За кофе выяснилось, что Наташа почти не спала эту ночь. Она вообще плохо спит. А тут привезла Кирюшу около двух. Легла в кровать. И никак не могла уснуть. Вспомнила, что у них гостит писатель. Встала, сходила за книгой в гостиную. Вернулась в постель и начала читать отдельными кусками. Увлеклась. И так почти до рассвета. Потом всё же удалось вздремнуть часик-другой.
Пока Наташа рассказывала своим приятным, слегка вибрирующим от волнения голосом, Макс попытался внимательно разглядеть хозяйку. Для сорокалетней женщины та выглядела вполне завидно. Типичный образ бывшей солистки какого-нибудь популярного ансамбля русской песни и пляски. Округлое скуластое лицо с большими серыми глазами. Густые, вьющиеся крупными кольцами, золотистые волосы, спадающие на плечи. Фигура с девичьими бёдрами, выраженной талией и аккуратным небольшим животиком. И груди – крупные, налитые, с морщинистой и желтоватой кожицей. Как у печёного яблока. И выпирающие из прорези лёгкой трикотажной кофточки.
– Это Игорь непонятно откуда, – неожиданно резко и, казалось, невпопад, с иронией заметила Наташа. – А я родилась и выросла в Ленинграде, – подливая гостю из прозрачной колбы очередную порцию кофе.
Затем последовал монолог. В голосе Наташи не было уверенности, что надо рассказывать Максу то, что она начала рассказывать. Поэтому, наверное, с трудом подбирала слова. И получалось так, будто думала вслух.
Из монолога выяснилось, что большую часть жизни Наташа проработала в Питере. Была директором Дома культуры большого завода. Окружение составляли, за редким исключением, образованные, воспитанные, культурные люди, и большинство из них – коренные ленинградцы. Это здесь её окружают «наши», бывшие некогда «скобарями», а вот нынче они же – преуспевающие американцы. Хотя не все, конечно, «скобари». И не все – преуспевающие. Есть даже вполне приличные люди. Но их так мало, так мало…
Потом Наташа замолчала, глядя Максу прямо в глаза.
И Макс смотрел тоже прямо в глаза. При этом ему показалось довольно странным, что уже больше суток находится по другую сторону океана, а ощущение такое, что никуда из Питера не улетал. Что сидит перед ним довольно обыкновенная русская женщина. Что наверняка она обременена не только повседневными житейскими заботами, но и целым ворохом чисто национальных комплексов и недостатков. Что наверняка предстоит отсмотреть фильм из бесконечного сериала под общим названием «Это мы – русские люди». Только действие происходит не на просторах отечества, а на Staten Island. И не в коммуналке на Лиговке или Большой Пушкарской, а на роскошной белокаменной вилле. И герои не торгуют просроченной колбасой на Сенной площади. И не просиживают штаны и юбки в хиреющих КБ, получая за «адский» труд сущие гроши. И этих грошей мужьям едва хватает на дешёвый армянский «коньяк», разлитый в подворотнях, окружающих ту же Сенную площадь. А жёнам едва хватает на «фирменные» колготки, изготовленные предприимчивыми турками или китайцами.
Незаметно солнце показалось над крышами соседних особняков, продолжая уверенно карабкаться к зениту.
– Извините, конечно, но я так ничего толком из вашего романа не поняла, – неожиданно заявила хозяйка. Теперь она стояла у плиты и курила, пуская дым в вытяжку. – Ерунда какая-то. Хотя написано, соглашусь, бойко. Есть отдельные фразы… даже мысли…
После чего Наташа заметила, что, возможно, её мнение о творчестве собеседника, а тем более гостя, звучит бестактно. Возможно, надо говорить как-то по-другому. Возможно, он, Макс, не привык к открытой критике. Возможно даже, она ошибается, потому что ничего, кроме обыкновенного читателя, собой не представляет. И всё равно любопытно, что это за творческие замыслы подвигли автора на создание романа с таким названием, как «Желанная». Вот раньше-то романы называли «Война и мир». Или «Преступление и наказание». «Тихий Дон», наконец. А тут как-то мелковато, банально, извините, пошло…
Заметим сразу, Макс был автором достаточно опытным. За плечами реальная литературная школа. Учился не абы у кого – у настоящих мастеров. Поэтому всегда был готов услышать о своих текстах мнение обычных читателей, располагающееся в диапазоне от безудержного восторга до полного отрицания. Да, конечно, читатель всегда прав. Но и автор тоже всегда прав. И совсем не обязательно быть при этом взаимно вежливыми. Хотя и желательно.
