Всё, чем живём, дорожим и рискуем. 24-серийный киносценарий по приключенческому, научно-фантастическому роману «Тайна Вселенской Реликвии». Часть вторая, в шести сериях

У-у! Бог его знает! Я и сама тому удивляюсь, да и в толк никак взять не могу.

САНЯ

Кузя! Может всё-таки поделишься с нами секретами своих перевоплощений?

КУЗЯ

Я бы с большой охотой. Только вряд ли кто из вас поверит тому. Да и причины мне самому пока ещё не вполне ясны…

Причину своих метаморфоз Малышев видит в законченном им неделю назад художественном полотне с кратким названием – «Глаза»… До этого им были завершены работы по написанию ещё трёх картин в масле. Первая картина, впервые выполненная Кузей в масляных красках, была навеяна воспоминаниями о светлой личности Льва Савельевича Лопухина. Это полотно, под названием «Встреча с праотцами», он создал спустя месяц после кончины старого учителя.

Другое полотно – «Гибель Атлантиды», было написано под впечатлением услышанного от Степана Павловича в ту памятную ночь, на рыбалке.

Созданию очередного художественного произведения предшествовало явившееся Кузе во сне видение в образе Святого Духа. Малышев так и назвал свою картину – «Шествие Святого Духа»… И вот теперь – «Глаза»… По поводу первых трёх Кузиных творений практичный Сапожков как-то, в очередной раз прохаживаясь вдоль этой маленькой, домашней художественной галереи, как бы в шутку, заметил:

МИТЯ

Вот что я тебе, Кузя, скажу! В коммерческом исчислении каждое из этих полотен потянет не меньше, чем тысяч, этак, на десять.

КУЗЯ

(смущённо)

Ого куда загнул!

САНЯ

(добавляет)

А в духовном, моральном исчислении им цены нет!

Малышев краснеет от удовольствия, потупив глаза, но и здесь не возражает. Зачем? Пусть себе думают, что хотят…

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА

Сынок! В самом деле. Что с тобой произошло?

Она сама терялась в догадках и до чрезвычайности озабочена Кузиной метаморфозой, а сейчас подвернулся случай.

Если бы этот вопрос прозвучал один на один, то Кузя просто бы отшутился. Сейчас ему это не удастся.

САПОЖКОВ

(простецки)

Правда, Кузя! Чего ты?! Ведь тут все свои, как-нибудь разберёмся.

КУЗЯ

Ну, ладно, попробую высказать свою догадку. Только чур, если что будет не так, прошу строго не судить.

Сапожков разводит в стороны руками, как бы желая показать всем своим видом: «О чём речь, дружище, какие могут быть разговоры?», а Кузя встаёт из-за стола и проходит в свою комнату…

Минуту-полторы спустя, из соседней комнаты доносится голос:

КУЗЯ

Желающих прошу пройти в комнату!

Приглашённые не замедлили поспешить на призыв и застают Кузю стоящим возле переносного мольберта, установленного под некоторым углом недалеко от окна.

В станке, под наброшенной холстиной, угадываются очертания какого-то художественного полотна, сантиметров семьдесят в длину и около тридцати в высоту.

Однако, начало представления нарушается мелодичным звучанием звонка входной двери. Екатерина Николаевна направляется открывать.

Через несколько секунд прихожая в одно мгновение наполняется шумом, а затем звучит радостный голос хозяйки:

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА

Ребята! Посмотрите, кто к нам пришёл!

На пороге гостиной Ремез с Таней и Настя с Еленой Владимировной.

Три-четыре раза в году, на время ремиссии, ослабления затяжных рецидивов реактивной депрессии, Елену Владимировну отпускают домой, под надзор опекуна – Шишкина Вениамина Бенедиктовича.

Как правило, опекунством, неофициальным, занимались Глафира Александровна и Настя. Официальный же «опекун» лишь усугублял положение пребывания своей подопечной на свободе.

Но как бы там ни было, Елена Владимировна вновь обрела её, пусть не на долго, пусть на одну-две недели, неважно, но лишь сам факт радовал друзей не меньше, чем самое близкое её окружение…

РЕМЕЗ

А мы проходим с Танюшей возле вашего дома и, вдруг, встречаем вот этих двух обворожительных особ. И тут мне в голову приходит дерзкая мысль: «А что если..?», и вот мы у вас. Так что не велите казнить, велите миловать!

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА

И правильно сделали, что зашли. Как раз вовремя… Сейчас будем пировать…

Пока из кухни доносился звон посуды, перемежающийся женскими голосами, пока накрывался стол, Степан Павлович смиренно сидит в кресле. От его услуг все почему-то отказываются и велят отдыхать.

Он же с хитроватой улыбкой на устах наблюдает за ходом приготовлений. Наконец ему надоедает пребывать в позе рака-отшельника.

РЕМЕЗ

Кузьма! Где у вас тут телефон? Позвонить бы надо.

Тот незамедлительно выполняет просьбу, препроводив в свою комнату, и удаляется…

Все приготовления давно уже закончены, а Степан Павлович так всё и не появляется в дверях соседней комнаты.