец Богов Ура, Внемли мне! Владыка Нанна, Бог Блистающей Короны Ночи, Внемли мне! Царевозводитель, Прародитель Тверди, Даритель Златого Жезла, Внемли мне и помни! Величественный Отец, Чьи помыслы лежат вне разуменья как богов, так и людей, Внемли мне и помни!

И тут я догадался, что именно он делает. Он обращает Луну в портал. Открывает врата чрез силы Древних, используя лунный свет, как проводник. Взывает к стародавнему древнему богу Нанна, древнейшему из Лунных Хранителей, их верховному лидеру, дабы не то заручиться его поддержкой, не то усыпить бдительность, не тол и вовсе использовать в своих целях.

Чем больше духи Луны вникали в его громогласные чтения молитвы, тем сильнее становилась связь колдуна с небесным светилом, а сияющий серебристый диск на небосводе искривлялся куда-то вовнутрь, создавая дыру из мира прочь. Дыру в какое-то другое пространство. Ворота в инородный мир.

– Врата Великих Врат Сфер, откройтесь мне! Владыка над Игиги, распахни Свои Врата! Владыка над Аннуннаки, открой Врата к Звездам! Иа Намрасит! Иа Син! Иа Нанна! Бастамааганаста Иа Киа Канпа! Магабатхи-йаНанна Канпа! Машрита Нанна Зиа Канпа! Иа Маг! Иа Гамаг! Иа Загастена Киа! Аштаг Кареллиош! – читал он громче и громче, нараспев, под завывания буйствующих ветров.

Где-то вдали сверкнула молния, там, где клубились сбегающиеся тучи. Но им не дано было застлать небесного сияния. Миниатюрные смерчи гуляли, поднимая сухие листья по территории кладбища, однако даже не смели приближаться к заколдованному кругу.

Начал накрапывать дождь, а на ладонях человека не было ни капли. Я начал догадываться, к чему был весь этот маскарад со стихиями. Не скрою, во мне впервые возникло чувство опасения, которое прежде я никогда не ощущал. Столько раз я видел страх в людских глазах напротив, сколько пережитого ужаса гримасами отвращения и испуга скользило по человеческим лицам за эти годы! Я упивался этим, я познавал чувство устрашения всем своим существом, а теперь ещё и ощутил его сам, изнутри.

Земля содрогалась, как будто бы мир мёртвых сопротивлялся тому противоестественному действу, что сейчас творится на поверхности. Мир готов был принять в себя то, чего здесь попросту не должно было существовать. И никто не мог встать на защиту, не смотря на полное бескультурье и дилетантство этого, казалось бы прекрасно заучившего тексты и мастерски владеющего жестами колдуна.

Его точность и трудолюбие были несомненны, а вот его истинные познания оставляли желать лучшего. Невежественный маг открывал Лунные Врата навстречу чему-то неведомому. Быть может, он и сам не представлял, что могло оттуда снизойти в наш мир.

А, может, в этом-то и была его истинная цель. Губитель мира, хаосит, но он всего лишь пешка. Он читал заклинания на языке, которого не знал. Взывал к силам, понять которые его разум вообще был не способен. Он коверкал и извращал ритуальную магию, как ему вздумается. Наш некрополь противился ритуалу, но ни один вурдалак не рискнул явиться сюда. Был только я.

И этот колдун зарыдал в приступе яростного смеха. Воззрился на лунный лик, вскинув голову так, что спал капюшон. Ливень шедший по кладбищу не задевал цилиндр, столп круга, бьющий ввысь до самых небес, однако щёки мужчины были всё равно влажными.

Слёзы радости, столь редкое явление. Он был так воодушевлён достигнутым, а тело его реально тряслось под этот ликующий хохот. Колдун буквально задрожал в унисон неспокойной земле территории старого заброшенного кладбища.

Наивный безумец! На что он надеется? Неужели, по его мнению, всего какой-то кучки убитых с вырезанными письменами на коже хватит, чтобы распахнуть полноценные Лунные Врата в этот мир?! Его деяния обречены на провал, а я могу стать ему карой, его воздаянием за то, что он творит, не ведая сути и не понимая смысла.

