Перекрестка поворот

В самом конце аллеи стояли в изголовьях могил памятники Бредню и Чемпу. Красные гвоздики на снегу, словно капли крови. Все, как велено. Красиво и торжественно. У ног Бредня гранитная доска с тремя высеченными стаканами. Два перевернуты вверх дном, третий – лежит на боку. Подарок от наперсточников, с которыми Бредень начинал. Памятник Чемпу скромнее, как и положено по рангу.

Подошел Боксер с хрустальными стаканами в руках. Небрежно смахнув снег с постаментов, он поставил у каждого памятника по стакану, достал из-за пазухи плоскую фляжку и разлил водку. Потом налил Гере и себе. Не чокаясь, выпили.

Мороз хватал за уши и холодил ноздри, но внутри было горячо после выпитого. Гера достал золотой портсигар и закурил сигариллу. Крепкий табак щипнул язык. Прищурившись, Гера смотрел на снег, тихо ложившийся на полированные постаменты. «Я жил», – прочитал на плите у Бредня и подумал:

«Любил, старик, чтобы все красиво было. Для потомков старался».

Тренькнул мобильник.

– Депутата завалили, – сказал Леха без приветствия.

– Когда? – сигарилла упала в пушистый снег, присыпавший площадку перед памятниками.

– Полчаса назад, – ответил Леха. – На выезде из города. Снайпер.

Гера молчал, нервно облизывая побелевшие на морозе губы.

– После тебя Депутат у меня останавливался, – сказал Леха. – Полковником интересовался. Делами нашими.

– Делами? – насторожился Гера.

– Обещался помочь, если Шерхана поддержим. А теперь – труба. Вдруг его на нас спишут?

– Не бзди, – сказал Гера. – С Полковником надо срочно связаться. Чего он в столице застрял?

– Не знаю. Ярик говорит, что в управлении паника. Депутат втихую явился. Теперь замначальника ментуры лается с гэбэшниками, кому дело расследовать. Короче, хрен знает что.

Будучи лейтенантом милиции, Ярик, сын Полковника и бывший одноклассник Геры, держал их с Лехой в курсе того, что происходило в ГУВД, и часто помогал по мелочам, чтобы не беспокоить Полковника.

– Не нравится мне это, – продолжал Леха. – Кстати, я тебе газетку утреннюю послал.

– Что там? – спросил Гера.

– Компромат на Шерхана.

Гера, спрятав телефон, скомандовал Боксеру:

– Еще по одной, – и махом выпил налитую водку. Потом подошел еще ближе к могилам, достал из кармана значок «Братства», кивнул в знак благодарности памятнику Бредня и бросил крестик в снег у надгробной плиты.

Глава 3

– О, Господи! – стонал Джек Оуквуд в раздевалке Ричмондского ледового центра.

Он сидел на скамейке, держался за поясницу и выгибался, пытаясь ослабить тупую боль. Игроки «Вангиков» в нагрудниках, словно рыцарских доспехах, толпились вокруг него.

– Может, почки? – спросил Рэнди Бердселл, склонившись над Джеком. С его лица на бороду стекал пот.

Хоккейная команда фирмы «Computer Technologies & Communications» или сокращенно «СиТиСи», которую хохмы ради назвали «Ванкуверскими гиками», играла в любительской лиге. С приходом Рэнди, ставшего вратарем, и Джека, игравшего правым нападающим, команда значительно продвинулась и реально претендовала на первое место в лиге «35+».

– Скорей всего, – простонал Джек. – Уже было однажды.

Это «однажды» случилось давным-давно, когда Джек Оуквуд, тогда еще Жека Дубровин, жил в небольшом портовом городе на другом конце света и учился на программиста в местном политехе. Вечером, помогая матери-челночнице перетаскивать здоровенные баулы, он неожиданно почувствовал тупую боль в пояснице, точно такую же, как и теперь, вгрызавшуюся в самое нутро, медленную и неотвратимую.

– Натрудил, – сказал он забеспокоившейся матери. – Обычные дела. Как ты в Стамбуле такие мешки ворочала?

Вечером мать натерла ему поясницу тигровой мазью и закутала спину пуховым платком, но боль не прошла. Более того, разыгралась к утру так, что Жека метался по разложенному дивану и стонал в голос.

Вызвали неотложку.

– Похоже на колики, – сказала, позевывая, врач «скорой». – Вода поганая, у всех камни в почках. Даже у молодых. Поехали в больницу.

– Может, уколете что? – попросил Жека. – Завтра семинар в институте. Пропускать нельзя.

Никакого семинара на самом деле не было. Просто в обед он собирался подкараулить Марину у входа в университет и объясниться. Сказать, что он – не перчатки, которые меняют по сезону. Потребовать ответа. Раз и навсегда.

– Можно и уколоть, – еще раз зевнула врач «скорой», – только до завтра дожить надо. А ты, парень, утром в больницу на четвереньках приползешь. Все сто даю.

Пока их везли, мать держала Жеку за руку и не отводила от него испуганных глаз. Он старался не стонать, успокаивающе гладил ее руку и лишь иногда замирал, когда мука становилась невыносимой.

– Здесь было? – спросил Рэнди, отжимая пот с бороды. – Или там? – он неопределенно махнул рукой в сторону.

– Там, – простонал Джек, – дома.

Сквозь боль он удивился, что сказал «дома», а не в «old country»[4 - От англ. old country – старая страна.], как делал многие годы, убеждая себя, что никакого дома там больше не существует.

«Все из-за Рэнди», – подумал он.

Последнее время Рэнди Бердселл, работавший вместе с Джеком над новым софтом для «Намберз», большой фирмы, рассовывавшей заказы по мелкоте типа «Сomputer Technologies and Comunications», активно интересовался его прошлой жизнью. Cвой интерес он объяснял любовью к истории, русской военной музыке и, конечно, женщинам, которых считал самыми красивыми после филиппинок и евреек. Он даже притащил в офис учебник русского языка и расспрашивал Джека, чем произношение «Ш» отличается от «Щ», как правильно сказать диковинное «Ы» и в каком порядке употребляются винительный, предложный и дательный падежи.

Джек нехотя отвечал. Он не любил вспоминать о прошлом, но теперь уже не Рэнди, а боль, само естество напомнили о тех временах, когда он с матерью приехал в больницу. Вспомнил в деталях, с мельчайшими и совершенно ненужными подробностями, как навстречу вышли люди в милицейской форме и заскрипели подметками ботинок по драному линолеуму, а усталый доктор, принимавший больных, понурый, со съехавшим на бок колпаком, красными от бессонной ночи глазами и пегой щетиной молча указал на стул рядом с выкрашенным в белое столом.

– Очень болит, – заглянула ему в лицо мать, – помогите, пожалуйста. Дайте передышку.

Она достала кошелек.

– Сделаем УЗИ, – монотонно говорил доктор и что-то царапал на серой бумаге, – только запомните, лекарств в отделении нет, так что лечиться придется за свои.

Жека, уронив голову на грудь, раскачивался из стороны в сторону и скрипел зубами.

– Конечно, – соглашалась мать и незаметно подсовывала двадцатидолларовую купюру доктору под регистрационный журнал, – только скажите, какие.

Врач скосил глаза на торчавший из-под журнала серо-зеленый уголок.

– Боль надо снять, – мать просительно смотрела на доктора, – всю ночь промучился. Совсем невмоготу.

– Снимем, – зевнул врач, – но обезболивающие надо купить.

– Куплю, – подхватилась мать. – Скажите, что.