– А я-то хоть вам понравился? – шутливо спросил Макс, помогая хозяйке уйти от затеянного ею разговора. Уже чувствовалось, что хозяйке этот разговор перестаёт нравиться. Наташа ввернула сигарету в дно чёрной пепельницы, подошла к столу и произнесла, тоже шутливо:
– Разве вы не из тех мужчин, которые абсолютно уверены, что просто не могут не понравиться женщине? – и добавила после короткой паузы: – Тем более если женщина в определённом возрасте. Если при этом её отнюдь не распирает от счастья. Если она продолжает ждать от судьбы пускай не подарка, то хотя бы сюрприза. Согласитесь, и в России таких женщин немало?
– Трудно не согласиться, – всё так же шутливо. – Потому что другие женщины в России попадаются куда реже, чем потерянные кошельки на асфальте.
Сидение в кухне не могло тянуться без конца. Наташа сказала, что у неё дела на другом конце острова и она может подбросить Макса до пристани. Оттуда ходят Ferry. Это такой паром – челноком соединяет Staten Island с Manhattan.
Минут через пятнадцать они сидели в новенькой бежевой Toyota, выруливая из проулка на широкую улицу, которая стекала в сторону пристани серой асфальтовой рекой.
За рулём Наташа смотрелась опытной амазонкой в седле на молодом, но хорошо объезженном скакуне. Её движения рук и ног напоминали движения робота, не знающего ошибок. Наверное, поэтому разговор между ними вспыхнул с новым энтузиазмом. Точно огонёк от зажигалки. При этом Наташа достала её из бардачка и прикурила тонкую чёрную сигарету.
– Вот я сказала, что мне не понравилась ваша книга. Пожалуй, это действительно так. Но что любопытно – ваша «Желанная» у меня из головы не выходит. И из сердца тоже, черт возьми, не выходит… Задела… За живое задела…
Тут Макс тоже признался, что не менее любопытно, что самые благодарные читатели его прозаических книг, как это для него ни странно, – женщины. Причём самые разные – независимо от возраста, цвета волос и кожи, воспитания и образованности, профессии и сексуальной ориентации.
– По-моему, ничего странного в этом нет. Любой женщине всегда интересно узнать о мужчинах что-нибудь новенькое, что-нибудь этакое.
– Интересно, а что новенького узнали для себя вы, Наташа? – не удержался и спросил Макс.
– Да сколько угодно. Вот я никак не могу понять, почему так много современных мужчин предпочитают вообще не добиваться женщины. Куда подевались длительные ухаживания, так прекрасно описанные прежними литераторами? Где те господа, что задаривали возлюбленных охапками роз и россыпями бриллиантов? Покажите мне нынешнего Отелло, готового задушить любимую за одни только глупые подозрения в неверности… – И сама же ответила: – Неизвестно, куда подевались… Нет и в помине больше настоящих ухажёров… И нынешние Отелло терпят измены жён с покорностью, извините, содержанцев…
– С покорностью кого? – переспросил Макс.
– Содержанцев, – едко. – А всё почему? – повернула голову в сторону Макса.
– Почему?
– Да потому, что все нынешние мужчины, чуть что, предпочитают самый простой способ удовлетворения сексуальных влечений – мас-тур-ба-цию! – именно по слогам. – Будто прыщавые старшеклассники. Или студентики с вечно пустыми желудками и карманами… Да с какими-нибудь физическими изъянами… – почти зло. – Что, разве я не права?
Макс помолчал, потом произнёс, точно заученный текст:
– А для меня в своё время было открытием, что большинство женщин даже не подозревают, что немалое число их мужчин в той или иной степени занимаются самоудовлетворением на протяжении всей жизни. Только представить, сколько женщин могло в корне изменить модель собственного поведения в постели, да ещё и с самых первых занятий любовью с мужчиной… – и, выдержав паузу: – Всё же, надеюсь, мои тексты не об этом?
– Господи, да о чём же?..
Вопрос так и повис в прохладном воздухе, струящемся из кондиционера. Машина резко затормозила у тротуара, ведущего к причалу.
Макс поблагодарил Наташу и покинул автомобиль, отметив про себя, что в её глазах впервые за утро появился хоть какой-то блеск.
