Будущее университетов

• Постепенное введение в Европе платы за высшее образование, преимущественно в виде целевых взносов, которые студенты теперь платят на каждом курсе. Так, в Великобритании сразу после начала в 1997 г. реформы Дилинга целевой взнос был установлен в ?1,000 (тогда $1,650), который в 2012 г. уже вырос до ?9,000 ($13,900)[3 - The future of universities. The digital degree. The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.].

• Одновременно сокращается стипендиальная поддержка студентов из малообеспеченных семей, которая переводится в форму льготных студенческих кредитов. В той же Англии это привело к парадоксальному результату: резко сократилось число студентов из малообеспеченных семей, проживающих в университетских кампусах, они предпочли не брать кредиты, а жить дома и учиться в ближайших к их месту жительства университетах. В итоге снизилась доступность престижных университетов для этой категории студентов (это негативно отразилось на работе социальных лифтов в данной стране, а также нанесло существенный вред английским традициям, когда молодые люди, обучающиеся в вузе, не должны жить с родителями), но, что не менее важно, многие университеты потеряли значительные средства, взимаемые за проживание студентов в кампусах (а также за многие сопутствующие этому проживанию услуги), что негативно отразилось на их финансовом положении.

• Резко усилилась конкуренция университетов за иностранных студентов, поскольку их обучение в большинстве европейских стран является платным. В итоге, например, многие немецкие студенты вынуждены учиться в Австрии, так как в Германии университеты предпочитают брать иностранцев.

В США высшее образование платное, хотя система грантов и стипендий позволяет значительному числу студентов учиться практически бесплатно. Однако несмотря на развитую систему распределения затрат между участниками образовательного рынка[4 - См.: Bruce Jonstone. The Financing and Management of Higher Education: A Status Report on Worldwide Reforms / State University of New York at Buffalo. 1998.], расходы значительного числа семей на обучение детей в университетах стремительно растут, как и растет в целом задолженность по образовательным кредитам. В престижных университетах США плата за образование достигла 40–50 тыс. долл, в год, что вкупе с расходами на проживание в кампусах становится весьма тяжелым финансовым бременем для американских домохозяйств. В результате средний класс (особенно после кризиса 2008 г., когда существенно снизилась стоимость жилья вследствие ипотечного кризиса, а под залог жилья брались образовательные кредиты) все более отчуждается от высококачественного образования, которое позволяет претендовать на высокооплачиваемую работу. Это уже привело к тому, что в ведущих университетах США начинают превалировать студенты из высших слоев американского общества, а также из малообеспеченных семей, которые получают стипендии и гранты, и иностранные студенты, которым в ряде случаев оказывается помощь международных фондов и даже правительства США. Вместе с тем положение этих университетов во многом облегчается тем, что они получают крупные заказы от американских компаний на исследования и разработки и имеют большие эндаументы. Так, эндаумент Гарвардского университета превысил 31,7 млрд долл. (2012 г.); для сравнения эндаумент Кембриджа составляет 4,3 млрд фунтов (2012 г.). В целом, как отмечают американские исследователи, студенты ведущих университетов США получают значительно большие (относительно) субсидии на свое образование, чем студенты остальных американских вузов. Тем не менее их собственный финансовый вклад в получение высшего образования весьма велик. Одновременно эти данные говорят о том, что хорошее высшее образование в США становится крайне дорогим и постепенно, как уже отмечалось, все более закрытым для молодежи из низших и средних слоев среднего класса.

Еще одной особенностью американской системы высшего образования стало выкладывание в сеть Интернет (в открытый доступ) лекций ведущих профессоров крупнейших университетов. Хотя многие исследователи считают, что появление онлайн-курсов ведет к снижению роли традиционных университетов[5 - The future of universities. The digital degree The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.], представляется, что это не совсем так – открытые лекции служат рекламой этих вузов. Кроме того, возникновение такого рода программ позволяет американским университетам высшей лиги «пристегнуть» к себе слушателей во многих странах, обеспечивая повышение рейтинга американской системы высшего образования в целом и привлечение в нее иностранных студентов. Несмотря на то что в последние годы доля США по численности иностранных студентов сократилась до 18 %, доля средств, которые американские университеты получают от этих студентов в виде платы за обучение, превышает 33 % всех средств, которые иностранные студенты платят в вузах других стран (доля ЕС составляет 29,3 %, доля России – 0,7 %)[6 - Рассчитано no: Education at a Glance. 2014. OECD, 2014.] – рис. 1.

