Что еще добавить? События. Люди. Книги

Лев Готгельф, организатор Цветаевского фестиваля в Александрове, отметил невероятную скромность поэта. «Его с большим трудом удалось убедить почитать что-нибудь. И в этом не было никакой позы, просто он очень требовательно относился к себе».

Геннадий Калашников поделился тем, что его каждый раз во время Прокошинских вечеров охватывает чувство «близости творческой и… невстречи». «Мы ходили одними путями, у меня много знакомых в Калужской области – и, надо же так, – не встретились, – с некоторым огорчением, что ли, говорил Геннадий. – Но есть стихи, и все они мне нравятся. Я как бы слышу голос Прокошина – настоящий, подлинный, поэтический».

Ольга Сульчинская призналась, что не любит верлибры, но поэма «Выпускной – 77», написанная свободным стихом, была прочитана ею очень сильно и пронзительно.

Светлана Хромова поблагодарила Андрея за то, что находит силы и время проводить такие мероприятия, посвященные памяти Валерия Прокошина.

Анна Гедымин отметила влияние интернета на формирование поэта, на его судьбу. «Интернет – это дар Божий», – заявила Анна.

В который раз поразился тому, как проникновенно, с полным погружением, читает Нина Дунаева. В этот раз ей, да и слушателям тоже, пришлось непросто – стихи Валеры из цикла «Отречение», отобранные для выступления, звучали жестко и больно.

«Трижды, как Петр. Даже с пулею в сердце
Я не сумею в России согреться.
И на прощанье шепну палачу:
– В этой стране… умирать… не хочу».

    Февраль 2020

Беседы о художественном переводе

Вы что-нибудь понимаете в переводах? Не денег со счета на счет – нет, а в нормальных художественных (не технических!) переводах? Я вот – вообще ни в зуб ногой. Как эта система работает и имеется ли, собственно, такая система? Оказывается, имеется.

Но не буду гнать лошадей, а начну, как обычно, издалека. Ну, допустим, с проспекта Мира. Ха, скажут мне мои коллеги, какое это далеко? От Белорусской до проспекта Мира рукой подать. Вот что вы знаете на этом самом проспекте, кроме спорткомплекса «Олимпийский», главной мечети страны и министерства энергетики? Оказывается, много еще прекрасных мест, например, музей Серебряного века, куда мы вчера очень даже удачно зашли с замечательным человеком Анваром Тавобовым – писателем и журналистом.

Зашли не просто так, а с цветами (розами), поскольку в музее проходил творческий вечер, – причем тематический, посвященный художественному переводу – удивительной женщины Нины Габриэлян.

Так вот что я вам скажу, мои хорошие, я влюбился – и в Нину Михайловну, и в литературные поэтические переводы, точнее, в то, как она это делает.

Вот навскидку кого вы можете назвать из выдающихся переводчиков? Я вот особо не в теме, тем не менее у меня и здесь есть свои авторитеты – Морис Ваксмахер (какое объедение его переводы моего любимого Алена Боске!) и Павел Грушко (Пабло Неруда в его исполнении – это нечто!). Теперь в этот свой небольшой список я добавляю Нину Габриэлян.

Итак, о вечере. Я по старой своей привычке хожу на такие мероприятия без фотоаппарата, но с ручкой и листочками, на которых я стараюсь записывать все, что услышал и увидел – такой себе импрессионизмус. Если что напутал, поправляйте. Ладно?

Мероприятие проводилось в рамках проекта «Культурная инициатива», организаторами и вдохновителями которого являются Данила Файзов и Юрий Цветков. Ведущим вечера был Алеша (хотя выглядел он как минимум на Алексея) Прокопьев.

Нина Михайловна – маленькая, стройная, изящная – покорила зал (который, к слову, был полон) буквально с первых стихов. А начала она, пожалуй, с самого трудного – с верлибров сенегальского поэта Леопольда Сенгора. Представляете, этот человек был президентом своей страны с 1960 года по 1980 год. И ушел со своего поста добровольно, что не свойственно для Африки. Нина Габриэлян считает его одним из крупнейших поэтов мира. «Верлибр – это непростая форма, лишенная опоры на все формальные поэтические признаки – ритм, рифму, – рассказывала Нина. – Казалось бы, переводи – не хочу, пиши что-то близкое к подстрочнику, тем более что в советские времена за переводную поэтическую строчку платили по 1 рублю 50 копеек». Ан нет, ей в верлибре важно услышать поэзию, настоящую поэзию. Вот строчки Сегора, которые я успел записать: «желтые крабы сжирали мой изможденный мозг», «голос твой брызнул снопами лучей».