Не выношу звуки смеха. Весёлого, злорадного, наигранного и искреннего. Эти колебания в груди звучат, словно бьющееся второе сердце, которое так и хочется вырвать, разглядывая, как оно ещё трепещет, но угасает… Почему бы… и нет?

Я взглянул в раскрытые глаза мертвецов, им убиенных. Трупы лежали молча, но я отчетливо даже в шуме ветров и раскатов грома слышал их призывы к мести. Я могу стать их дланью судьбы. Сплести их тела в одно целое, соединить мертвую плоть и бездвижные кости в колоссальную конструкцию кладбищенского стража.

Могу создать лютое чудовище, блуждающее здесь во мраке и отгоняющее случайных прохожих, отчаянных смельчаков, такой же молодёжный сброд и вот этих вот жалких колдунов-самоучек, не ведающих, что можно творить ночами на погостах. Для них я буду лордом и повелителем, а они моим верным могильным псом. Тао Падме Хаол Кхум!

Моим конечностям нужна разминка. Раз уж сегодня я пробудился от мерзостных смешков, могу и вдоволь насладиться прогулкой. Меня не заботит спасение мира, мне отнюдь не жалко это бестолковое стадо, лежащее трупами в багряных разводах ритуальной звезды. Однако стать карающей дланью, порадовать себя, порадовать своих богов и быть чем-то вроде божка для тех, кто в моей власти – это, пожалуй, довольно привлекательно звучит. Настану я – и всё в момент умолкнет. И сладко воцарится темнота. О да, как поэтично, как изыскано!

Теперь уже не бездумный молодняк будет здесь мусорить и жевать сушённые обжарки из шелестящих пакетов, а я буду жадно чавкать острыми зубами, пожирая человеческую плоть этого мага-наглеца. Ведь то, что пробудилось в ночи – уже не уснёт, пока не утолит свой голод. А я голоден и испытываю жажду, в вуали тьмы и на крыльях скорби желаю поскорее вцепиться я в этого дерзкого безумца.

Мои челюсти соскучились по этому жадному чувству. Когтям не хватает живой плоти для поддержания себя в форме. Он отнял у меня возможность познать чужие страдания, самолично убил этих людей, которых я вскоре соединю в изысканного в своей ужасающей чудовищности гомункула со множеством голов, ног и рук.

Это будет мой шедевр, моё творение, моё детище. А он же ответит предо мной за все их и за все свои прегрешения. Мои конечности будут рады разминке и пробежке, борьбе с тем, кто заведомо не способен одержать победу. Он будет изнывать от боли и будет жить на всём протяжении, пока я его разрываю и пожираю.

Пока он сам не начнёт умолять меня. Уже не о пощаде, а о великодушии великой смерти! Пока я не услышу с его губ явно знакомые ему имена Танатоса, Анубиса, Нергала, в чьи объятия захочет, наконец, отойти его душа. Будут ли они ему рады? Решать не мне. Это не жертва в их честь, это дань, которую я, как Кладбищенский Сторож, обязан платить и соблюдать, охраняя покой моих заповедных земель. И он тоже станет частью моего неописуемого творения!

О, Магна Матер! Шаб-Ниггурат! Мать извращённого плодородия! Благослови и дальше охранять надгробья от таких! Он не скроется от меня за защитными пентаграммами. Он не возвёл вокруг себя истиной защиты, а лишь поднёс дары стихийным духам. Я готов ворваться туда. Атис! Диа ад, Аодаун, Багус Дунах Орт!

Я не дам ему открыть портал сквозь Луну, ибо я молюсь Хранителям Луны. Нанна его свита на моей стороне. Чиа! Син! Хорс! Мани! Хонсу! Неверхотеп! Селена! И другие, которых я прославляю всем своим существом! В бледном серебристом свете я пожру эту скверну, творящую своими безумными руками свои безумные ритуалы. Я прекращу и прерву немедленно этот творящийся хаос во имя упорядочивания миров и мертвенного покоя.

