Ведь, это две чашки весов.
На одной лежит рубль. На другой лежит товар.
Чем ниже падает рубль, тем больше повышается всё в цене.
Скоро рубль не будет стоить ничего.
Мы будем сидеть голодные, нищие среди груд мусора, ничего не стоящего сора, – наших кредитных бумажек.
Мы похожи на промотавшегося мота, на спившегося пьяницу, на потерянного человека, который сам махнул на себя рукой.
Всё равно, завтра – или пулю в лоб, или в долговое.
Ведь, кредитный билет – это вексель.
И мы «подмахиваем», «жарим» векселя.
Сегодня подмахивали на сто рублей – за пятьдесят.
Завтра будем подмахивать за сорок.
Скоро – за четыре, за два рубля.
– День да ночь – сутки прочь.
Лишь бы сегодня прожить.
Лишь бы сегодня пожрать.
И кто же это делает?
Страна, полная богатств.
Страна, полная людей, сильных, здоровых, могучих, которые жаждут жизни, труда.
И когда? Когда?
Мы никогда ещё не выходили на историческую арену так, как выйдем теперь, завтра.
Трезвыми и свободными.
Что сделает в мире трезвая и свободная Россия!
Какая будущность нас ждёт! Ждёт эту новую Россию.
И мы её режем.
Мы заковываем в цепи, которые куются на этих проклятых, без умолку работающих мусорные кредитки машинах, – заковываем в цепи нищеты, неоплатных долгов, разорения.
Рабства.
Ибо нищета всегда рабство.
Для спасения новой России, как для спасения всякой страны, всякого строя, всякого режима, одно средство:
– Деньги.
Заём.
Прекратить работу проклятых машин.
Займом выловить часть наших векселей.
Чтоб повысить их цену.
Чтоб не писать каждую минуту новых.
III
Цена нашего спасения?
Шесть миллиардов.
– Это было бы совсем хорошо.
Я привожу не свои слова.
У нас собрали всего один.
Остальные пять у вас оставались в карманах.
Но потому, что собрано всего один, эти оставшиеся у вас пять миллиардов стоят всего два с половиной!
Два с половиной миллиарда вы потеряли.
Вы обесценили собственные же деньги.
Выгодная финансовая операция!
Вас истинно можно поздравить.
IV
В первый день Пасхи, на заседании комитета по распространению займа, бритый молодой человек английской складки г-н Терещенко говорил застенчиво, – быть может оттого, что он был вновь министром:
– Заём должен быть принят не только сочувственно. Этого мало. Он должен быть принят с энтузиазмом.
Прекрасное, горячее чувство!