Дайджест. Фантастика

– Жизни внутри нет, – наконец сообщил помрачневший оператор. – Но есть искусственная атмосфера и биологические объекты.

Он не стал пояснять, что это означает, все и так понимали. Похоже, кто-то катастрофу на «Марии Яниссар» все-таки пережил. Компьютер обеспечил все условия для ожидания помощи, и эту помощь ждали… Год, два? Сколько можно находиться в огрызке корабля, возле чужой звезды? Без связи, без надежды? Елена не знала, однако «биологический объект» – это останки тех, кто так и не дождался.

Дроны не могли сообщить им подробности, они не были рассчитаны на такую ситуацию. А знания эти необходимы – и из уважения к погибшим, и, что еще важнее, потому что угроза могла сохраниться. Тридцать лет для космоса – ничто. То, что погубило «Марию Яниссар», вполне могло таиться где-то совсем близко.

Да и потом, не похоже, что здесь были уничтожены все корабли экспедиции. Куда тогда делись остальные? Слишком много вопросов, слишком мало ответов…

– Мы не поведем туда «Виа Феррату», – заявила Елена. – Слишком велик риск. Отправим челнок с командой добровольцев. Их задача – забрать тела для достойного захоронения и выяснить, что случилось.

Она не стала говорить о нынешней угрозе, чтобы не накалять обстановку. Но, как и следовало ожидать, столь примитивный трюк не сработал. Угроза уже была с ними, висела в воздухе, таилась в тенях – и просто так исчезать она не собиралась.

Конечно же, мне не следовало входить в команду добровольцев – и, конечно же, я туда сунулся. Слишком уж велик был соблазн получить новые знания и прикоснуться к неведомому. Смерти я не боялся уже давно, еще до того, как на суде прозвучал мой приговор.

Хотя сейчас я рисковал не только жизнью, но и свободой. Когда тебя ищет половина станции, включая весь полицейский отдел, лучше оставаться в тени и лишний раз не привлекать к себе внимание. А в небольшой группе добровольцев так не получится, но оно определенно того стоит. И раз уж я вылез, я не собирался жаться по углам, опустив голову, теперь наглость прятала меня лучше любой маски.

Пилотом челнока, доставившего нас к «Марии Яниссар», стал Рино де Бернарди, но я не сомневался, что это будет он. Да если бы кто-то другой попробовал вызваться, этот прославленный летчик-испытатель выдавил бы ему глаза через уши! Потому что такие, как Бернарди, в жизни обычно любят только две вещи: скорость и славу. Уважать его я мог лишь за половину этих стремлений.

Технический отдел представляла Мира Волкатия. По-хорошему, это следовало сделать Альберту Личеку, у роли начальника есть не только преимущества, но и целый ряд обязанностей. Однако такие, как Личек, собой не рискуют, это я тоже прекрасно знаю. Мне было любопытно лишь одно: как он вывернется? На что сошлется? Головная боль, внезапный приступ поноса? Предписания редкой религии, о которой никто не знает?

Однако Личек поступил изящней, не первый раз убеждаюсь, что он не дурак. Прежде, чем вызваться, он спросил, нет ли среди его сотрудников добровольцев. Естественно, Волкатия записалась сразу, у нее глаза горят так, что за два километра видно. Как только она с энтузиазмом припрыгала к челноку, Личек сделал вид, что жертвует такой возможностью на благо юного дарования. И рыбку съел, и… короче, насыщенный у него день получился.

Но это к лучшему. Мира устраивает меня больше, чем Личек. Во-первых, она из честных энтузиастов, лишенных карьерных амбиций. Во-вторых, она умна, да и смелости не лишена, она совсем недавно это продемонстрировала. Ну а в-третьих, у нее есть тайна. Нехорошая, темная тайна. Такое я тоже люблю – тайны упрощают управление людьми.

От научного отдела примчалась его глава, Киа́на Боке́о собственной персоной. По-хорошему, следовало бы прислать врача, тем более что медиков у них там хватает. От теоретика колонизации толку особо не будет. Хотя, может, у Кианы есть еще какая-то специализация, ее досье я изучил поверхностно. Мне все ее личные звездочки и не важны, мне достаточно усвоить, что она из тех, кто и коллеге вивисекцию устроит, если это будет сулить серьезное научное открытие.