Нина Габриэлян родилась в Москве, окончила институт иностранных языков им. Мориса Тереза (отделение французского языка). Кстати, на вечере она читала также стихи на французском. Слышали бы вы, какая в зале стояла тишина! Это было завораживающе.

Но больше всего Нина Михайловна занималась переводами с армянского. При этом, призналась она, армянский язык знает не очень хорошо. По словам переводчицы, на это ее сподвигло знакомство с профессором Левоном Мкртчаном, который прислал ей сложнейшие подстрочники Ваана Терьяна. «Я тогда не совсем понимала, какие подарки мне буквально валятся с неба, – с улыбкой вспоминает Габриэлян. – Ожидала увидеть солнечные стихи, напоминающие полотна Сарьяна, а получилось наоборот. Предвкушала наслаждаться солнцем, а оказалось, что Терьян – ночной поэт, певец сумерек». Имитировать армянскую звукопись – это глупо, считает Нина Михайловна. Кроме того, добавляет хлопот ритм. К примеру, в родном языке ритмика звучит органично, а на русском получается частушка. Поэтому переводчику приходится, что называется, жертвовать ритмом, чтобы получилось крепкое стихотворение. Парочка цитат из Терьяна – «фонарей засыпающих очи», «боль моя, как от тебя излечиться, если ты неизлечима».

На вечере прозвучали переводы классика армянской поэзии Наапета Кучака, жившего в ХVI веке. Его айрены (древняя форма армянского стиха), посвященные любви, оставляют сильное впечатление.

Говорилось также еще об одном мастере любовной лирики – Арутюне Саядяне, который известен под псевдонимом Саят-Нова (1712—1795). В какой-то мере судьба поэта, его стихи вдохновили знаменитого режиссера Параджанова на создание фильма «Цвет граната». Кстати, своеобразным дополнением к поэзии Наапета Кучака стала народная армянская песня в исполнении Марьям Егиазарян.

Один из самых любимых армянских поэтов для Нины Михайловны – Егише Чаренц. Он родился в 1897 году, год смерти можно не комментировать – 1937 год.

Есть странные гости, незримые гости – без слов
Придут и поселятся в комнате тихо твоей.
И нет у них лиц и имен, нет у них голосов,
И не существует для них ни замков, ни дверей.
И нет у них тени – у этих живущих в тени.
Приходят без слов, и живут, и уходят опять.
И что им здесь надо, зачем приходили они? —
В сем мире, лишенном дверей, невозможно понять.
Лишь изредка странная грусть пробудится вдруг в нас
Так тихо, как будто бы кто по лицу проведет…
Мы вздрогнем, с тоскою почувствовав – кто-то сейчас
Ушел навсегда и уже никогда не придет.

Он настоящий мистик, считает Нина Габриэлян, он многое прозревал в своей судьбе. По легенде, большевики после расправы над всенародно любимым поэтом всерьез боялись бунта. Поэтому его тело вывозили тайком в хлебовозке.

Об уходящей школе русского перевода рассказала в своем выступлении Юлия Покровская. «Перевод – это высокое ремесло, – сказала она. – Это навык, это школа, которая передается из рук в руки. Мы с Ниной счастливы, что застали великих русских переводчиков – Мориса Ваксмахера, Гребнева, Ревича. К сожалению, сейчас эта школа умирает». Раньше государственная политика была нацелена на поддержку художественного перевода, сейчас и опубликоваться сложно, и той поддержки уже нет, при этом нет и ограничений, которые существовали в советское время.

Художественный перевод, подчеркнула Юлия Покровская, это на 40% – талант, и на 60% – труд (тут почему-то вспомнилось интервью одного из российских олигархов, который говорил, что 40% успеха – это труд, мозги, целеустремленность, а 60% – удача и умение ею воспользоваться. Причем один из самых выдающихся атрибутов удачи – родиться в правильной семье, с правильными родителями). Талант и трудолюбие даны и Нине Михайловне Габриэлян, к ним можно также добавить неуемное стремление к знаниям и любовь к тому поэту, которого переводишь.

