Шурави бача

– Ах, ты еще и снайпер, зря спустился с гор, сидеть бы тебе и сидеть там, морда, – закричал Губанов,

приподнимая его за грудки, подтащил к стене дувала, бросил возле нее. – Видно, смертушка по тебе плачет,

– выдавил он из себя. – Прошманать дувал, все перевернуть, может там еще где-нибудь что-нибудь…

– осекшись, ротный замолчал.

– Петруха, пошли в соседний, шмананем для верности, – предложил Сергей, увлекая за собой друга.

Перемахнув через разбитый забор, они очутились в рядом стоящем жилище, метрах в пятнадцати от места пребывания группы; выбив ногой чуть державшуюся, закрытую на засов дверь, оказались внутри.

– Фонарь, сюда посвети, – попросил Сергей.

– Пусто, нет ничего и никого, – поворошив стволом автомата разбросанное по глиняному полу тряпье и солому, служащую подстилкой для сна, произнес Черкас и «аправился к выходу. – Уходим! – сказал он. Приоткрыв дверь, окинул внимательным взором двор дувала. – Эй, бача, – неожиданно крикнул он, щелкнув предохранителем на автомате. – Эй, бача, инжебё

, – он поманил кого-то пальцем. – Инжебе, иди сюда, не бойся. Он обращался к мальчику- подростку, стоящему недалеко от них возле разрушенного тандыра. Мальчик что-то ковырял палкой внутри него.

– Инжебе, – повторил Черкас и направился к нему.

– Петруха, осторожней, может, у него пушка, – предупредил Черкаса Сергей.

И только он это произнес, подросток вытащил откуда-то из штанин пистолет и навскидку выстрелил в приближающегося к нему Черкаса. Пуля прошла рядом, рикошетом ударилась в небольшой камень,

стоящий на пути.

– Ах ты, сучонок, – крикнул зло Черкас, падая на землю, и в ответ дал очередь из автомата.

– Уходим к своим, – распорядился Сергей, подгоняя Черкаса.

– Где он, где? – пытался найти мальчишку Черкас, нервно озираясь по сторонам.

– Где, где, да он уже свалил. Уходим. Давай, на хрен тут задерживаться, давай пошли, еще увидим.

– Кто-то стрелял? – спросил ротный, когда Сергей и Черкас подошли к своему отделению.

– Да бачонка присмотрели, а он в ответ послал нас подальше пулей, – ответил Петруха.

– Не зацепил, все хорошо? – поинтересовался ротный.

– Ни он, ни я, – ответил Петруха.

Дух приходил в себя возле стены дувала. Он сидел, приподняв голову, смотрел сквозь щелки заплывших от ударов глаз.

– Товарищ старший лейтенант, – позвал ротного стоящий рядом с ним молодой солдат.

– Что? – отозвался ротный.

– Он очухался, пришел в себя, – ответил разведчик.

– Наблюдаем во все стороны, – распорядился ротный, приближаясь к духу. – Мы здесь не одни, мне чутье подсказывает. Сейчас проверим мое предположение, – сказал он, приседая на корточки перед духом, вытаскивая из чехла штык-нож военного образца. – Сейчас проверим, – повторил он, – что нам эта мразь скажет. Таджиев, ко мне, – позвал он солдата-переводчика. – Очухался, урод, – сказал ротный, приставив к подбородку душмана

сверкающий на солнце отточенный как бритва штык- нож.

– Где остальные? Переведи ему, что я сказал и что буду говорить впоследствии. Понял? – он посмотрел на солдата-переводчика. – Где остальные? Сколько вас здесь? Перевел? – спросил он Таджиева, внимательно наблюдая, как тот пытался объясниться с пленным на таджикском, подбирая нужные слова. – Что, молчит, гад?

– Молчит, товарищ старший лейтенант, – ответил вполголоса Таджиев.