Я надеялся, что ими дело и ограничится, что полиция предпочтет переждать. Не сложилось. Отто Барретт вытряс из защечного мешка аж двух своих детей. Он смиренно заявил, что это ради нашей безопасности. Но, скорее, ему важно, чтобы все произошедшее на «Марии Яниссар» увидели глаза, которым он может доверять, а доверяют Барретты только своим.

Если меня что и удивило, так это то, что он выбрал для этой миссии Сату́рио. Отто демонстративно называет своими детьми всех кочевников, работающих под его началом, и заявляет, что любит их одинаково. Но это, разумеется, брехня и игра на публику. Сложно игнорировать тот факт, что некоторых кочевников он просто усыновил, а в некоторых течет его кровь, пусть и непрямой линии. Сатурио как раз из таких.

Но он же из тех, что поумнее. Возможно, поэтому и выбрали. Себя он в руках держать умеет, и это хорошо, потому что ему придется присматривать и за сестрицей. Не чтобы она не пострадала, а чтобы она никому из нас голову не откусила. Судя по хищному взгляду, это тоже вариант. Впрочем, Бру́ция еще ни разу ни на чем крупном не попадалась – или ее семье удалось это скрыть. Так что пускай пялится, никого из собравшихся она смутить этим не может, мы тут фанатики, не до нее нам.

До системы красной звезды мы добрались без проблем. Место было неуютное: свет этот кровавый, гигантские каменные осколки, заполонившие пространство. Это давило, создавало ощущение, что мы оказались в брюхе у какого-то гигантского космического монстра. Ползем теперь в напрасной надежде на спасение, которого просто нет… Не самая приятная картина, и мои спутники в большинстве своем предпочитали не выглядывать в иллюминаторы, их это нервировало. Всех, кроме кочевников, этих вывести из себя сложнее, но им смотреть было не интересно.

А вот я очень внимательно наблюдал за этой солнечной системой и почти сразу заметил кое-что настораживающее. Однако с выводами я пока не спешил, на моей памяти преждевременные выводы выкопали не одну могилу.

Бернарди подвел челнок к обломку корабля мягко, на максимально доступное расстояние. Вот теперь уже свободных мест возле иллюминаторов не осталось, все мои спутники прильнули к стеклам. Да и я в стороне не отсиживался – там было, на что посмотреть!

Уже на видео срез выглядел впечатляюще. Но там еще можно было надеяться на ошибку техники, помехи, сбой оборудования… Теперь же мы получили возможность наблюдать то, что осталось от «Марии Яниссар», своими глазами. Мы должны были верить, хотя верить не хотелось. Разум привычно искал всему объяснения, а отсутствие таковых его пугало.

Срез оказался не просто гладким. Он оказался зеркальным. Полагаю, нет смысла говорить, что такого прежде не видел ни я, ни кто-либо из моих спутников. «Мария Яниссар» была сделана из сплава, стандартного для космических кораблей того времени… да и нашего тоже, за тридцать лет ничего принципиально не изменилось. Из него можно сотворить зеркало, но при должном усердии и использовании вспомогательных веществ.

Тут же в зеркало превратили всю границу обломка. Там, где корабля коснулась неведомая сила, отделившая этот фрагмент, все изменилось. Мне отчаянно хотелось дотронуться до этого среза, убедиться, что он действительно идеально гладкий. Но это было невозможно, да и не так уж важно.

Мы уже знали, что никакого остаточного излучения здесь нет, дроны проверили это еще до нашего прилета. Обломок был безопасен, и мы могли изучать его. Понять бы еще, как!

– Мы можем получить фрагмент? – оживилась Киана. – Он нам совершенно необходим!

– Только через дронов и через защитную капсулу, – заявил Бернарди. – На борт я эту штуку не приму!

– Но дроны могут его потерять!

– Тогда нам придется смириться.

Спорить она не стала. Это на станции у Кианы звание повыше, на таких миссиях пилот обычно принимает на себя обязанности капитана, пока мы на челноке, приказы отдает он. Правда, когда мы ступим на обломок, командование перейдет как раз к Киане. Парадоксы власти, которые меня одновременно забавляют и удручают.

Но на борт мы не спешили, пока мы изучали внешнюю часть корабля.