При этом получение платы за сертификацию знаний, на которую делают ставку многие американские онлайн-университеты, хотя и позволяет им зарабатывать неплохие деньги – большого значения для системы высшего образования США не имеет. Следует отметить, что появление в середине 1980-х гг. открытых университетов также сначала воспринималось как вызов традиционной системе высшего образования, но потом вписалось в нее в качестве некоторого дополнительного элемента.

В целом, как и было предсказано, в Европе и США идет интенсивное распределение (и одновременно перераспределение) издержек (затрат) на получение высшего образования между государством (бюджетное финансирование, стипендии, заказы государства на научные исследования, льготирование ставки по образовательным кредитам, погашение образовательных и/или студенческих кредитов (кредитов на сопутствующие нужды) при выборе не очень престижных мест работы или работы в отдаленных районах т. п.), обществом (гранты различных фондов, эндаументы, заказы различных фондов и бизнеса на научные исследования и разработки и др.), домохозяйствами (плата за образование и сопутствующие услуги) и собственно индивидами, получающими высшее образование (возврат образовательных и сопутствующих кредитов после начала трудовой деятельности).

Рис. 1. Доля мирового рынка образования по доходам от иностранных студентов, %

В принципе эта система распределения затрат должна была быть устойчивой, поскольку предусматривала множество источников финансирования высшего образования, а также распределение расходов во времени. Однако начавшийся в 2008 г. экономический кризис показал ее уязвимость, впрочем как и уязвимость всех остальных подсистем экономики и общества (институтов современной экономики и общества). И так же как и экономика, система высшего образования вошла ныне в эпоху турбулентности. Ощущение возникшей неопределенности в стабильном получении финансовых средств приводит, в частности, к тому, что несмотря на все механизмы защиты от коррупции и неэффективного использования поступающих в университеты финансовых и иных ресурсов (попечительские и наблюдательные советы, советы директоров, независимые аудиторские проверки и требование полной финансовой прозрачности), идет концентрация финансовых средств на определенных этажах управленческой иерархии университетов, поскольку повсеместно появилось ощущение временности процветания (см., например: [Дим 2004]). Еще одним проявлением психологии временщиков становится быстрый рост заработной платы профессуры в ущерб развитию материальной базы университетов и их инфраструктуры. Это не столько отражение важности накопления человеческого капитала (высококвалифицированных преподавателей) в высшем образовании, сколько выражение неуверенности в будущем. Другими словами, нарастание неопределенности ведет к заметному ухудшению качества управленческих решений (или выявляет нехватку профессионализма у университетских управленцев[7 - Здесь в принципе проявляется стремление к пролонгации предшествующих тенденций: если длительное время все было стабильно и шел рост, в том числе объемов поступающих в университеты ресурсов, то можно было не слишком наращивать управленческие компетенции. Смена тренда выявляет возникший дефицит профессионализма, который усугубляет возникшую негативную тенденцию. Это, в свою очередь, порождает негативные ожидания (теперь уже пролонгация негативных тенденций) и еще большую неэффективность в использовании ресурсов, включая рост коррупции и элементарного воровства.]), в результате чего система сама лишает себя заделов в среднесрочной, не говоря уже о долгосрочной, перспективе.

Трансформация рынка труда

При рассмотрении будущего университетов нередко связь происходящих перемен с состоянием рынка труда не рассматривается. Между тем эти явления взаимосвязаны. Прежде всего в последние годы в большинстве развитых стран наблюдается быстрый рост доли населения с высшим образованием (в США 42 %[8 - В США доля занятых в экономике с высшим и неполным высшим образованием составляет 54 %.], Канаде 51 %, Израиле 46 %, Японии 45 %, Великобритании 38 %, Финляндии 37 % [9 - http://www.ratel.com.ua/obshchestvo/obrazovanie/2342/ (http://www.ratel.com.ua/obshchestvo/obrazovanie/2342/)], в Китае доля занятого населения с высшим образованием приближается к 33 %, Индия сможет увеличить долю рабочих с высшим образованием до 88 млн человек в ближайшие два десятилетия[10 - Исследование консалтинговой компании McKinsey «Мир на работе: рабочие места, зарплата и навыки для 3,5 млрд человек» (см.: http://www.kommersant (http://www.kommersant/). ru/pda/ogoniok.html?id= 1977181).]). В результате начинает снижаться отдача от высшего образования. На фоне роста издержек для домохозяйств, это может стать сдерживающим фактором дальнейшего увеличения доли возрастной когорты, идущей в вузы, ее удержания на уровне 50–70 % (вместо 75–90 % в настоящее время в США и ряде развитых стран – см. табл. 1).