И бодро зашагал в сторону входа в помещение причала с одной только мыслью: «Не исключено, что я её выебу…» И продолжал при этом с удовольствием ощущать ласки нежаркого ещё солнца. И прелесть лёгкого морского ветерка, тянувшего со стороны далёких небоскрёбов Manhattan. Те колебались в мареве, напоминая гигантские образования горного хрусталя…
Весна 1998-го. Санкт-Петербург
Жили так. Их часть старинной финской дачи напоминала банку со шпротами. В «большой» комнате обитали пасынок Жека и два волнистых попугайчика – Чика и Мика. В «дальней» комнате проживала молодая семья – дочь Катя, зять Эдик и пятилетняя внучка Машуля. В спальной комнате – служила одновременно писательским кабинетом – обретались они с Дашей.
И вместе со всеми – ещё три собаки. Пожилая болонка Жулька. Её сынок Филя, произведённый на свет божий от соседского королевского пуделя. И молодой ушастый кобель Лайм – английский кокер-спаниель.
И ещё громадный сибирский кот Атос. Именно его все любили больше всех. В ответ кот пользовался общей любовью самым бесстыдным образом.
Вот тогда-то Макс решил соорудить в комнате, на высоте двух метров, деревенские полати – спальное для них с Дашей ложе. Под полатями был поставлен стол. На столе – его писательский компьютер, четыреста восемьдесят шестой Packard Bell «белой» сборки.
Теперь их часть дома уже не напоминала банку со шпротами. Пасынок Жека окончил среднюю школу, поступил в институт и перебрался жить к «бабуле», на Васильевский остров.
Вместе с Жекой в городскую квартиру переехали волнистые попугайчики.
Дочь Катя сначала укатила на Урал, к бабушке с дедом, его, Макса, родителям. Мотив был серьёзный – лучше подготовиться к госэкзаменам. Правда, закончилось это разрывом с Эдиком и одновременно – замужеством с Антоном. С новым зятем Макс пока не имеет чести быть знаком лично, для него Антон – самая настоящая загадка.
Ушастого кобеля Лайма пришлось вернуть Кирпичникову. Это было одно из самых тяжких и принципиальных условий Дашиного развода с Кирпичниковым, её вторым законным супругом.
Кот Атос сцепился в неравной схватке с соседским ротвейлером. Закончилось тем, что ротвейлер покусал коту хвост. Казалось, ничего страшного, но вскоре у Атоса возник сепсис, и никакие уколы и таблетки общему любимцу не помогли.
Ещё более грустная история случилась с Филей на глазах всего их семейства. Был прохладный апрельский вечер. Отправились на прогулку к Финскому заливу. Жулька вышагивала подле Эдика, пасынок вел Лайма, а Филю вела на поводке пятилетняя Машуля. Неожиданно со стороны придорожной забегаловки появилась не совсем трезвая парочка. Это были краснорожий плюгавый дядечка с тупой рожей и высокая тощая дама с фиолетовым украшением под левым глазом. Около них крутился громадный лохматый кобель с оторванным ухом.
Филя, завидев кобеля, вырвался из рук внучки и кинулся навстречу. Для него это было характерно – знакомиться с каждой новой собакой, пытаться с ней подружиться и поиграть. И ведь сколько предупреждали Филю, что нельзя быть таким простодушным. Что вокруг немало существ истинно злобных, жестоких и беспощадных. Что в поисках друзей надо быть очень разборчивым и осторожным. Как его мама Жулька – редкая в этом смысле дама.
Впрочем, чего теперь-то об этом. У Фили на этот счёт было собственное непоколебимое мнение.
Филя подскочил к громадному лохматому кобелю, встал на задние лапы, показывая всем своим видом исключительное дружелюбие. Кобель опустил злобную морду, глянул на Филю мутными красными глазками как на придурка и вонзил клыки в Филин загривок.
И оторвал от земли. И тряхнул. И Филя при этом не успел даже пикнуть.
…Филя умирал на руках Макса. Из раны на шее струилась кровь. Филя смотрел большими чёрными пуговками, будто только в сие мгновение осознал, как он жестоко ошибался и надо было слушаться мудрого хозяина.
И словно умолял его совершить чудо и поправить непоправимое.
И словно никак не мог взять в толк, почему Максу, человеку, этого не дано?