– Ну и чем это отхреначили? – поинтересовалась Бруция. Кочевники чаще всего говорят с такой небрежностью, будто им доверили пасти свиней, а они планировали после обеда управлять галактикой. – Лазером или что?

– Все, что нам знакомо, можно сразу исключить, – покачала головой Мира. – Уже на уровне анализа дронов мы определили, что это явление не похоже на известные нам.

– Какой изящный способ сказать «мы ни фига не знаем»! – расхохоталась кочевница.

В этот момент ее брат, не говоря ни слова, щелкнул пальцами, и Бруция тут же заткнулась. Любопытная у них в семье иерархия, надо будет понаблюдать, но потом.

– Слушайте, есть идея, – сказал Бернарди. – Что, если они столкнулись с инопланетным разумом? Каким-нибудь очень крутым, более развитым, чем мы, и он по ним ударил сверхоружием!

Летает он, конечно, хорошо. Как птица летает. Но и мозгов примерно как у курицы.

Я не счел нужным реагировать на эту глупость, пожалел только, что Рино не приучен закрывать рот по щелчку пальцев, как Бруция. А вот Мира была о нем более высокого мнения, она принялась тихо ему что-то объяснять.

Я пытался понять, что это может быть – не только по тому, что видел перед собой, но и по тому, что мы миновали, добираясь сюда. Догадки у меня появлялись, но все они казались нереальными. Даже аномалией Сектора Фобос нельзя объяснить все подряд. В конце концов, то, что для нас – аномалия, на самом деле представляет собой знания, до которых мы просто не доросли. У нас нет оборудования, соответствующих органов чувств… Или мы до этого не додумались, так тоже бывает.

Мои философствования были прерваны заявлением Кианы – вроде как спокойным, однако заметно присыпанным капризными нотками.

– Я бы хотела попасть на борт! Думаю, снаружи мы уже увидели достаточно.

– Достаточно, – кивнул Рино. – Например, то, что вся стыковочная зона куда-то улетела.

– Но тут же есть срез, вот внутренние двери!

– И что? Инженеры, проектировавшие этот корабль, вряд ли предполагали, что эти двери однажды окажутся снаружи, они для челноков не приспособлены!

В чем-то он прав: в нашем распоряжении оказался челнок простейшей модели, от такого не стоит ожидать способности приземляться на любую поверхность. И все равно решение у этой проблемы было, причем даже не сложное. Я надеялся, что Рино додумается до этого сам, потом украдкой бросил взгляд на Миру. Однако она очень не вовремя мыслями решила улететь непонятно куда.

Пришлось вмешаться мне. Это плохо, каждый раз, когда я рот открываю, на меня тут же кочевники пялятся, а я такое не люблю.

– Можно использовать аварийный шлюз, – сказал я.

Вообще, аварийный шлюз – штука полезная. Это мягкая труба, способная создать герметичный переход к люку любого типа. Ее в свое время придумали для спасения людей с кораблей, терпящих бедствие, такой шлюз можно хоть к иллюминатору приспособить, и все будут живы… если не накосячат с установкой, тогда присоединятся к космическому мусору, но это уже совсем другая история.

Рино тут же бросился к панели управления, он-то знал, что я прав. Да все знали, просто некоторые решили повыпендриваться.

– Это же очень опасно! – возмутилась Киана.

Кочевники переглянулись, девица тихо фыркнула. Я едва сдержался от того, чтобы закатить глаза. Мира вновь проявила завидное терпение:

– Не думаю, что на этой миссии следовало ожидать хоть чего-то безопасного. Вы можете подождать нас на челноке.

– И упустить шанс изучить такой уникальный случай? Вы издеваетесь надо мной?

– Но если вы готовы рискнуть, почему жалуетесь? – растерялась Мира.

– Я не жалуюсь, я заявляю протест. Если таким, как вы, вовремя не напоминать о проблемах, вы и дальше будете думать, что все идет как надо!

Интересно, кто-нибудь в итоге понял, чего она хотела? Включая саму Киану.

Спорить с ней никто не собирался, потому что в этот момент Рино запустил-таки шлюз, и от челнока к ближайшей двери потянулась серая труба. Пока система работала над стыковкой, мы натягивали скафандры, которые вряд ли нас спасут, если что-то пойдет не так. Но от того, что мы хотя бы пытались подстраховаться, становилось чуть спокойней.

