Дурной глаз

– Я в часе от города. Боюсь, не успею. – Серьёзно, треск её голоса так торопливо наполнял трубку, что вызывал лёгкую головную боль. – Ты ближе. Бросай свою важную работу, возвращайся к ней, и плевать на всё.

– Телефон мог просто разрядиться, – предположил Игнат. Его испуг был ещё силён, но в центре солнечного сплетения уже зарождалась ярость. Транзитом через горло, она быстро поднималась к его голове.

– Домашний тоже молчит.

– Она собиралась пройтись. – Игнат заговорил так же поспешно, пытаясь сбросить напряжение – как котёл сбрасывает через клапаны пар, чтобы его не разорвало давлением. – Ты поднимаешь бурю в стакане воды, тебе не кажется?

– Не кажется. – Он услышал в тоне свояченицы то, чего не ожидал: презрение. Взаимное чувство, но… какова хамка! – Это, на минуточку, твоя жена, которая, на минуточку, беременна твоим ребёнком. Допустим, я ошибаюсь… но сама возможность того, что с твоей беременной женой случилось несчастье, тебя никак не напрягает? Ты и дальше продолжишь втюхивать рухлядь очередным лохам, или чем ты там занят на твоей неебаться важной работе?

– За выражениями-то следи. – Игнат покосился на клиентов. – Если Лие кого и надо поберечься, так это тебя. Ты её изводишь и от тебя один вред. Мне следовало осадить тебя раньше, но, наверное, и сейчас не поздно.

– Я пытаюсь помочь, – возразила Илона.

– Прекрати ссать ей в уши, – сказал Игнат. Вот так, в момент, и сорвало клапан с котла его сдержанности. Клиенты, пожилая супружеская пара, потомственные интеллигенты, переглянулись. – И прекрати донимать её звонками. Думаешь, я не знаю? Ты с этой своей… магией или как там?.. добилась того, что она вздрагивает при каждом шорохе. Она даже психологу об этом не говорит, а когда я попытался, закатила истерику!

– Ты трогал что-нибудь из её вещей? Сдвигал картины?

– Держись от нас подальше. – Он распалялся всё сильней. – Без шуток тебе говорю.

– Игнат. – Теперь Илона заговорила с мольбой, будто догадалась, что он вот-вот отключит связь. – Лия была бесплодна. Вам даже ЭКО не помогало. Вдруг она беременеет. Как ты это объяснишь?

– Самовнушением, – ответил Игнат. Не осознавая, что делает, он принялся с силой тереть лоб. Очертания квартиры поплыли перед ним.

– Пусть так. – Всё та же мольба в голосе. – Я отстану, если ты хочешь, обещаю. Но сейчас надо кое-что сделать, и ты должен помочь. Пожалуйста. Это же твоя жена. Твой ребёнок. Пусть ты не веришь, но Лия верит.

Он тяжело дышал в трубку.

– Я достала то, что покончит с этим раз и навсегда, и уже в пути. Но я могу не успеть. Поэтому ты должен отправиться к ней. Передай, пусть читает мантру Нтайхир. Это их задержит.

– Да кого?! – заорал Игнат. Теперь уже не клапан – с котла сорвало крышку, и пар зашвырнул её сквозь потолок в пасмурные питерские небеса.

Покупатели, не сговариваясь, начали осторожно, бочком, смещаться к выходу, в обнимку, как дети, застигнутые грозой.

– Седой Народец, – произнесла Илона. – Худших из них. Семя Голгорота.

– Ты совсем дошла, чокнутая сука.

– Отправляйся к ней НЕМЕДЛЕННО! Или ты…

Её «или» осталось тайной – Игнат завершил вызов.

Клиентов не было. Игнат выскочил из квартиры и услышал торопливую дробь их шагов, рассыпавшуюся по парадной, что означало следующее: бутерброды с красной икрой из отдалённой перспективы превратились в неосуществимую.

Он набрал номер Лии. Выслушав, что абонент недоступен, Игнат надиктовал жене послание – просьбу перезвонить ему сразу, как получится. Тотчас пришло смс. Игнат нетерпеливо открыл его, но оказалось, что сообщение от Илоны. Всё та же околесица: «МАНТРА НТАЙХИР».

Вполголоса матеря свояченицу, Игнат скатился по лестнице и через минуту уже выруливал со двора.

Из-за пробки на Невском дорога домой отняла почти час. Лия так и не перезвонила, и к концу поездки его тревога превратилась в уверенность: случилось что-то плохое. Чокнутая сука накаркала.

