Сколько бы лет не прошло, она, фрау Лиз, не теряла надежды и всё ещё верила, что Генрих её жив, что не смерть, а какие-то жизненные обстоятельства не позволяют ему вернуться в лоно семейного очага. Так и прожила бы она до скончания дней своих с сознанием затаённой надежды. Но вот, в апреле текущего года, всем надеждам её суждено было рухнуть.
Приехал Иван Иванович и поставил точку, внеся коррективы в разгадку трагической судьбы Генриха. Теперь она, как никогда, спокойна, и жаждет лишь одного: как можно скорее посетить то место, где покоятся его останки.
А что касается оберлейтенанта Вольфганга Бёлль – сослуживца Генриха, о котором упоминается в последнем письме, – то ей так и не довелось встретиться с ним. Видимо и того постигла на войне не менее ужасная участь…
Трофеи, изъятые ребятами восемь лет назад из мрачных недр подземелья, аккуратно размещены посреди стола и покоятся на чистой, белой салфетке. Немые свидетели трагической кончины одного из верноподданных солдат фюрера долго ходят по рукам гостей, разглядывающих их как какую-то святыню.
РЕМЕЗ
Если не возражаете фрау Лиз, то, начиная с настоящего момента, всё это принадлежит вам.
ФРАУ ЛИЗ
Нет, нет, что вы, герр Ремез! Как можно? Это ваше достояние, достояние победителей
Да мне это и ни к чему. Только лишь боль душевная… Единственное, о чём осмелюсь попросить вас, так это вашего позволения оставить при себе письмо моего мужа.
РЕМЕЗ
Разумеется, уважаемая фрау Лиз. Оно ваше.
ФРИДРИХ
Гертруда и я в этом вопросе солидарны с мутти. Да и вообще, если бы даже мы и выявили желание взять с собой все эти трофеи, то на таможне – сами понимаете, – сразу же возникли бы всякого рода осложнения.
Ремез понимающе кивает головой…
Утром следующего дня «Победа», управляемая Степаном Павловичем, мчится по направлению к Склепу. Рядом с водителем Кузьма Малышев, указывающий дорогу. На заднем сиденье расположилось семейство Рунгштольф. При подъезде к месту назначения, ещё издали видны две одинокие фигуры.
То Остапенко с Сапожковым. Они раньше других прикатили сюда на велосипедах, чтобы выбрать наиболее подходящее место, с которого хорошо просматривалось бы то, ради чего прибыли гости…
Единственным рукотворным предметом, сразу же обращавшим на себя внимание, на дне воронки, был дубовый крест. Его ребята смастерили и установили на следующий же год после обвала, над тем самым местом, где по их предположению покоились бренные останки Генриха фон Рунгштольфа.
На нежном фоне зелёной листвы, утопавшей в солнечных лучах, чётко вырисовывалась щупленькая, но горделивая стать фрау Лиз, облачённая во всё чёрное.
Стоит она молча, как изваяние, сложив на груди руки и устремив неподвижный взгляд на последнее пристанище своего благоверного супруга. В одеяниях, выдержанных в строгих тонах, по обе стороны, в скорбном молчании пребывают её дети…
А час спустя, по окончании печальной церемонии, процессия возвращается назад.
ФРАУ ЛИЗ
Вот, наконец-то, я и дождалась долгожданной встречи с Генрихом, и теперь могу умереть спокойно.
ФРИДРИХ
Ну что вы такое говорите, мутти?
ФРАУ ЛИЗ
Не надо перечить мне, Фридрих. Я знаю, что говорю. Если судьба не уготовила нам с твоим отцом прожить долгую совместную жизнь на этой грешной земле, то Господь Бог смилостивится – а я в этом уверена, – и ниспошлёт нам обоим, там – в небесах, вечное единение наших душ…
Гертруда больше молчит. Ей, как женщине, видимо, более близки и понятны чувства матери…
Оставшиеся до отъезда дни гости посвящают ознакомлению с Крутогорском, по улицам которого когда-то ступала и нога главы их семейства. Город производит на них неизгладимое впечатление, особенно его патриархальный уклад жизни, древние строения, архитектурные памятники старины… Как-то раз Малышев поинтересовался, спросив у фрау Лиз о судьбе детей Курта фон Рунгштольфа, старшего брата Генриха.
ФРАУ ЛИЗ
Судьба их чем-то схожа с судьбой моих детей. После войны, оставшись без отца, дети воспитывались матерью. Но у них, слава Богу, сохранился кое-какой капитал, который дал возможность поставить обеих детей на ноги.
Шарлотта, дочь Курта, по специальности – генетик, тоже не замужем. Живёт вдвоём с матерью, как и мы с Гертрудой. Изредка наведываемся друг к другу, правда, в основном по праздникам.
На какое-то время задумывается. Этой паузой не замедляет воспользоваться Малышев.
КУЗЯ
А какова судьба Вильгельма, сына Курта?
ФРАУ ЛИЗ
А вот что касается Вильгельма, то другое дело. Хотя, по его словам, он тоже до сих пор не женат. Ему пятьдесят три года. Он на год младше моей Гертруды. Окончив одно из высших технических учебных заведений, в шестидесятых годах уехал в Америку, да так и остался там.
В своей деятельности, по словам Эльзы – матери Вильгельма, весьма преуспел. Теперь он глава какой-то солидной фирмы в Эквадоре. В середине семидесятых годов он приезжал в Германию по каким-то своим делам, а заодно навестил и мать с сестрой. На меня тогда он произвёл хорошее впечатление, хотя виделись с ним недолго…
ФРИДРИХ
Ну, прямо – одна обаятельная предупредительность, в сочетании с выпячивающей наружу обходительностью.
ФРАУ ЛИЗ
Что ты хочешь этим сказать?
ФРИДРИХ
А то, что кузен мой не особо-то обременён добродетелью. В трудную минуту он ни одним центом не помог тёте Эльзе, а про письма и вообще говорить не приходится.
Он порвал почти все свои связи с роднёй…
ФРАУ ЛИЗ
Ну, это от тебя мне приходится слышать не впервые.
Ты всегда почему-то предвзято судил о своём двоюродном брате. Не понимаю, что вы с ним не поделили.
ФРИДРИХ
Просто не люблю в людях чрезмерных надменности и бахвальства. Взять хотя бы тот факт. Зачем, скажите мне на милость, ему вдруг понадобился какой-то, чудом выросший из воды, тихоокеанский остров? Он, якобы, намеревается его выкупить у какого-то там государства, да вот всё раздумывает, как поступить.
По лицу Фридриха скользит выражение раздражения.