Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного

Высокое положение занимали казначей и драпир, ведавший орденским вооружением и снаряжением.

Помощником магистра был Великий комтур ордена (Кулдигский комтур), у которого было право в чрезвычайных ситуациях замещать своего непосредственного начальника. Ландмаршал исполнял функции главнокомандующего всеми вооруженными силами ордена, его главной резиденцией был Сигулдский замок.

Кроме них в ордене были два «провинциальных магистра», или «провинциальных комтура, которые жили соответственно в Цесисе и Сигулде. Комтур (на латинском языке – commendator, на немецком – Komtur, Kommentur) был управляющим округом (комтурией). Он жил в центральном замке комтурии и подчинялся только магистру ордена. В его обязанности входило руководство рыцарями и войском вассалов во время боевых действий, выполнять указы магистра, заботиться об укреплении и обороне замков на территории комтурии.

В провинциальных замках и окружавших их территориях суд и управление сосредотачивались в руках командоров, или фогтов. Фогт – на латинском языке – advocatus, на немецком – vogt, voit. В его обязанности входило управление орденскими хозяйственными имениями. Он также был судья, полицейский, финансист и военный начальник на своей территории. Первоначально значился по должности ниже комтура, но постепенно эта разница исчезла, комтуры и фогты стали равноправными властителями на своих территориях.

Управлением и судом в завоеванных землях Эстонии и Латвии ведали провинциальные орденские магистры-командоры, фогты и попечители замков. Все рыцари, жившие в одном орденском замке, составляли конвент во главе с попечителем. Частные и генеральные собрания братьев конвента назывались капитулами.

Первоначально орден получал 1/3 завоеванных территорий, а епископ 2/3.

Однако меченосцы полагали, что с увеличением числа людей (в первую очередь орденской братии) надлежит также приумножаться их имуществу и собственности, поэтому треть свою они требовали у епископа исправно и неотступно изо дня в день. По мнению Ф. Беннингховена, до 1210 года в ордене было всего 10 братьев-рыцарей, а в период его расцвета количество их доходило всего лишь до 110–120 человек.

По договоренности 1207 года, 2/3 захваченных земель оставалось под властью ордена, остальная часть передавалась епископам Рижскому, Эзельскому, Дерптскому и Курляндскому. Так сказать – за кровь и риск.

К 1207 г. немцы считали подчиненными своей власти земли ливов в низовьях Гауи, и при этом орден развивался и расширялся довольно неплохими темпами. Может, поэтому в том же году между епископом-основателем и меченосцами возникли ожесточенные раздоры из-за полученных территорий. Появилась трещина в отношениях, возникло взаимное отчуждение. Этого не скрывают и хроники. Меченосцы, почуяв силу, хотели избавиться от любой опеки, в том числе и от того, кто сделал все для основания их ордена. Но поскольку епископ уже сделал свое дело, теперь он был рыцарям в тягость.

Главный орденский оплот – Рига далеко не всегда была каменной. Ее основатель епископ Альберт жил еще в деревянном городе. Из дерева было построено все: дома первых купцов и ремесленников, даже первая церковь святого Петра и та была деревянной. Единственное в Риге каменное здание принадлежало защитникам города. Это был замок рыцарей ордена меченосцев. И это было самое плохо отапливаемое здание во всей Риге. Зимой его стены буквально веяли холодом, создавая братьям воинства Христа дополнительные неудобства. Прогреть замок зимой до комфортной температуры не представлялось возможным. Так что наслаждаться уютом и покоем воинам-монахам была не судьба. Можно было только смириться и, как и подобает воинам Христа, терпеть.

Однако кроме замка меченосцам принадлежало в Риге и другое недвижимое имущество, причем было его совсем немало. Как и остальные городские домовладельцы, рыцари платили с него налоги.

Первым магистром ордена был Винно фон Рорбах (1202–1209), вторым и последним – Волквин фон Винтерштайн (1209–1236). За всю историю существования «Братства воинства Христова» их оказалось совсем немного.

Причем первый магистр, рыцарь Винно фон Рорбах, пал отнюдь не от руки язычника, а как раз наоборот.

Странная вышла история.

Брат-рыцарь Викберт де Зост, улучив момент, когда магистр был практически один и без охраны, под каким-то благовидным предлогом заманил его в свою келью. Возможно, пообещал открыть какую-нибудь страшную тайну, не предназначенную для посторонних ушей, а может, еще чего наплел, но доверчивость и любопытство вышли магистру боком. Потому что брат-рыцарь огромной секирой, с которой до этого не расставался ни днем, ни ночью, умелым, хорошо поставленным ударом отсек Рорбаху голову. Мастеру хватило для этого одного удара. Вторым он хладнокровно прикончил орденского священника Иоанна, который тоже проявил нездоровый интерес: решив составить магистру компанию, увязался вслед.

Любопытство и кошку сгубило.

Что послужило поводом для этого, доподлинно неизвестно, но зато это дает возможность понять, какие люди служили в ордене, какие среди них царили нравы и кто нес свет истинной веры прибалтийским народам.

Одно несомненно – оружием они владели отлично!