Вместе с тем образование играет еще одну роль по отношению к рынку труда – это демпфирование массовой, прежде всего молодежной, безработицы, когда система, в первую очередь, формального образования должна вовлекать в себя как можно большую часть молодежи (формирование социальных сейфов). Здесь во многом возникает конкуренция между системой общего и высшего образования для тех стран, где высшее образование становится практически всеобщим. Школьное образование во всех странах становится все более продолжительным. Это пытаются объяснять ростом объема информации (знаний), который должен усвоить сегодняшний школьник. Но если рассматривать компетентностый подход, который в настоящее время становится ведущей педагогической технологией, то на первый план выходит умение учиться, искать информацию, а не механическое накопление знаний. Более адекватной представляется концепция, согласно которой удлинение сроков школьного образования связано с необходимостью накопления социальных компетенций, которая обусловлена переходом к сервисной экономике с одной стороны и к инновационной экономике – с другой.

Развитие сервисной экономики требует освоения коммуникативных навыков, поскольку ведет к росту межличностного общения (в России этим во многом объясняют важность получения даже не очень хорошего высшего образования), индивидуализации широкого спектра услуг (в том числе в образовании, здравоохранении, социальном обслуживании и др.). Развитие инновационной экономики, сложных технико-технологических систем, повышение риска техногенных катастроф, использование уникального, дорогостоящего оборудования требует социально зрелого, ответственного работника. В связи с этим растет возраст первого выхода работника на рынок труда.

Соответственно, длительность пребывания молодых людей в школе большинства развитых стран увеличивается с 12 до 13 и даже 14 лет. Если после окончания школы практически все выпускники школ поступают в университеты, то может возникнуть выбор – где наращивать сроки обучения – в школе или университете. Пока еще этот выбор делается в пользу школ, но этому есть предел: общее представление состоит в том, что в школе учатся дети и подростки (тинейджеры), соответственно, с 20 лет предпочтительнее и учить, и «хранить» молодежь в высшей школе, хотя бы так обозначая выход молодых людей из детства. В этом отношении упомянутая выше тенденция, когда студенты продолжают жить дома, а не в университетском кампусе, приводит к обратной ситуации более позднего взросления вследствие отложенного начала (хотя бы номинального) самостоятельной жизни.

Можно предположить, что предельная длительность пребывания молодежи в школе составляет 14–15 лет, после чего выбор начнет делаться в пользу университетов. В этой связи все последние годы шла борьба за сокращение сроков пребывания в высшей школе – как уже было отмечено, введение бакалавриата и магистратуры во Франции и Германии вместо пятилетнего обучения позволило хотя бы частично сократить численность студентов университетов, т. к. на вторую ступень переходит лишь часть (обычно не более одной трети тех, кто окончил бакалавриат). Однако в недалеком будущем мы сможем наблюдать обратную тенденцию. В США она уже в полной мере проявляет себя – средний возраст американских студентов превысил 26 лет. Одновременно происходит увеличение и доли выпускников магистратуры, идущих в докторантуру, при этом на третьем уровне высшего образования средний возраст обучающихся уже приближается к 31 году.

Таким образом, если финансовые показатели работают на ограничение роста студенческих контингентов, то потребности рынка труда, задача сокращения молодежной безработицы, напротив, работают на удлинение сроков обучения в университете и увеличения доли возрастной когорты, идущей в вузы.

Но удлинение сроков обучения, выход на рынок труда социально зрелого работника, имеющего высшее образование, меняет требования к структуре и качеству рабочих мест. И страна, которая не сможет подстроить свою экономику и социальную сферу под новый тип работника, будет этих работников терять. При этом «утечка умов» в новых условиях может привести и к деградации в этой стране университетов, поскольку профессура, которая выучила работников для другой экономики вполне в состоянии последовать за своими учениками.