Нина Габриэлян призналась, что всегда ощущала тягу к Востоку, с особым вдохновением, что ли, она прочла (причем наизусть, она вообще практически все читала наизусть!) отрывки из поэмы курдского поэта Ахмеда Хани (1650—1707). Это была настоящая эротическая поэзия, описание брачной ночи: «розу целовал нарцисс, и трепетали венчики цветов», «и набухли от любви гранаты», «поцелуй – глубокий, как смерть».

На вечере прозвучали переводы с малайского языка, а также стихи казахского поэта Иранбека Оразбаева.

Отмечалось, что в наше время за большой переводческий труд мало кто возьмется, не заручившись поддержкой спонсора. При этом вспоминали, как Ревич в советское время в течение 20 лет переводил бесплатно, что называется, в стол. Потом его переводы стали классикой.

«Цель перевода – сделать качественное стихотворение на русском языке», – утверждает Нина Габриэлян. И в какой манере он исполнен – рифмованным стихом верлибры или наоборот – это не так важно. «Победителя не судят, – с улыбкой говорит переводчица, – а с живым поэтом нужно договариваться».

    Март 2017

Поэзия без понтов и рисовки

Что-то под конец года литературная жизнь закрутилась. Лично для меня. Закрутила-замела… Недавно был на вечере «Трио из Бельв…», ой, не так – «Трио из Рио» – Михаила Гофайзена (Таллинн), Вадима Месяца (Москва и т. д.) и Алексея Остудина (Казань). В результате домой приехал в районе часа ночи, а вставать, как обычно, в четыре утра. «И зачем так мучить себя?» – спросите вы. И я гордо, заплетающимся от усталости языком отвечу: «Надо потому что…»

Если честно, основной целью вчерашнего посещения Булгаковского дома для меня была встреча с Лешей Остудиным, который не частый гость в Москве. И мне нужно было проставиться.

Дело в том, что этот замечательный поэт и человечище написал мне рекомендацию в русский ПЕН-центр. Ну, и надо же мне хоть когда-то быть благодарным. В общем, приперся я на мероприятие с магарычом. А в Булгаковском – народу… ну не то чтобы тьма, но где-то около. И «все подходють и походють», причем все места уже заняты.

И те, кому не хватило места, спрашивают у Коровина:

– Стулья есть?

Андрей с улыбкой им отвечает: «Нет конечно. Все пропили». И дальше добавляет: «Если есть места – радуйтесь, нет места – подвиньте соседа».

Такая вот обстакановочка.

Но что, собственно, рассказать за это мероприятие? Ну, во-первых, я возмущен. Да-да, заявленных в программе песен и танцев народов мира так и не дождался. Не считать же танцами ритуальные хождения Леши Остудина – туда-сюда возле пианино. А во-вторых, я восхищен.

«Три старых друга из разных городов, – так представил выступавших организатор вечера Андрей Коровин. – При этом они совершенно разные – по менталитету, по стихам, по отношению к женщинам и алкоголю. Лауреаты различных премий, члены редколлегий и так далее…»

И началось. Ребята – точнее, не ребята – мужики – предложили зрителям простой, но очень эффективный в плане зрелищности и восприятия формат: каждый из выступающих читает не больше 5 минут. Начинал Вадим Месяц, подхватывал Алексей Остудин, завершал Михаил Гофайзен. И так нон-стоп несколько кругов. И знаете что? Это было круто.

Авторы действительно разные, но при этом их выступление смотрелось на редкость цельно и содержательно. Вадим читал «500 сонетов к Леруа Мерлен». Его выступление задавало ритм, который его товарищи не спешили подхватывать, поскольку каждый из них находился в своем поле, на своей волне. «Леруа Мерлен – это не строительный магазин, в котором, кстати, я никогда не был, – объяснил Вадим Месяц. – Для меня это Прекрасная Дама – Мерлин Монро, Мата Хари, Марина Влади, Офра Хаза…» Четкий чеканный голос, сдвинутые на макушку очки, легкий ироничный прищур.