– Подошла. Обнюхала. Не шевелюсь. У ног легла. И глаз с меня не сводит. Пренеприятных, сознаюсь вам, пять минут провел. Минут через пять Михаил Алексеевич.
– «Простите, дорогой Михаил Валентинович, – заставил дожидаться. Вчера поздно спать лег. „Машка“, брысь! Ты чего тут?» Смеется. Смотрит.
Два человека, московской породы оба, в глаза друг другу смотрели. Один «ручных» тигров для удовольствия держит. Другой, с тигром в ногах сидя, в лице не переменился. «Своих» друг в друге узнали.
– Пускай лежит. Меня кредиторы разорвать хотят, – я и их не боюсь. А «Машка» что! Я ей ничего не должен.
Хлудов рассмеялся.
– Денег вам, я так думаю?
Лентовский пожал плечами.
– Мне? Нет. Делу – да! Делу деньги нужны. Мне зачем? Я не пропаду. Я опять в актеры пойду. Новый театр построю. А дело пропадет.
– Хорошее дело.
– Если нравится, можете, – поддержите. Не нравится, не хотите – не надо. Но дело! Дело вам само и выплатит! А не меня. Предупреждаю. Для себя я не прошу, не просил и просить не буду. Так и знайте.
– Сколько?
– Делу?
– Делу!
– Саду «Эрмитажу» нужно столько-то.
– Я вам чеком.
– За дело – сердечное спасибо и низкий поклон.
– Уцелеет?
– Спасено.
– «Машка», тебе говорят, отойди к стороне! Михаилу Валентиновичу пройти дай!
Кашин[123 - Кашин А.Д. – московский ростовщик. Гиляровский пишет о нем: «…кругом Гарпагона с него пиши. Огромного роста, сухой и костистый, в долгополом сюртуке, черномазый, с ястребиными глазами, он с часу дня до позднего вечера пребывал ежедневно в бильярдной Большой московской(„Большая Московская“ – гостиница с рестораном, находилась на Тверской улице в Москве.) гостиницы… Он прямо царил в бильярдной и главенствовал» (В.А. Гиляровский. Избранное в трех томах. Т. 1. М, 1960, с. 478).] брал по 5% в день. Весь в деле, весь в урагане жизни, беспечный во всем, что касалось денег, – Лентовский забывал брать у него оплаченные векселя.
Да если и вспоминал, – Кашин надувался:
– Чудак человек! У меня доверия просишь, а мне не оказываешь? Стану я завсегда твои бумажонки в кармане таскать! Потеряешь еще! Вот вспомню как-нибудь, из дома уходя, и захвачу! Двойные, что ли, с тебя стану требовать? Известно, чай, что заплачено. У меня бухгалтерия, брат, вот где!
И хлопал себя по умному лбу.
Как вдруг однажды Кашин объявляет:
– А нам бы, Михаил Валентиныч, с тобой посчитаться надоть было. Там, брат, за тобой векселей кипочка накопилась. Надоть когда-нибудь и платить!
– Да что ты? Очумел? Какие векселя?
– Какие векселя бывают! Обнаковенные. Не писал?
– На тебе крест-то есть? Осьмиконечный еще носишь!
– До креста тут нет касаемости! Ты дело говори, а не под рубаху человеку лазай!
– Это ты рубаху снимать хочешь!
– Нам зачем! Мы шелковых не носим! Ты про векселя-то вот!
– Да что ж ты? Дурак или разбойник? Знаешь ведь, что по векселям заплачено.
– Сам чудак человек! Как же по векселям может быть заплачено, если они у меня? Кто деньги дает, тот векселя берет. Я тебе деньги даю, – я у тебя векселя беру. Ты мне деньги даешь, – у меня векселя берешь. Порядок известный!
– Да сам-то ты что говорил?!
– Мало ли что иногда сдуру сболтнешь! А ты не слушай. Не махонький. А ты вот что: деньги готовь. А не то, брат, по закону. Всю твою требуху продадим, полотна мазаные, хухры-мухры бархатные. Убыток потерплю, а что ж делать!
Векселей на огромную сумму.
Ограблен. Крах.
Делать было нечего, и Лентовский метнулся к Долгорукову.
Рассказал ему все, как было. Представил свидетелей.
– Вот как среди Москвы грабят!
Старик взбеленился.
– Как?.. Денной грабеж?.. Сию минуту сюда этого Кашина.
Кашина нашли, по обыкновению, в «Большой Московской». В бильярдной.
Он целился и клал 15-го в угол, пока какой-нибудь несчастный сидел, смотрел, ждал и томился:
– Сколько с меня разбойник слупит? Да и даст ли еще?
Это была «манера» Кашина. «Томить».
Услыхав, что генерал-губернатор к себе требует, Кашин только в затылке почесал.
И сказал своему поверенному, – тут же сидел:
– Должно, пустяки. По благотворительности это. Узнай-ка, съезди!
Поверенный поехал.