Пляски розовой лошади

Пару раз ему показалось, что за спиной раздаются смешки, но он не придал этому значения. Он шел и думал о своем имени, о наряде, в котором он безупречен, о чудесном перевоплощении: за какие-то минуты из простого розового коня он стал полноправным членом высшего общества. «Вот так надо, поняли! Вот так!» – мысленно повторял Авнозар и стучал каблуками по отполированному до блеска паркету.

Он вошел в зал первым. Посередине стоял длинный стол примерно на сотню гостей. На столе сверкала поражающая великолепием посуда («Не иначе, золото»), вокруг – стулья: дерево тонкой работы и лучшее сукно… Он подошел к одному из них, потрогал: «Матушки… Это же… Это же очень дорого». В углу играл небольшой оркестр, отдельный, специально для этого зала, на высоких окнах сияли золотистые занавески. «Золотые нити», – подумал Авнозар, глядя на них, и рот его приоткрылся еще больше.

Видимо, так он простоял какое-то время, потому что очнулся от приглашения лакея:

– Ваше Высокопоставленное Могущество господин Авнозар Долгожданный, пожалуйста!

Он слегка выдвинул стул, приглашая гостя сесть. Авнозар распахнул глаза от удивления и уставился на слугу.

– Как ты меня назвал?!

– Ваше Высокопоставленное Могущество господин Авнозар Долгожданный, – ответил тот. – Так вы записаны в книге гостей.

– А, да, да… – озадаченно ответил Авнозар.

«Странно. Ведь этот титул я в шутку придумал только минуту назад, когда шагал сюда, в эту комнату… Неужели совпадение? Или опять колдовство какое-то? – недоумевал он. – Нет, невозможно. Это все есть. Всё – вот оно. Люди, посуда, лакеи, та служанка… Все это существует… Ах да! – наконец вспомнил он. – Они же умеют читать мысли! И наверняка какой-то слуга доносит все этому королю-слизняку. А тот решил надо мной вот так подшутить… Кстати говоря, забавно этот урод будет смотреться тут, среди всей этой знати и роскоши…»

Так он снова погрузился в свои мысли, пока лакей не одернул его:

– Ваше Высокопоставленное Могущество господин Авнозар Долгожданный, прошу, садитесь, пожалуйста. Нам пора начинать.

Тут Авнозар огляделся и обнаружил, что все придворные стоят поодаль и смотрят на него. За стол никто не сел.

– А почему они не садятся? – спросил он слугу.

– Вас ожидают. Они – только после вас.

– Я что, особенный?

– Да. Вы особый гость. Таков этикет. Сначала за стол садится особый гость, затем – все остальные.

Авнозар, ощутив небывалый прилив гордости, еще сильнее расправил плечи, задрал голову, презрительно оглядел всю толпу (к которой тут же начал относиться как к челяди), никак внешне не отреагировал на объяснение слуги, подошел к столу и сел на любезно отодвинутый для него стул.

Едва он сел, как в зале вновь поднялся стоявший до этого шум бала: люди будто вышли из оцепенения и, шумно обсуждая какую-то ерунду (как теперь думал Авнозар), шли к столу и занимали свои места. Место Авнозара было вторым от края и вторым от трона Короля, стоящего во главе стола. Но несмотря на то, что почти все гости расселись, стул слева от Авнозара пустовал. С одной стороны, это было странно (место-то, судя по всему, почетное), а с другой – очень радовало: Авнозар надеялся, что туда никто не сядет и поэтому он окажется как бы первым (первым после короля!). От одной только этой мысли у него приятно кружилась голова, и он нетерпеливо и жадно сжимал кулаки:

– Хоть бы… Хоть бы никто сюда не сел!..

Он даже не услышал приглашения своего соседа справа и продолжал сидеть неподвижно, погруженный в свои мысли, пока тот, обратившись во второй раз, не толкнул его в бок:

– Водку будешь, спрашиваю?! Уснул, что ли?!

Авнозар, ошарашенный такой дерзостью, повернул голову направо и надменно оглядел своего соседа. Это был крупный мужчина лет пятидесяти, небритый и непричесанный, с узкими прищуренными глазами и красным носом картошкой, одетый в зеленый сюртук бог знает какой давности с засаленным воротником и потертыми желтыми металлическими пуговицами. Дышал он громко, тяжело, издавая храп на выдохе, и на лице его блуждала улыбка, призванная изобразить добродушие. Однако внимательного наблюдателя она скорее насторожила бы: едва ли ее можно было назвать искренней. Авнозар оглядел его и исключительно из-за этой двусмысленной улыбки сразу не отшил, но и ничего не ответил. Увидев затасканный наряд, заплеванный вид и оценив возмутительные манеры, другого он бы сейчас, на этом балу (где уже чувствовал себя почти королем), послал бы куда подальше сразу же… Но здесь от такой резкости его предостерегла именно эта неоднозначная улыбка. Чутье подсказывало ему, что сидящая рядом видавшая виды рожа не так проста, как кажется на первый взгляд, и с ней нужно быть аккуратнее.

– Эй! Ну ты чего как неживой? – в третий раз обратился к нему сосед и тут же крикнул стоящему невдалеке лакею: – Эй! Водки нам!

Голос у него был громкий, как будто все его нутро с каждым звуком вырывалось наружу. Авнозар встрепенулся.