Чтобы вновь отправится в Мир Грёз, в Страну Снов, где смогу скитаться вместе с демонами по устланному костьми Талариону, прыгать по крышам ночного Ултара, вдыхать аромат истлевших капищ и кладбищенских земель прекрасной Зуры, резвиться с Нефрен-Ка и его зверьми в долине Хадата, закоулках катакомб и лабиринтов под всеми забытой Чёрной Пирамидой.

Наконец-то я смогу этой ночью раскрыться и выскочить на тех, кто тревожит наш покой! Явить всю свою сущность! Утолить свою жажду, упиться не только сладким человеческим мясом и тёплой кровью, но и всеми пережитыми жертвой эмоциями, вкусить весь древний ужас, что горит огнём в напуганных людях.

И вот, оттолкнувшись дальними лапами, я несусь по влажной от ливня траве кладбищенской земли, сквозь хладные струи небесной влаги, сквозь шторм и бурю, петляя меж могильников, монументов и надгробий, чтобы впиться когтями и зубами в человеческую плоть. Грызть его, рвать его, терзать его и мучить, наблюдая, как жизненные силы покидают это хрупкое человеческое тело, а страх и ужас, наоборот, наполняют его целиком, порабощая своей воле. Магна Матер! Магна Матер! Донас! Долас Орт! Агус Лет-Са! Унгл-у-у! У-ууу… Г-р-р-рх… Ш-ш-ш-ш… Ам-ам! Чш-ч-с-с… Хр-р-р… Сс-н-ам-хам-ам!

***

Лёгким, но по-прежнему колючим и холодным ветром увядшая листва шелестела по земле. Манила меня, расстилая постель. Сгущался вновь ночной туман, укутывавший одеялом всех обитателей здешних могильных земель. Теперь в сладостном лунном свете под заходящим в гости стелящимся густым туманом можно было ощутить себя свободным и удовлетворённым, вновь обрести покой в непроглядной тиши. Кладбищенское спокойствие, безмолвие, безмятежность.

Его крики долго-долго не смолкали. И ещё дольше они будут жить воспоминаниями в моих ушах. А перед глазами продолжат вертеться изображения паники, омерзения и страха с его эластичного лица, которые он испытывал, глядя на меня и на всё то, что я с ним делаю. Делаю, зная, как заставить его всегда находиться в сознании, не умерев от разрыва сердца, не упав в обморок от потери крови и не потерять сознание от болевого предела. Зная, как заставить его чувствовать всё, что я хочу, что б он чувствовал.

Его жертвы были явно довольны таким исходом. Теперь пусть они охраняют мой покой. У меня нет ненависти к людям, однако же, надо соблюдать давние правила и не шататься ночами по землям кладбищ. И уж тем более обряды и церемонии должны проводить знающие в них каждую деталь мастера и жрецы, а не какие-то дилетанты-самоучки.

Среди людей есть достойные. И колдуны, и творцы, и даже поэты! Как, например прекрасный Эдвард Пикман Дерби. Пусть стихнет звон колоколов. Настанет поздний вечер. Пусть безмятежность ваших снов не тронет человече. И пусть ночной сгустится мрак, прогнав закат отсюда. Здесь я брожу. И день – мой враг, а тьма – моя подруга…

Поворот ключа

– Я лорд Эскан, – верещал мальчишеский голосок, – Рыцарь лучезарного света, первый паладин Его Величества короля-солнца Ротшильда!

– Родгара, – громким шёпотом подсказывала привязанная сплетённой верёвкой к древесному стволу девочка, – Вчера играли так.

Натянута эта верёвка была несильно, кое-как связанна хлипким узлом где-то там, на противоположной стороне дерева, практически её не сдавливала и не мешала в движении. Конечно же, она могла бы просто присесть, выскочив прочь или приподнять ту руками, чтобы вылезти. Но правила и сюжет игры требовали изображать беспомощную пленницу.