Дурной глаз

Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. На самом деле ему совсем не хотелось ни говорить про шкатулку, ни даже думать о ней. После беседы с Толиком кое-что произошло… связанное со шкатулкой… кое-что, заставившее Юлия гадать всю дорогу: не сходит ли он, Юлий, с ума.

Поначалу он долго не решался притронуться к шкатулке. Просто стоял и смотрел на неё, стоял и смотрел; отвёрточка в одной руке, перочинный ножик в другой. Юлий не мог отделаться от ощущения, что стоит ему притронуться к шкатулке, как произойдёт… Что? Он не знал. Произойдёт – и всё. С этим ощущением он всё-таки взял шкатулку в руки, он же не мог стоять над ней вечно, он протянул руки, протянул и…

– Ты ничего не умеешь, – отчеканила Алиса.

Юлий стряхнул воспоминание. Мимо проехал «Лэндкрузер» и обдал машину водой из лужи. Вода соскальзывала по стеклу лениво, тягуче, как холодная слизь.

«Холодная слизь», – про себя повторил Юлий.

– Я не хотел отдавать шкатулку слесарю. Вдруг он бы испортил.

– Ты ничего-о не мо-ожешь, – Алиса явно провоцировала его.

– У меня, знаешь, нет знакомых взломщиков! – вспылил Юлий. – Которые могут вскрыть замок в два счёта! Может, у тебя есть такие знакомые, я не знаю. Попроси их. Попроси. Или вот что! Твой этот паршивый Димка, пусть он тебе открывает эту чёртову штуковину.

– Димка очень хороший мальчик.

– Да! – разошёлся Юлий. – О, да! Димка ж подарил тебе браслетик за три тысячи рублей на день рождения. Я сказал тебе вернуть эту фигню? Сказал! Почему не вернула?

– Не собираюсь.

– Мне самому это сделать? Хорошо, я завтра пойду к тебе на работу и верну, как бы только стыдно не было!

– Мне – за тебя? – съехидничала Алиса.

– За саму себя.

– Поздно спохватился, – сказала Алиса. – На дорогу смотри.

– Морду бы набить твоему Димке, онанисту унылому!

Алису аж подбросило. Она закричала на него. Юлий обернулся к жене, ошарашенный, и увидел, что та даже не покраснела – посерела. Лицо – как обтянутый кожей череп, взбешённое.

– Ты дурак!! – орала она. Запах её духов растекался по салону, словно Алиса пыталась им удушить водителя. – Я не думала, что ты такой идиот!! Ты придурок!!

Влепить ей пощёчину. Вот, что надо было сделать, и какая-то его часть очень хотела так поступить. Вмазать со всей силы, чтобы остался след на щеке, красный, не как этот жуткий, мертвенно-серый цвет. Чтобы она ударилась головой о дверцу машины и потеряла сознание. Чтобы заткнулась.

– Следи за языком, – произнёс Юлий. И опять вспомнил про шкатулку.

То, что в ней лежало, изменилось. Он понял это сразу, едва приподняв шкатулку с тумбочки. Он не мог её выпустить, он уже действовал машинально, по инерции, он словно наблюдал за собой со стороны, его руки сгибались, поднимая шкатулку к груди, хотя сердце наполнялось ужасом. То, что находилось внутри шкатулки, больше не было сухим и шуршащим. Она была заполнена чем-то жидким, тяжёлым и хлюпающим, как кисель, слишком густой, чтобы просочиться из-под крышки. Юлий уставился на шкатулку, как человек, проснувшийся поутру, не может оторвать взгляда от пятна у себя на коже, там, где ещё вчера его в помине не было. Борясь с паникой, человек гадает, идти ли к онкологу или всё обойдётся. Юлий же вообще не мог думать. Кажется, он даже перестал дышать. «Завис», как компьютер. Стоял неподвижно и пялился на шкатулку, впал в ступор, и долго-долго ничего не происходило. Потом…

«Он шевельнулся», – вспомнил Юлий. «Этот «кисель» внутри шкатулки. Заворочался, как живой. Я…».