– Д-д-да, в-водки…

– Вот и славно! – похлопал его по плечу сосед и представился: – Капитан Жожо!

– А я Авнозар! – ответил он, решив на всякий случай опустить все свои регалии, пока не выяснится, кто такой этот Жожо.

– Аха-а-аха-а-аха-а-а!!! – загремел сосед. – Кто ж тебя так назвал?! Аха-а-аха-а-аха!

Авнозар открыл рот, не решив до конца, как на это реагировать: как на оскорбление или как на шутку. Жожо, увидев недовольное выражение лица собеседника, усмирил смех:

– Прости… Аха-ха-ха… Само как-то… Я посмеяться страсть как люблю… Мне только пальчик покажи, так я заливаюсь… А тут… Аха-а-аха-а-аха-а-а!

Он снова зашелся смехом, однако в этот раз приступ не был настолько сильным. Затем капитан вдруг резко успокоился, обернулся и крикнул уже подходящему к нему лакею:

– Эй ты, говно, водка будет сегодня или нет?!

Лакей, хотя и находился совсем рядом, перешел на бег и в три прыжка оказался у стола. Он поставил на него две рюмки, открыл бутылку и стал наливать. Руки его дрожали, и часть жидкости расплескалась. Жожо, пока лакей трясущимися руками наливал водку, смотрел на него с явным удовольствием. Дружелюбная до сих пор улыбка стала похабной и сладострастной, уголки рта опустились, и из одного из них стала вытекать слюна. Лакей не глядел на Жожо, и по всему было видно: единственным его желанием сейчас было налить водку в эти две проклятые рюмки и исчезнуть. Когда рюмки были наполнены, он протер бутылку полотенцем, поставил ее на стол, сказал: «Пож-жалуйста», запнувшись на букве «ж», и хотел уйти, но Жожо положил свою большую волосатую пятерню на его руку, слегка погладил, потом посмотрел ему в лицо и сказал:

– Какие у тебя прекрасные руки, мой милый мальчик…

Лакей стоял как вкопанный и дрожал всем телом.

– Не бойся, – проворковал Жожо, поглаживая его руку. – Мой милый невинный мальчик. От тебя еще пахнет фиалками, как от любого молодого нежного существа…

Он взял рюмку, поднял ее, кивнул Авнозару, торжественно произнес: «Выпьем же за это, мой новый друг, – за молодость и нежность!» – и залпом проглотил содержимое. Авнозар тоже выпил и поморщился. Затем Жожо снова обратился к лакею, расплываясь в сладострастной улыбке и пуская слюни:

– Налей нам еще, дорогой…

Лакей осторожно освободил кисть из-под тяжелой лапы Жожо, взял бутылку и попытался наполнить рюмки, но у него не получалось: руки дрожали так, что горлышко ходило ходуном и большая часть жидкости проливалась мимо. Жожо еще больше умилился такой неловкости, на его лице появилась улыбка, которая расползлась до самых глаз, сделав их узкими, как щелочки, щеки – пухлыми, а лицо в целом – еще более безобразным. Глядя на растерянное лицо юноши, он положил руку на горлышко бутылки, обхватив его, медленно провел до того места, где была дрожащая рука, обнял ее, сжал и слегка наклонил, так что бутылка тоже наклонилась, и рюмки уверенно наполнились до краев: сначала одна, затем другая. После он медленно повернул руку лакея так, что бутылка приняла вертикальное положение, заскользил пальцами вверх до горлышка, задержался на нем, посмотрел на юношу и сказал:

– Зайди ко мне сегодня вечером…

После Жожо убрал руку и кивнул, и это означало, что лакей может быть свободен. Бутылка в руках юноши затряслась, он поклонился и быстро ушел.

– Эх-х-х, молодость… – нараспев произнес Жожо. – Всему их учить надо, этих молоденьких мальчиков… Знаешь, это моя страсть.

Лицо его на миг стало мечтательным. Он уже представлял себе вечернее развлечение, которое возникло так спонтанно и которому он был чрезвычайно рад.

– Давай, давай, мы, два старичка, выпьем за самое прекрасное в мире! За страсть! За страсть, которую можем себе позволить.

Жожо поднял рюмку. Авнозар тоже. Они чокнулись. Выпили. Авнозар ощутил, как горячая жидкость разливается по организму, отчего настроение все больше улучшается. Невольно вспомнил он случай у волшебного пня и подумал, что тогда тоже все начиналось прекрасно, а закончилось бог знает как (однако он до конца все же не мог понять как, потому что сам ничего не помнил, а Фея, может быть, просто хотела его разыграть). А тут совсем странно: этот Жожо – персонаж почище тех двух олухов, Верблюда и Енота, но, судя по всему, развлечение себе на вечер он уже нашел и теперь вряд ли будет посягать на Авнозара.

Оркестр заиграл громче и что-то торжественное, заглушив гул голосов за столом.

– Скоро Король выйдет, – сказал Жожо. – Через пару минут.

Авнозар посмотрел на место слева. Оно до сих пор пустовало. Он не хотел обнаруживать собственное любопытство и потому колебался, спросить или нет, но все же не удержался:

– Капитан Жожо, а чье это место тут?

– А шут его знает! – сказал Жожо и залился смехом. – Когда здесь такая обслуга, разве думаешь, где чье место? – сказал он, отдышавшись. – Кажется, какая-то барышня там обычно сидела. Мне это побоку…