– Спроси его еще раз, – посоветовал Губанов, обращаясь к солдату. – Скажи этому ишаку, убью, если будет молчать, – скрипнув зубами, зло проговорил он, играя отблесками солнца на лезвии ножа. – Молчит?

– Да, – кивнул Таджиев и отошел в сторону

– Ну, воля твоя, я подневольный, нам приказали уничтожать вас под корень. Значит, молчишь, да? Сука,

– Губанов снова поднес к его горлу штык-нож и провел по подбородку, сделав неглубокий надрез на коже.

Кровь большой каплей повисла на бороде, запутавшись в волосах, образовала красноваточерную сосульку.

Обезумевший от боли дух, схватившись за горло, стал кататься по земле, поднимая пыль и издавая стоны, перемешанные со словами на афганском языке.

– Что он там шепчет? – крикнул ротный и посмотрел в сторону Таджиева.

– Ругается, – ответил солдат.

– Ругается? Ах ты, ублюдок, сколько наших положил, он зарубки делает на винтаре! Он не понимает, что ему кранты.

Губанов подошел к нему и наотмашь ударил прикладом автомата в грудь. Душман, захлебнувшись после удара, перехватившего дыхание, застонал и, поднимая руки к небу и выпучив глаза, стал орать, брызжа сухой кровавой слюной.

– Он говорит, – перевел Хаджиев, – что аллах покарает нас за то, что мы пришли на их землю. Он говорит, нам всем глотки перережут сегодня и животы набьют соломой.

– Пусть говорит себе на здоровье, пусть помечтает, – зло сплюнув, спокойно изрек Губанов.

– Что делать с ним, ротный? А? – спросил подошедший Иванов.

– В Кабул его, – не долго думая ответил старший лейтенант Губанов. – Я сам, сам, я должен получить удовольствие, – сказал он, доставая из чехла свой великолепно отточенный нож. – Они, перед тем как убить нашего солдата или офицера, резвятся, отрезают уши, выкалывают глаза и звезды вырезают на груди. А я не буду этого делать. Я тебя пощажу. Я тебя в Кабул отправлю по-нашему, без особого труда и боли, мы не звери, мы выполняем свой долг. Я тебя успокою вот так.

Его глаза были налиты кровью, он то и дело закрывал их, голова вздрагивала от нахлынувшей на него бешеной ярости. Он, с силой обхватив двумя руками рукоятку ножа, вогнал в голову духа стальной прут, не дав ему возможности даже испугаться. Расколов таким образом череп на две половины, вытащил лезвие и вытер его о штаны убитого.

– Вот так-то, сорок три, – проговорил ротный, вставляя лезвие-нож в чехол. – Уходим, наша работа началась, – сказал он, взмахом руки увлекая за собой

разведчиков. – Только без надобности не стрелять, будем действовать тихо. Девчонку закройте в доме, трупы прикрыть соломой – и айда.

– А что с ханумкой делать? – спросил Одеса.

– Ну, это не наше дело, как аллах ей подскажет. Выдвигаемся таким же макаром, – распорядился ротный, вытирая рукавом потный лоб. – Нужно найти остальных, а они здесь есть, это я точно знаю, не один же он сюда заявился на трах. А-а-а? Он посмотрел на стоящего рядом Иванова.

– Конечно, не один, – согласился с ним Иванов, поправляя свой боевой комплект.

– Действовать ножом по возможности больше, патроны для дела не жалеть. Ну, с Богом. – Ротный окинул всех взглядом, в его успокоившихся, удовлетворенных глазах сверкнули огоньки. – Теперь делаем вот что, – подняв голову и окинув взглядом разведчиков, заговорил он быстро. – Крымов, Черкас, Одеса, Иванов, вас мне нечему учить, пойдете правой стороной по этой улице, между дувалов. Да, и возьмите еще пулеметчика, вам он пригодится. Пулеметчик молодой, но парень крепкий, мой земляк, приобщите к делу, чтобы не засох в трясине бытовухи, приглядывайте за ним, где надо, подскажите, можно кулаком, я разрешаю.