Киана, кстати, была права – ну так, по большому счету. Аварийный шлюз действительно не предназначен для входа и выхода. Изначально его проектировали для того, чтобы паникующие, как вариант – уже немного подгорающие люди с воплем ужаса скатились в безопасность. Но другого пути на корабль все равно нет, а если так, зачем говорить об этом?

Все вроде как понимали, что это неизбежно, однако, когда настал момент перехода, никто не осмеливался стать первым. Даже мое воображение успело нарисовать не слишком приятный полет в никуда, что уж там. Я все равно готов был решиться, я просто оказался дальше всех от выхода, и Мира меня опередила.

Она боялась до последнего, но когда настал момент действовать, она не металась и не дрожала от ужаса. Мира уверенно пошла по мягкой, чуть прогибающейся под ее ногами ткани тоннеля. Думаю, она в этот момент запретила себе думать о том, что нас окружает и что находится прямо у нее под ногами.

Я двигался последним – как наименее подготовленный из членов группы. По крайней мере, официально. Никто не говорил об этом, но все знали: это сделано для того, чтобы я, погибая, не утащил никого с собой. Хотя их тогда тоже ждет сомнительное будущее: сильно сомневаюсь, что за ними пришлют спасателей.

Я для вида покряхтел и посокрушался, однако этот спектакль был рассчитан в основном на кочевников. Когда я убедился, что они потеряли ко мне интерес, я позволил себе ускориться и перешел в коридор возле открытого Мирой люка.

Я неплохо знаю такие корабли, как «Мария Яниссар». Двигателей у них в хвостовой части нет, в отличие от той же «Виа Ферраты». Не лучший расклад, из-за которого эту модель и сняли в итоге с производства, хотя здесь и сейчас это не важно: если бы на огрызке корабля остался двигатель, ничего бы это не изменило. Большего внимания заслуживает тот факт, что рядом с нами полно лабораторий и рабочих кабинетов, они обычно оснащены автономной системой жизнеобеспечения и пригодны для многолетнего выживания.

Но чтобы воспользоваться таким убежищем, до него надо добежать, и что-то мне подсказывает, что успели не все.

Мои спутники старательно нагрузились всеми возможными датчиками, какие только смогли найти. Они проверяли, есть ли рядом с нами облучение, не ошиблись ли дроны насчет активных форм жизни… Мне было все равно, я даже не пытался проверить, опасно тут или не очень. Может, потому что я смертник. Или социопат – мне разве что дьявольское пламя вместо крови за время суда не приписали. А может, все дело в том, что «Мария Яниссар» была уничтожена силой настолько грандиозной, что мы рядом с ней просто жалкие мошки, на которых никто не будет тратить энергию.

Именно я первым открыл первую из сохранившихся дверей. Это было не так сложно: корабль не запускал дополнительных протоколов защиты, считалось, что если кто-то выжил снаружи, то опасность не угрожает и скрывающимся внутри. Спорная теория, хотя тут она не важна: я бы не навредил людям, оказавшимся внутри, даже если бы захотел.

Некому уже было вредить, последние обитатели этого зала, в прошлом относившегося к рабочим кабинетам, давно умерли. Мужчина покончил с собой: сколько бы лет ни проходило, как бы далеко ни уходил прогресс, старая-добрая петля висельника по-прежнему выполняла свою роль.

Но нам был интересен не он, а женщина. У женщины не было ноги, и, судя по остаткам формы, она на корабль прибыла не такой. Срез удивительно гладкий и как будто… прижженный? Сказать наверняка сложно: оба тела предсказуемо мумифицировались, иначе в условиях искусственной атмосферы и быть не могло.

Кстати, умерла женщина не от потери конечности. На это недвусмысленно намекает разнесенный на осколки затылок.

– Кто ее убил? – спросила Мира, подключившись к общей системе связи. Снимать шлемы никто не рисковал, хотя датчики показывали, что воздух безопасен и пригоден для дыхания. – Он?

– Она сама, – возразил я. – Входное отверстие вон, под подбородком, он бы так стрелять не стал.

– А как бы стал? – заинтересовалась Бруция.

Кочевнице определенно хотелось меня смутить, но у меня не было настроения ей подыгрывать.

– В лоб, – бросил я и вернулся к осмотру раны.