Он отбросил шкатулку. Она с треском упала на тумбочку. Юлий подумал, что сломался замок. Сейчас крышка шкатулки откинется и комок слизи, огромная свалявшаяся сопля, покатится, чавкая, по тумбочке – прямиком к нему. Подпрыгнет и шлёпнется на лицо.

Вопьётся в лицо.

– Я уронил шкатулку и поцарапал тумбочку, – произнёс Юлий. – Шкатулка цела. Но я поцарапал тумбочку.

– Что?! – воскликнула Алиса. На её лице не было ничего, кроме отвращения.

– Поцарапалчёртовутумбочку, – выдохнул Юлий.

– Ты путём ничего не можешь сделать, – отрезала она.

Сколько раз за вечер она это произнесла? Три? А за всё время их совместной жизни? Юлий собрался огрызнуться, как вдруг услышал тиканье. Опять тиканье.

И ещё щелчки.

И скрежет.

Набор ритмичных звуков, сопровождающих работу большого и сложного механизма.

Эти звуки были достаточно громкими. Юлий слишком увлекся мыслями о шкатулке и, одновременно, ссорой с женой, иначе он бы заметил их сразу, как только та села в машину. Потому что это Алиса тикала. И щёлкала. И скрежетала.

Юлий смотрел на неё и смотрел. Глаз оторвать не мог. Ушам не мог поверить.

– Гляди, куда ты едешь! – заорала Алиса. Движение её челюсти напоминало работу механизма.

Их занесло на встречную, где они едва не столкнулись с «Мицубиси Паджеро», чёрным, словно безлунная ночь на кладбище. «Мицубиси» даже не посигналил. Он пронёсся мимо, как тысячетонный метеорит, прилетевший с самого дальнего края Вселенной.

«Я не схожу с ума», – с тоской подумал Юлий. – «Это всё происходит на самом деле. Алиса тикает, как напольные часы с маятником».

– Идиот, – пробормотала Алиса, отворачиваясь к боковому окну. Когда она разговаривала, раздавались щелчки, только совсем тихие, на грани восприятия. «Наверное, височно-нижнечелюстный сустав хорошо смазан», – предположил Юлий про себя. Он пытался справиться с дрожью.

До самого дома они не проронили больше ни слова.

Дома он откупорил бутылку «Хеннеси», которую ему больше года назад преподнёс пациент в благодарность за пару коронок на резцы. Кажется, в последний раз Юлий крепко напивался ещё в студенчестве. И совершенно точно, что до сегодняшнего дня он никогда не пил в одиночку. Но ведь раньше и Алиса не жужжала и не щёлкала. Раньше от неё не пахло (пусть и едва заметно) горячим пластиком и краской.

Как считал Юлий, он имел полное право напиться, и этим правом воспользовался сполна.

Скандал, упрёки, издёвку – всё, что случилось после, – он помнил смутно.

***

В четыре утра его разбудил звонок мобильника.

Юлий ночевал на диване в зале, куда его в наказание сослала Алиса. Он был даже рад этому: вряд ли он, пусть и пьяный, смог бы заснуть рядом с женой, тикающей, как советский холодильник. Юлий ещё не проснулся толком, а рука сама, среагировав на звук, рванулась к трубке, нашла её и поднесла к уху хозяина. Юлий не хотел, чтобы сигнал донёсся до спальни и всполошил Алису. Она стала бы выяснять, кто названивает в такую рань, и

(жужжать)

ворчать, провоцируя новый скандал. Несмотря на похмелье, Юлий угадал, кто разбудил его звонком, а предстоящий разговор следовало сохранить от жены в тайне.

Лишь один человек мог поднять с постели в такую рань.

– Эт я! – прогремел Толик Морозовский. Юлий не в первый раз восхитился силе, которая звучала в голосе приятеля. Энергия была такой мощной, что, казалось, могла заряжать мобильник прямо во время беседы. – Кое-что раскопал, брат. Да-а-а!

– Привет, – забормотал Юлий, усаживаясь на диване. Кольнуло – в шею и в бок. Гудела голова. От одеяла пахло жёлтым потом. – Рассказывай, что узнал.