Наконец, бросив машину во дворе, Игнат взлетел на шестой этаж. Когда он возился с замком, из квартиры напротив высунул лохматую голову сосед.

– Мы вызвали «скорую» и полицию, – сбивчиво сообщил он. Игнат непонимающе вытаращился на него. – Ваша дама кричала. Мы звонили, но она не открыла. Мало ли что. Вот мы и подумали… Мало ли что. Кричала же…

Игнат ворвался в квартиру и захлопнул дверь перед любопытным соседским носом.

– Лия!

Тишина.

Он ринулся было к студии, рассчитывая застать там Лию… и замер. Его рука, тянущаяся к двери в комнату, повисла в воздухе. Он почувствовал чужой запах.

Еле уловимый, находящийся на грани восприятия, но реальный, как обувная полочка цвета фисташек или картина Лии на стене прихожей – ещё из тех её, ранних, работ, когда жена стремилась выражать через творчество радость и надежду на лучшее будущее. Игнат не знал, с чем сравнить этот запах, и первое, оно же единственное, определение, пришедшее ему в голову, было: «грязный».

Что-то неуловимо изменилось в квартире, разрушило её геометрию, как той давней июльской ночью, когда он пробудился от дурного сна. Это вызвало у Игната ощущение дежа-вю. Внезапно ему сделалось ясно: никакой надежды на лучшее будущее нет.

Ему потребовалось собрать всё своё мужество, чтобы войти в студию. Он замер на пороге.

По комнате точно пронёсся ураган. Какая-то сила расшвыряла по углам и растерзала холсты с изображениями глаз. Крышка бюро была сорвана, его содержимое валялось на полу, будто стол мощно стошнило канцелярскими принадлежностями. Среди них Игнат заметил обломки ритуальных предметов из коробки Лии. Тут же лежал её мобильник, безжалостно выпотрошенный. Самой Лии в студии не было.

Выкрикивая имя жены, Игнат без промедления вернулся в прихожую. Из спальни донёсся плач, и Игнат ринулся

(господи кровь на полу)

туда.

Он нашёл Лию, забившуюся в промежуток между прикроватной тумбочкой и креслом. Растрёпанные волосы облепили её лицо, как водоросли, выброшенные прибоем. На ней был халат – белый, если не считать крупных бурых пятен, распустившихся на его скомканных в промежности полах, а также пятнышек помельче того же цвета на рукавах. Её колени, торчащие из-под пол халата, походили на два куска известняка. Когда Игнат обогнул кровать, он увидел, что Лия прижимает к низу живота фланелевую тряпку. Скомканный кусок ткани был пропитан кровью.

Мозг Игната охватило пламя. Полностью беспомощный, на ватных ногах он приблизился к Лие и без сил опустился перед ней на колени.

– Господи, – повторял он. По его щекам потекли слёзы. – Господи. Господи. Господи.

Превозмогая страх, он дотронулся до неё и убрал липкую прядь с лица. Ему открылся немигающий, выцветший и точно устремлённый в потустороннее взгляд. Он успел подумать, что Лия вообще не заметила его присутствия, но тут она разлепила обескровленные губы и заговорила. Её слова и выражение, с которым они были произнесены, наполнили его сердце ужасом крепким, как неразбавленный джин.

– Они пришли из стен, – сказала она. – Я ничего не могла поделать. Защита не сработала. Почему? Они пришли из стен и забрали моего малыша. Он был такой славный. Славный. Ты бы видел.

Её начало трясти, и когда Игнат попытался удержать её за плечи, эта дрожь передалась ему. Затылок Лии начал биться о стену.

– Не надо. – Он подставил ладонь под её голову, защищая от ударов. – Дорогуша, господи, дорогуша, держись. «Скорая» уже едет.

– Не хочу, – сказала она и посмотрела на него – как почудилось Игнату, с укором. Он не выдержал и отвернулся. Он никогда не казался себе таким бесполезным, как сейчас.

Дрожь, мучавшая Лию, быстро ослабевала. Продолжая прятать глаза, Игнат предложил:

– Давай я принесу воды.

Лия молчала. Он отпустил её и осторожно вышел.

В кухне было тихо, привычно и оттого хорошо. Эта комната не была затронута бедой. Игнат осознал, что не хочет возвращаться в спальню. Можно остаться здесь до приезда врачей. Самое страшное уже случилось, так почему бы и нет? Вода, его присутствие рядом с Лией… всё теперь бессмысленно. И никчёмно – как её порванные картины.