Я ожидал, что ко мне присоединится Киана, это ведь ее работа больше, чем моя. Но она зачем-то пыталась включить личный компьютер погибшего мужчины и на странную травму женщины внимания не обращала.

Зато рядом со мной опустилась Мира. Вряд ли ее радовало это зрелище, однако собой она владела неплохо.

– Ее задело то, что уничтожило корабль, – сказала она. – Все равно не понимаю, почему она потеряла только ногу… Сила, способная сотворить такое с кораблем, должна была сжечь ее целиком…

Я молча указал на остатки защитного лабораторного костюма, валявшегося у стены. Вероятнее всего, он и спас женщине жизнь, когда все произошло. Вот только благом это не было.

Она прожила достаточно долго, чтобы мужчина смог перетащить ее сюда. При этом он даже не попытался перетянуть жгутом ногу – видимо, не было необходимости, она не теряла кровь. Думаю, та самая сила едва-едва коснулась ее, но этого оказалось достаточно для таких последствий.

– Труп женщины необходимо забрать с собой, – распорядилась глава научного отдела. – Мужчину можно оставить тут, он неинтересен.

– Адмирал Согард велела забрать всех, кого получится, – холодно напомнила Мира. – Эти люди заслуживают достойного погребения!

– Какая антинаучная сентиментальность, – усмехнулась Киана.

– Не припомню, чтобы вы говорили об этом командиру.

Мира наживает врагов так безрассудно, что это даже мило.

Упоминание адмирала подействовало, Киана приказала кочевникам переместить тела в изоляционные мешки. Я ожидал, что Барретты пошлют ее подальше, но нет, эти двое предпочли подчиниться. Любопытно.

Другие залы около разлома оказались пусты. Но так и должно быть: те, кто находился ближе всех к неизвестной энергии, наверняка погибли. Да и та женщина вряд ли успела бы спастись, мужчина просто быстро среагировал. Тогда он еще верил, что спасает их обоих.

Другие выжившие нашлись дальше… Хотя сейчас слово «выжившие» звучит слишком иронично. Мы набрели на просторную лабораторию, в которой на момент катастрофы явно шли работы, потому что внутри оказалось с дюжину человек.

Они не поладили. Тут не надо быть гениальным психологом, чтобы понять это. Люди, на тела которых мы теперь смотрели, умерли много лет назад, но система жизнеобеспечения сохранила историю их недолгого пребывания здесь.

Похоже, первое время они еще на что-то надеялись. У них была еда, вода, может, даже связь с другими кораблями… если остались другие корабли. Они верили, что их спасут. Но время безжалостно шло вперед, а помощь так и не прибыла. Компьютер отказывался открывать дверь, сообщая, что коридор не пригоден для пребывания, а скафандров тут не было.

Злость смешивалась со страхом, накапливалась, потом выплескивалась наружу. Они нападали на любого, чьи слова или даже взгляды им не понравились. Били всем, что под руку попадется. Делали хоть что-то в ситуации, когда ничего сделать нельзя.

Сатурио окинул мешанину иссохших тел презрительным взглядом и отошел в сторону, всем своим видом показывая, что их он забирать не будет. Его сестра, сообразив, что на этот раз брат от нее вежливости не потребует, тут же азартно пнула чью-то оторванную руку.

Мне опять следовало сдержаться, а я опять не смог. Видно, старею. Я взял те изоляционные мешки, что выдали мне, и начал собирать останки сам. Не для того, чтобы побесить Барреттов, слишком мелко для меня. Просто этих людей легко осуждать, считая, что уж я бы на их месте спасся!

Только я вряд ли спасся бы. И кочевники. И кто угодно. Слишком мало ресурсов – и слишком много неопределенности, которая для человека порой страшнее любых пыток.

Мира и Бернарди то ли поняли это, то ли нашли свои причины присоединиться ко мне. А вот Барретты сознательность не проявили, но я бы удивился, если бы кочевники поступили по-человечески. Они окинули нас презрительными взглядами и покинули зал. Киана, чуть посомневавшись, последовала за ними.

Не лучшее решение с ее стороны. Это кочевники, да еще из семьи Барретт, готовы к чему угодно, они выживут в любом случае. Киана же не из тех ученых, которые всегда сохраняют хладнокровие, она как раз может и нарваться, ей разумней держаться поближе к нам. Но она решила иначе… и когда ее вопль прозвучал из всех динамиков, я и глазом не моргнул.

