Борьба: Путь к власти (книга вторая)

Никто просто в это поверить не мог.

Самый старых из всех, кто ещё жил под этой землёй, шахтёр Николай Павлович Красненко считал, что у него маразм. Он думал, что к его восьмидесяти двум годам, его уму пора двинуться. И этому ему представлялись веские доказательства… Чтобы он сам когда-нибудь даже подумал о том, что можно ударить своего товарища… Да никогда. Никогда даже мысли не возникало. Обидеться на кого-то – да. Поругаться – тоже да. Но не ударить. Чумы делают это за нас. А чтобы своего товарища… Никогда. Как это можно? Ведь плечом к плечу. Ведь друг без друга здесь не выживешь. Да мы же родные все здесь! Нет, такие вещи просто не укладываются в голове.

«Молодёжь? Да нет. Какая молодёжь? Мы так не делали, когда были в их возрасте», – думала Галина Борисовна. Ей казалось всё это каким-то нелепым стечением обстоятельств того, что эти двое что-то недопоняли в отношениях между всеми на шахте, в том, что здесь одна отдельная личность ничего не представляет без всего остального коллектива. И не смотря на все эти оправдания их глупости, ей всё равно было их жалко.

Мысли всех шахтёров ходили вокруг да около этих двух слов: глупость и жалость.

Гора двинулся в сторону дерущихся. До них было метров пятнадцать, а, когда стало десять, они оба заметили подходящего. Тут же разнялись и застыли на своих местах.

Гора и не думал разбираться, в чём там дело – подошёл и треснул одному из них так, что тот отлетел головой назад на несколько метров и свалился на землю. Другой не шелохнулся, боясь навлечь на себя что-то похуже. Широкий размашистый удар снёс его в сторону. Оба теперь лежали на земле, почти не шевелясь и еле дыша.

В стороне стоял Кирилл Столов, даже не моргая. Когда-то он уже видел, как казнили Пинищева, и прекрасно знал, что и сам тогда мог оказаться на его месте. Того случая ему хватило на всю жизнь, и сейчас, ему хотелось, чтобы всё закончилось, и работа пошла дальше.

Гора заметил того, кто ему нужен, и рукой позвал его к себе. Это был Столов. Его глаза провалились в страхе и замерли в своей последней точке. Ноги медленно поволочились вперёд.

«На первый раз они будут жить, – сказал Гора тому, что больше всех его боялся. – но следующий раз будет последним». Его голос звучал достаточно тихо, и, кроме Столова, его никто не слышал, но как только он уйдёт, каждое его слово станет известно всем. И Столов расскажет всё это так, чтобы никто уже и не вздумал сделать что-то подобное.

Живенко

Город Кременчуг. Довольно-таки тепло, и снег почти растаял. Весна почти пришла.

Виктор Хмельницкий и его «Отряд 14» на некоторое время перебрались сюда.

Дом среди домов, такой же деревянный, как и все остальные. Внутри нетопленная печь и Миша Живенко за столом. И глаза его померкли, и голова его поникла, но руки не опустились.

Мысль его медленна и тревожна. Вот уже месяц винит он себя, что отпустил Сашу одного, что лошадь его подвернула ногу, что был ещё шанс всё изменить.

Лично ему написал письмо командир Никопольской группы. Он читал его столько раз, что успел выучить наизусть: «Мой друг! Я не могу писать официально, ведь это неофициальное письмо. Оно не содержит ни секретной информации, ни указаний к действиям. Оно нужно лишь для того, чтобы помочь нам в такое трудное время.

Уверен, что ты, как и я, не раз видел, как погибают наши товарищи, отдают свои жизни ради победы. И ты, и я потеряли много друзей и родных. И мы ничего не можем сделать с этим. Мы можем только терпеть и продолжать то, ради чего погибли они, и ради чего, возможно, придётся погибнуть и нам. Это наша судьба, и нам ничего не остаётся, кроме как следовать ей.

Мы все так думаем и стремимся во что бы то ни стало сделать то, что мы должны. Но существуют такие моменты, которые толкают нас вперёд ещё сильнее, которые заставляют нас верить в победу. Это героизм.

Не раз я видел это на поле боя и вне его, и каждый случай я никогда не забуду.

То утро было необычайно красиво и солнечно. Древние считали, что прекрасные дни Земли должны быть прекрасными и для человека… Я стоял тогда на крыльце и чувствовал, что это и есть тот прекрасный день.