Социальный статус

Если еще 15–20 лет назад получение высшего образования в большинстве случаев автоматически вело к повышению социального статуса его обладателя, то в последние годы ситуация стала меняться. Как только высшее образование перестает быть относительной редкостью, оно перестает и сильно повышать статус того, кто потратил долгие годы на его получение. Это не означает, что на рынке труда произойдет резкое обесценение высшего образования[11 - Правда, в СССР такое в последние годы его существования и наблюдалось, сколько бы теперь не говорили о высоком качестве высшего образования в советское время: инженер или научный работник могли получать значительно меньше «простого» рабочего, и это никак не было связано с идеологическими догмами, а определялось структурой рабочих мест и перепроизводством относительно этой структуры работников с высшим образованием.См.: Комплексная программа НТП в СССР до 2005 года, том «Социальные проблемы, повышение народного благосостояния и развитие культуры в СССР». М., 1981.]. Можно предположить, что в развитых странах в среднесрочной перспективе высшее образование (или по крайней мере его низший уровень – бакалавриат) перейдут в разряд обязательного образования, как в свое время это произошло с полным средним образованием, а маркером повышенного уровня и более высоких уровней заработной платы станет получение магистерской степени, а затем и докторской (PhD)[12 - Представляется, что бум защит диссертаций чиновников и предпринимателей в России явился отражением именно этой тенденции. Из-за массовости высшего образования обладание им перестало быть показателем квалификации или социального статуса.].

Вместе с тем в какой-то момент придется пересматривать всю систему уровней образования: сейчас трудно предсказать тот уровень образования и тот социальный статус, который «потеснит» докторскую степень. Но уже сейчас можно предполагать, что широкое распространение второй докторской степени – это вопрос времени, она на деле сохраняется в Германии и Франции (хабилитированный доктор наук), «пробивается» в Великобритании. Представляется, что и в других странах Европы, а также в США и Канаде это также в достаточно скором времени станет актуальным[13 - В США и Канаде большее значение, чем в Европе, имеет университетское звание профессора, особенно полного профессора, который уже не переизбирается, а сохраняет свое место до выхода на пенсию (tenure).].

Как превращение высшего образования практически в обязательный атрибут рабочей силы скажется на положении (самом определении) среднего класса, в настоящее время сказать трудно. Понятно только, что средний класс, который увеличится до 80–85 % всего населения развитых стран – это принципиально другой средний класс по сравнению с нынешним. А это означает, что по мере увеличения доли населения с высшим образованием социальная структура общества должна будет существенно поменяться.

Интернационализация образования и появление глобальной конкуренции за лучших студентов и лучших профессоров

Высшее образование стало, по сути дела, первым уровнем образования, который стал реально отражать глобальные процессы, идущие в мировой экономике. Болонский процесс и формирование единого европейского пространства высшего образования стали следствием развития единого европейского рынка труда. Соответственно, в любой точке ЕС работодатель, нанимая выпускника университета на работу, должен понимать, какого специалиста он приобретает. Одновременно студент из любой страны Евросоюза, поступая учиться, рассчитывает, что по окончании университета он сможет найти работу не только в своей стране, но и в других государствах ЕС.

В принципе это ведет к унификации программ, методов оценивания достижений обучающихся и качества образования. В то же время нарастает конкуренция не только самих университетов за студентов и слушателей, за которыми в той или иной форме «следуют деньги», но и за преподавателей, поскольку уже само имя профессора может привлечь тех, кто захочет у него учиться. При этом нарастает конкуренция и между странами, и даже континентами: США и Канада конкурируют с ЕС и за студентов, и за профессоров: за студентами, как уже отмечалось, идут деньги, за профессорами – надежды на получение научных грантов, увеличение эндаументов, а также повышение места университета в мировых рейтингах. В настоящее время к этому соперничеству активно подключаются Япония и Китай, включая Гонконг, Тайвань, Индия, Сингапур, или шире – Азия, а Австралия и Новая Зеландия уже давно держат примерно 10 % потоков иностранных студентов. В Латинской Америке также складывается достаточно мощный сектор высшего образования, в который входят Чили, Бразилия, Мексика и Аргентина. На Ближнем Востоке и в Африке можно говорить об университетах Израиля, Египта, ЮАР.

Глобальный характер образования, как и науки, требует единства языка, но пока эта роль распределяется между (ожидаемо) английским и испанским (Испания, Португалия, Латинская Америка). Вместе с тем экспансия английского языка в испанский ареал уже вполне заметна.