Мира и Бернарди прекратили работу, насторожились, пилот потянулся к боевому лазеру. Я спокойно закончил упаковывать очередного мертвеца. Либо у Кианы просто нервы шалят, либо ее уже не спасти, от любой другой угрозы защитят кочевники.

Скоро подтвердился наиболее вероятный вариант: Киана взяла себя в руки и потрудилась перейти с крика на слова:

– Все сюда, срочно! Вы должны это увидеть!

В переводе с языка Кианы на человеческий – «Я не хочу больше смотреть на это одна, особенно когда два кочевника рядом ошиваются». Если бы я тут был один, я бы задержался на несколько минут забавы ради. Но Мира и Бернарди вели себя как те самые положительные персонажи, от которых обычно становится тошно уже к середине истории, они отправились спасать Киану.

Я не отставал от них не из симпатии к главе научного отдела, мне просто было любопытно увидеть, что довело ее до такого состояния. Что ж… Должен чуть уменьшить приписанную ей истеричность: зрелище нас действительно поджидало непростое.

В дальнем зале оказался изолирован только один человек. И он, в отличие от своих товарищей по несчастью, на стены не бросался и мебель не крушил. Но и от безумия он защищен не был, он сотворил нечто несравненно худшее.

Все, что мы наблюдали перед собой теперь, было покрыто засохшей кровью. Поскольку человек внутри находился только один, гадать, чья же она, не приходилось. Но мужчина не просто выводил какие-то каракули, он писал: стены, пол и даже потолок оказались исчерчены сложнейшими формулами.

На такое ушел бы не один час… и даже не один день. Получается, узник корабля действовал с умом: он брал столько крови, сколько нужно, перебинтовывал рану и приступал к своей чудовищной работе. Это позволяло ему некоторое время остаться в живых, однако он и сам понимал, что вечно такое продолжаться не может.

Он даже умереть себе спокойно не дал. Зал, в котором он оказался заперт, раньше служил лазаретом, поэтому мужчина и протянул так долго. Но когда время истекло, он устроился на операционном столе и начал вскрытие самого себя. Смерть, как и следовало ожидать, настигла его в процессе.

В итоге его убежище превратилось в склеп, исчерченный кровавой вязью… который мы невольно разрушили.

Кровь – очень и очень паршивый материал для записей. Понятия не имею, почему он не нашел ничего получше, с этим я разберусь потом. Сейчас было важно кое-что другое: открыв дверь, мы нарушили изоляцию убежища, изменили поток воздуха, и засохшая кровь начала слетать со стен легкими бурыми хлопьями.

Мира тоже это заметила:

– Сфотографируйте тут все, скорее, пока записи не исчезли!

– Зачем? – поразился Сатурио. – Я, конечно, не эксперт, но в этих уравнениях нет смысла.

Для обывателя действительно нет. И для меня нет, по крайней мере, так легко я этот смысл не найду, не буду выпендриваться. Но я не верю, что человек, уже осознавший свою смерть, последние мгновения потратил на бессмысленный набор цифр.

Мире все-таки помогли, камеры были активированы, но поздновато: не меньше трети уравнений уже было потеряно. Она выругалась так, как даме не следовало бы, зато следовало бы главе механиков, так что все в порядке. Потом Мира отдала распоряжение, которое полагалось отдать Киане:

– Забираем его, проверяем другие залы и уходим, мы и так задержались!

Тоже верно, не стоит забывать, что наш единственный путь к спасению в буквальном смысле удерживается тонкой нитью, а нам еще мертвецов переносить.

Миссию можно было считать не провальной – мы чего-то добились и не погибли сами. Правда, Мира явно расстроилась из-за того, что мы потеряли уравнения, ей одной хватило на это ума. Не повезло ей, что я социопат и меня не слишком волнуют чувства других людей.

Иначе я сказал бы ей, что провел полное сканирование лазарета в миг, когда ступил туда – до разрушения кровавых записей.

Кети Сабау́ри не хотела во всем этом участвовать. Однако она и в экспедицию отправляться не хотела, так что она изначально не ждала ничего хорошего. Она даже подумывала о том, чтобы отказаться от того предложения, остаться в тюрьме. Но потом обстоятельства изменились и Кети все-таки согласилась стать одним из медиков «Виа Ферраты».