Эта кровавая история сподвигла штабс-капитана А. А. Бестужева-Марлинского, популярного в начале 20-х годов XIX века писателя, на создание рассказа «Замок Венден». Причем хотелось бы отметить, что сам по себе орден очень интересовал будущего декабриста, и прибалтийским крестоносцам он посвятил четыре рассказа: «Замок Венден», «Замок Нейгаузен», «Ревельский турнир», «Кровь за кровь» («Замок Эйзен»).

Итак, история убийства Рорбаха в интерпретации Александра Бестужева. Вот уж у кого красок не убавить. Правда, убийца магистра назван у писателя Вигбертом фон Серратом, но сути дела это не меняет. Чтобы не пересказывать, лучше привести отрывок из книги, благо он не так велик:

«– Мщение и смерть магистру! – прогремел Серрат, стаскивая его с постели. – Смерть, достойная жизни! Напрасно блуждаешь ты взорами окрест – помощь далека от тебя, как от меня состраданье. Отчего ж трепещешь ты, подлый обидчик, воин среди поселян, бесстрашный с своим капелланом? Для чего пресмыкаешься, гордец, перед врагом презренным? Меня не смягчат твои просьбы, не поколеблют угрозы, – ты не вымолишь прощения! Да и стоит ли его тот, кто дважды лишил меня чести, а детей моих – доброго имени. Пусть я умру на плахе убийцею; зато щит мой не задернется бесчестным флером на турнирах и мой сын, не краснея за трусость отца, поднимет наличник для получения награды. Ты презрел вызов мой, не хотел честно преломить копья с обиженным, – узнай же, как платит за обиды Серрат!

С сим словом ринулся он на магистра; но отчаяние зажгло в нем мужество, и ужасный вопль огласил своды.

Смело схватил он грозящее лезвие и сдавил Серрата мощными руками.

Цепенея от ярости, грудь на груди смертельного врага, рыцари душат друг друга. Месть воспламеняет Вигберта, страх смерти сугубит силы магистра, – они крутятся, скользят и падают оба! Идут, идут спасители – оружие гремит, крики их раздаются по коридорам; с треском упали двери, воины магистра с мечами и факелами ворвались в комнату… но уже поздно!

Кровь Рорбаха оросила помост – преступление свершилось!

Не стало магистра, но власть его осталась, и самосудный убийца, растерзанный муками, погиб на колесе».

(А. А. Бестужев-Марлинский, «Замок Венден», 1821)

В «Ливонской хронике» причины трагедии, да и сама она описываются иначе:

«Был в то время в числе братьев-рыцарей некто Вигберт. Его сердце более склонно было к любви мира сего, чем к монашеской дисциплине, и среди братьев он сеял много раздоров. Чуждаясь общения святой жизни и презирая рыцарство Христово, он пришел к священнику в Идумее и сказал, что хочет подождать там прибытия епископа и готов всецело епископу повиноваться. Братья же рыцари – Бертольд из Вендена с некоторыми другими братьями и слугами преследовали его, как беглеца, взяли в Идумее, отвели в Венден и бросили в тюрьму. Когда тот услышал о прибытии епископа, он стал просить освободить его и позволить вернуться в Ригу, обещая повиноваться епископу и братьям. Братья обрадовались и, надеясь, что после вражды и неприятностей вновь, как блудного сына, обретут своего брата, с честью отпустили его в Ригу и восстановили в общественных правах. Он, однако, лишь недолго оставался в среде братьев, подобно Иуде или волку среди овец, едва скрывая лживость своего раскаяния и выжидая удобного дня, чтобы насытить злобу своего сердца. И случилось так: в один праздничный день, когда прочие братья с другими людьми пошли в монастырь, он между тем, пригласив к себе магистра рыцарей и священника их Иоанна, под предлогом сообщения им своей тайны, наверху в своем доме нанес вдруг секирой, которую по обыкновению всегда носил с собой, удар в голову магистру и тут же вместе с ним обезглавил и умертвил священника. Об этом стало известно другим братьям; они настигли его в капелле, куда он бежал из дома, схватили и, осудив гражданским судом, по заслугам предали жестокой смерти».

Говорят, что его колесовали, но точные данные от нас укрыты временем.

Волквин фон Винтерштайн продержался в должности намного дольше своего предшественника, однако и его судьба сложилась довольно печально. Но об этом позже.

Первоочередной целью ордена было привести в католическую веру прибалтийские народы, которые поклонялись своим надежным старым богам, а заодно расширить территории и сферы влияния. Под благовидным предлогом, как это часто бывает, скрывались хищнические намерения. Активный захват прибалтийских земель немцами начался со второй половины XII века.

За время своего существования ордену удалось одержать ряд значимых побед над язычниками. Сопротивление эстов было сломлено. На захваченных территориях меченосцы строили свои замки и крепости, зубами вгрызаясь в захваченные земли. Именно замки рыцарей стали их оплотом в завоеванной стране, а заодно и центром административного деления – кастелатуры.

Не на пару дней пришли германцы – на века!

Вот эти самые земли, как владение ордена, и объединились под названием Ливония.