Изменения в технологиях высшего образования

Как уже было отмечено, развитие онлайн-образования становится важным маркером изменений в деятельности университетов. Рост издержек традиционной передачи знаний и развитие значительно более дешевых средств обучения, которые одновременно могут обеспечить доступ к высшему образованию практически всех желающих, рассматриваются в качестве основных могильщиков значительной части существующих в настоящее время университетов. Так, журнал «Экономист»[14 - The future of universities. The digital degree The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.] прогнозирует, что в недалеком будущем (на протяжении 15–20 лет) закроется до половины американских университетов. Представляется, что этому прогнозу не суждено сбыться. Другое дело, что это будут, конечно же, другие университеты, роль которых в системе образования существенно изменится: они станут площадками социализации и социального общения, поскольку доля самостоятельной работы в обучении также имеет пределы, а слово «сознание» расшифровывается как «совместное знание», что предполагает совместное действие по получению этого знания.

Можно, конечно, предположить, что все студенты будут сидеть у себя дома (в разных странах на разных континентах) за компьютерами и вести дискуссии в виртуальных аудиториях (голографические видеоконференции). Это позволит университетам избавиться от кампусов и значительной части инфраструктуры, что значительно облегчит их финансовое бремя. Но думается, что все не так просто. Уже были попытки посадить работников по домам и контролировать их работу посредством компьютеров. Но потом пришлось их собирать в офисах, иначе нельзя было выстроить корпоративную культуру, да и производительность труда таких работников через некоторое время начинала падать. Оказалось, что работникам необходимо ощущение совместного действия, межличностное общение, включая чаепития и праздники.

Как подчеркивают многие критики онлайн-обучения, «университетское образование создает социальный капитал. Студенты обучаются дискутировать, презентовать себя, заводить контакты и образовывать контакты. Как виртуальные колледжи обеспечат все это?»[15 - The future of universities. The digital degree The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.].

Некоторый ответ на это состоит в том, что для удешевления обучения онлайн-курсы могут использоваться на начальных этапах (первый год обучения) получения высшего образования (вводные лекции и занятия), затем два года студенты обучаются очно в университетских аудиториях, а затем учатся опять онлайн и работают. К сожалению, этот подход не учитывает необходимости удержания молодежи в университетах все более длительное время, чтобы снизить давление на рынок труда.

Векторы перемен

Ощущение кризисности в развитии университетов во многом связано с ростом неопределенности внешней среды, которая их окружает.

Рост издержек университетов происходит одновременно с сокращением государственного финансирования, а расширение платного образования сдерживается ограничением образовательного кредитования. В результате вводятся новые технологии обучения, которые существенно снижают затраты, но одновременно позволяют создавать структуры, которые становятся конкурентами традиционных университетов.

Необходимость оптимизировать затраты толкает университеты к сокращению сроков обучения, а потребности рынка труда требуют, напротив, их увеличения. Того же требует повышение пенсионного возраста для работающих, в то время как молодежь теряет в доходах и все больше вынуждена жить за счет старшего поколения, а выходя позже на рынок труда, позже заводит семью, которая становится все более малодетной, вплоть до отказа многих пар заводить детей. Получаем порочный круг социальной политики, в который невольно втягиваются университеты.

Лучшие профессора размещают свои лекции в Интернете, что позволяет повышать качество образования и снижать затраты, но в то же время ставят под удар всю профессорскую корпорацию, поскольку те, кто не вышел в онлайн, теряют аудиторию.

Переход к фактически всеобщему высшему образованию приводит к тому, что оно теряет сигнальную функцию, как ранее эту функцию утратило среднее образование: его наличие уже ничего не говорит работодателю (скорее, говорит отсутствие такового). Соответственно, возникает потребность наращивать уровни высшего образования, восстанавливать фильтры, а это ведет к его удорожанию.

Таким образом, в новых условиях нельзя рассматривать изолированно развитие собственно образования, организационно-экономических форм его «доведения» до потребителя образовательных услуг, а также состояние и тенденции развития рынка труда. Вне социально-экономического контекста тенденции в самом университетском образовании могут быть неверно оценены и стать основанием неэффективной образовательной политики.

