но привел в порядок Пифагор.
Семь небес сияют в высях горних, –
с важностью сказал один из нас.
Семь известно Ангелов Господних,
Что сойдут на землю в грозный час.
Видим глазом невооруженным
мы на небе только шесть планет –
пробурчал другой.
Между ученым
и церковником согласья нет.
Из кустов вспорхнула с криком птица.
Я воскликнул: Это воробей!
А жена сказала: Нет, синица,
что звенит во мраке, как ручей.
***
Никак на крыше флюгер ржавый
вокруг оси не повернется,
скрипит в ночи, как сук корявый,
как куст сухой, под ветром гнется.
На мир глядит безумным оком
железный петушок со спицы.
Он повернулся к ветру боком,
не так, как все другие птицы.
Не так, как парусные лодки –
в открытом море к ветру носом,
когда юнцы из мореходки
ведут их мелким длинным плесом.
***
Нам показала зубки ночь,
как старикам-родителям
их прежде ласковая дочь,
обзаведясь сожителем.
Он продает на рынке лук,
чеснок, морковь с картофелем,
но выглядит сердечный друг
красавцем с римским профилем.
Мать плачет день и ночь подряд.
Отец орет, как бешеный.
Тяжелый курит самосад,
пьет спирт, с водой не смешанный.
***
Сложил, как складывать учил
отец, бумажный треугольник,
но своего не опустил
письма в почтовый ящик школьник.
Он на лужайке стрекозу
поймал и тот же час бедняжку,
очки поправив на носу,
неспешно затолкал в бумажку.
Так и осталась стрекоза