Частенько меченосцы, которые не сильно разбирались в религиозной составляющей, нападали и на территорию своих православных соседей, превратив их в опасных противников. Русские города Кукейнос и Герсик были захвачены. Затем братья-рыцари совершили рейд и в Новгородскую землю.

Жизнь воинов-монахов была суровой. Походы следовали один за другим, Братья меча должны были постоянно бороться с язычниками. Зимой ли, летом ли, меченосцы мчались из боя в бой, не давая своим верным коням отдохнуть, а мечам просохнуть от пролитой крови. Работы вокруг было столько, что работали день и ночь, не покладая рук. Трудились в две смены, а порой и без выходных. Постоянное кровопролитие было неотъемлемой частью их жизни. Ливонские хроники пестрят рассказами о многочисленных битвах и походах.

Вторгаясь в землю эстов, крестоносцы жгли селения, убивали всех подряд, грабили и лишь потом занимались делами религиозными, проповедуя язычникам о вере Христовой.

Автор «Ливонской хроники» Генрих Латвийский писал об одном из таких орденских походов: «Мы разделили свое войско по всем дорогам, деревням и областям и стали все сжигать и опустошать. Мужского пола всех убили, женщин и детей брали в плен, угоняли много скота и коней. И возвратилось войско с большой добычей, ведя с собой бесчисленное множество быков и овец».

Боевым кличем крестоносцев было: «Бери, грабь, убивай!»

Лучшего боевого клича для воина Христа, несущего свет истинной веры непросвещенным язычникам, было не придумать.

Постепенно расширяя свои владения и сферы влияния, рыцари не могли не столкнуться с русскими князьями.

Расстояние между землями потенциальных противников стремительно сокращалось, теперь от прямого конфликта им было уже не уйти. Но если русские об этом еще не подозревали, то рыцарей ордена такая перспектива не пугала и не смущала. Они рвались в бой. А какой враг перед крестоносцами окажется и какую веру он будет исповедовать, это уже не важно. Хоть бы и христианскую. Всегда можно найти десять отличий, из которых хоть одно да даст повод к вторжению. Даст возможность разгуляться духу германскому да раззудиться плечу молодецкому. Может, именно поэтому орден меченосцев легко наживал себе врагов и даже умудрялся превращать в них тех, кого деятельный служитель церкви – архиепископ Альберт уже смог зачислить в список своих друзей.

Владимир Псковский (Забытый святой)

Владимир Мстиславич (до 1178—после 1226) – князь Псковский (1208–1212, 1215–1222). Сын Мстислава Ростиславича Храброго.

Вот и все. Короткая, сухая справка из биографии, которую можно найти практически в любой энциклопедии. Ни больше ни меньше. Даже самые толстые и умные энциклопедии частенько бывают скупы на интересующую нас информацию, даже в тех случаях, когда дело касается ярких личностей или, если сказать по-другому, настоящих героев. Хотя, если признаться, сведений об этом удивительном человеке действительно не так уж и много, большая часть из них безвозвратно утеряна. Вся информация лишь отдельными эпизодами, отдельными строками разбросана по разрозненным летописным свиткам, и мало кто пытался ее объединить и проанализировать.

А зря.

Псковский князь был личностью интересной и незаурядной. Это умелый и отважный воин, отчаянный храбрец. Он был одним из первых русских князей, кто лицом к лицу столкнулся с орденом меченосцев и крестоносным движением в целом, а узнав воинов Христовых поближе, сделался их смертельным и заклятым врагом. Псковский князь стал тем человеком, которого псы-рыцари боялись как огня. Самой большой бедой этого мужественного и неординарного человека было то, что он оказался в своей семье младшим из братьев. А среди старших числился не кто-нибудь, а сам недоброй памяти Мстислав Удатный, известный смутьян, баламут и крамольник, ливший русскую кровь как водицу. Раньше в любом клане был один лидер – старший по возрасту и должности, по-иному было просто невозможно. На этом держался порядок. Многим так и приходилось жить всю жизнь в тени своих старших братьев и родственников. У Владимира была бы похожая судьба, но он сумел ее изменить. Правда, спустя годы, а то, возможно, и целые столетия, историки, не пытаясь разобраться, что к чему, стали приписывать большинство его деяний Мстиславу Удатному.

Вот кому-кому, а Мстиславу славы, внимания и почитания от историков досталось в избытке. Вот кто приковывал пристальное внимание потомков к своей персоне. Вот кто являлся лучшим имидж-мейкером своего времени. Краснобай и баламут, как назвал бы его один гениальный поэт. А ведь сам Мстислав без своего младшего брата был не так уж и опасен, можно даже сказать – безобиден. Все свои лучшие подвиги, почти все свои «героические победы» он одержал именно тогда, когда его брат Владимир был у него под рукой. Или рядом с ним. А если быть точнее, то руководил сражением, а затем лично вел в бой дружину.

Если Мстислав был рупором, притом довольно активным, охотно пускающимся в различные авантюры, при этом, чаще всего, даже не продумав их последствия, то Владимир был человек иного склада. Он хоть и младший в семье, зато самый боевой, человек дела.