2. Российские тенденции

Контекст

В последние годы в мире активно ведется дискуссия о будущем университетов, или более широко – о будущем высшего образования[16 - The future of universities. The digital degree. The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014. См. также главу 1 настоящего доклада.]. В значительной мере толчком к обсуждению этих проблем стал глобальный кризис, начавшийся в 2008 г. Этот кризис, аналогично кризисам 30-х и 70-х гг. XX в., носит структурный характер и предполагает существенные изменения в технологических, экономических, социальных принципах функционирования современных развитых обществ. Смена социально-экономической модели неизбежно должна была поставить вопрос о смене модели профессионального, и прежде всего высшего, образования.

Образование – это формирование человеческого капитала, который в современном мире становится ключевым фактором производства. Наращивание этого капитала стало задачей последних нескольких десятилетий. В результате в большинстве развитых стран доля работников с высшим образованием быстро росла. Однако снижение темпов экономического роста с одной стороны и рост производительности труда – с другой может привести к тому, что численность имеющих высшее образование станет превышать наличие высокотехнологичных рабочих мест, мест интеллектуального труда.

Одновременно с этим увеличивается разрыв между потребностями экономики в наличии высококвалифицированных кадров и возможностью системы образования адекватно реагировать на эти потребности. Причем речь здесь идет не столько о выпускниках бакалаврских программ, сколько о способности вузов обеспечить адекватную переподготовку («тонкую настройку») специалистов в магистратуре и на программах профессиональной переподготовки.

Увеличение продолжительности жизни в развитых странах и, соответственно, более поздний выход работников на пенсию привели к тому, что стали расти сроки пребывания молодого поколения сначала в школе, а затем и в университете. Но даже удлинение сроков получения высшего образования не могло спасти значительную часть молодежи от безработицы[17 - Во многих европейских странах молодежная безработица составляет 20–25 % от общей численности молодых людей, имеющих профессиональное образование.]. В конечном итоге стала падать отдача от университетского диплома, особенно если его получение дорого обошлось выпускнику. Пока еще указанная отдача выше отдачи от более низких уровней профессионального образования, но вектор медленно, но меняется. Экономический кризис и связанный с ним рост безработицы еще более обнажили нарастающие проблемы, но до сих пор не предложено их решения даже на концептуальном уровне. Однако все отчетливее становится ощущение кризисное™ сложившейся модели и всей системы высшего образования, и университетов.

В самой системе высшего образования нарастающий кризис осознается в иных терминах, причины неизбежных перемен в ее функционировании видятся в:

1) быстром росте издержек университетов;

2) появлении так называемых МООС – массовых онлайновых открытых курсов, которые за небольшую плату обеспечивают доступ к лекциям ведущих профессоров и, что не менее важно, сертификацию знаний тех слушателей, кто прошел всю программу обучения[18 - The future of universities. The digital degree. The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.].

Рост издержек университетов, в первую очередь занимающих лидерские позиции, связан с тем, что их дальнейшее расширение требует больших вложений (новые кампусы и т. п.), а их престиж – установления высоких заработных плат профессуре. Соответственно, в новых условиях или государство не может позволить себе все увеличивающихся расходов на высшее образование (казус Западной Европы), или студенты не могут платить все больше и больше за получение престижного университетского диплома (казус США). При этом одновременно растут невыплаты (невозвраты) по образовательным кредитам, что серьезно усложняет положение банков, которые долгое время обслуживали данный рынок[19 - Доннелли КРизви С., Барбер М. Накануне схода лавины. Высшее образование и грядущая революция // Вопросы образования. 2013. № 3. С. 152–229.].

Появление МООС представляет собой предельное выражение массовизации высшего образования: каждый желающий может теперь прослушать лекции известных профессоров в Интернете, причем для этого не надо набирать высоких баллов на экзаменах и/или платить значительные деньги.

Высшее образование, став сверхмассовым, практически всеобщим за счет новых технологий доставки знаний, одновременно начинает терять свою ценность (как приращение человеческого капитала) или перестает играть роль фильтра, который пропускал бы только ограниченное число способных и талантливых молодых людей на высший уровень получения профессиональных знаний и компетенций, что потом обеспечивало бы этому ограниченному контингенту престижные и высокооплачиваемые рабочие места (а это, в свою очередь, становилось мерой их человеческого капитала).

В принципе ситуация экономически более чем понятна – ресурс становится все менее ограниченным, соответственно, его цена (в данном случае – заработная плата) падает. Возникает потребность в новых фильтрах, а следовательно, и в других моделях как высшего образования в целом, так и университетов (или того, во что они будут преобразованы, если будут).