Из дозора возвращались двое, но вскоре я увидел и третьего с ними. Это был Саша. Сначала я подумал, что с ним всё в порядке. Он легко слез с коня и подошёл ко мне. Но тут я заметил, что его пальцы не двигаются, они синие и мёртвые. Я не знаю как, но он достал что-то ими из своей куртки. Это было письмо. А затем он свалился навзничь и больше не приходил в сознание. Я даже не успел услышать его последние слова. Тогда я хорошо запомнил его глаза… Я не сразу понял, что значит их выражение. Они были спокойные и довольные. Я никогда не видел у мёртвых такие глаза.

Только на следующий день мне стало понятно, почему он так смотрел на небо в последний раз. Ему больше ничего не было нужно, он хотел умереть.

Потом мы нашли его следы. По снежной степи. Я не могу описать, что я почувствовал тогда… Эти следы уходили в бесконечность. Я не представляю, чего ему стоило пройти всё это.

Я не мог не написать тебе это письмо, я должен был хотя бы кому-то рассказать о мужестве нашего друга.

Царство ему Небесное!

Твой вечный друг, друг Саши Ручьёва».

После того случая прошло уже достаточно много времени. Миша получил звание капитана и с недавних пор держал под руководством трёх офицеров и взвод: Макса Рожкова, Гришу Листова и Костю Мецова.

Раздался лёгкий стук в дверь, и внутрь вошёл майор Серёга Болотников. Вид его вполне довольный, хоть и ни о чём не говорил, но всё же обнадёживал.

«А сегодня хороший денёк…», – бодро сказал он, гремя своими сапогами по скрипящему полу. Это типично советский офицер: опрятный, но не выряженный как на парад, с видимым соблюдением правила «В здоровом теле здоровый дух» и без ненужных форм показухи вроде широченного шага на метр в сторону.

«Да. – Ответил ему капитан, не поднимая головы. – Как раз такая, как тогда, когда погиб Саня».

– Знаешь, твоё неследование субординации когда-нибудь доведёт тебя до края. Мне-то ладно, но ты сам знаешь, какие бывают… У нас ведь не без этого…

«Ты прав», – сейчас Миша просто отмахнулся, не желая закручивать подобный бессмысленный разговор, имеющий в перспективе лишь одно окончание.

– Да брось, я не за этим. У меня для тебя хорошие новости. Не спрашивай, почему так поздно, всё равно не скажу… Месяц назад Саню и тебя отправили с письмом. Ты ведь из-за этой истории всё с ума сходишь. Надеюсь, тебе станет легче. В этом письме был приказ заминировать дорогу Днепропетровск-Донецк у реки Волчья. Благодаря Сане они успели это сделать вовремя. Пять бур попало в засаду. Это больше двухсот чумов.

От этого, действительно, стало легче: «Двести чумов. Молодец Саня».

– В придачу ко всему река затопила тоннель. Когда они починили и починили ли вообще неизвестно, но досталось им по орехам это уж точно.

Оба постанца саркастически улыбнулись.

«Порядок, Миш. Мы идём правильной дорогой к победе. – вывел Болотников и сделал свой любимый приветственный знак – стукнул каблуками, звучно и пристойно. – Будь здоров, дружище».

Этот повстанец весьма воодушевил замявшегося самого в себе человека, и он решил пройтись по лагерю.

Выйдя на улицу, Миша обнаружил, что вокруг полно народу. С чего это все повылезали как на праздник?

Пройдя мимо несколько домиков и поздоровавшись с десятком замечательных и не очень людей, он наткнулся на того, кого никогда бы не хотел видеть, и не подходил бы к нему, но тому чего-то было надо, и она подошёл сам.

Капитан Раньеров. Это сущее трепло. Стоило какому-то делу зайти в разговор, и при его участии начинался пустой спор. Ну вот просто ни о чём. Неизвестно зачем, но он на каком-то генетическом уровне пытался доказать, что его точка зрения верна, а всё остальное ничего не стоит. Мало тго, если никакого дела нигде не было, и его никто не звал, он вояплялся с совершенно бестолковыми вопросами и почти требовал на них ответов, особенно у низших чинов.

Не раз испытав это, Миша готовился открыть рот и послать его куда подальше.

«Ты не видел Костю?» – спросил Раньеров.

Довольно странный вопрос, и ответ на него получился отрицательный кивок головой с продолжением движения вперёд.

– Слышал про Волчью, да?

Может стоит дать ему шанс? Хоть в этот раз скажет что-нибудь хорошее.

«Слышал», – остановившись, ответил Миша.

– Нормально их, да?

– Угу. Наверно, ещё немного и всё…

– Что всё?

– И победим. – голос исходил чуть робко, но из самого сердца.